Двуглавый. Книга вторая

— Нетрудно исцелять, когда видишь страдания человека и понимаешь, где у него болит, — объясняла Эмма Витольдовна, надо отдать ей должное, просто и доступно. — Но избавление от боли далеко не всегда становится избавлением от болезни. Именно здесь и необходим высший вид целительства — умение узнать и понять, чем человек болен и исцелять его правильно даже в тех случаях, когда болезнь протекает без видимых или ощутимых проявлений. Сумеете ли вы, Виктор Михайлович, заниматься целительством высшего вида, нам с вами ещё предстоит установить. Если я увижу ваши к тому способности, мы продолжим ваше обучение, если же нет, практиковать целительство низшего вида вы можете уже сейчас. Итак, Виктор Михайлович, будем выявлять вашу способность к правильному исцелению?

— Будем, Эмма Витольдовна, — согласился тёзка.

Глава 6 Больше знаний — больше вопросов

Процедура выявления у дворянина Елисеева способностей к правильному, как выразилась госпожа Кошельная, исцелению нас с тёзкой, не буду скрывать, удивила. Сначала Эмма Витольдовна попросила тёзку снять наручные часы и пиджак. Опасливо и неодобрительно покосившись на пистолет в подмышечной кобуре, избавиться и от него она тем не менее не потребовала, зато тёзке пришлось закатать рукава рубашки. Затем хозяйка кабинета усадила посетителя в кресло, подозрительно напоминавшее те, что стоят у зубных врачей, настроила высоту подголовника и попросила по возможности расслабиться. Выждав с полминуты, Эмма Витольдовна принялась аккуратненько, кончиками пальцев, ощупывать тёзкины руки от запястий до локтей — сначала правую, затем левую. Делала она это, беззвучно шевеля губами, будто проговаривая про себя последовательность манипуляций, чтобы не ошибиться. Закончив с этим, госпожа Кошельная приветливо улыбнулась, отчего вся её напускная важность моментом исчезла, и поинтересовалась у дворянина Елисеева, есть ли у него близкие родственники, имеющие способности к целительству. Наличие такой родни тёзка признал, не уточнив, однако, о ком именно идёт речь. Эмма Витольдовна удовлетворённо кивнула, мол, так я и знала, и продолжила ощупывание, на сей раз занявшись кистями рук, особое внимание уделяя ладоням и пальцам. Снова коротенький перерыв, и снова ловкие пальчики принялись изучать кандидата в целители. Теперь госпожа Кошельная встала позади кресла и её пальцы прошлись тёзке по вискам и затылку, вызвав у нас неоднозначную реакцию — я находил действия женщины приятными и пытался представить, насколько было бы хорошо, если бы они продолжились и на других частях нашего с тёзкой тела, не будем уточнять, каких именно, а вот дворянина Елисеева почему-то потянуло в сон.

Получив разрешение встать и одеться, тёзка для начала пару раз энергично махнул руками, сбрасывая с себя сонливость, что, кстати, даме тоже понравилось, судя по очередному довольному кивку и мимолётной улыбке, на мгновение вернувшей женщине её тщательно скрываемую миловидность.

— Превосходно, Виктор Михайлович, просто превосходно! — госпожа Кошельная явственным образом воодушевилась результатами осмотра. — Ваша готовность к овладению высшим видом целительства даже намного выше, чем у моего лучшего до сих пор ученика!

— Прошу прощения, Эмма Витольдовна, вы сейчас не Николая Михальцова упомянули? — самое интересное, что я и сам, услышав про лучшего ученика, почему-то подумал о том же персонаже, но дворянин Елисеев не постеснялся спросить напрямую.

— Да, о нём, — с удивлением подтвердила женщина. — А вы его знаете?

— Знакомы, — углубляться в подробности тёзка опять не стал.

— Мой лучший ученик и моё сильнейшее разочарование, — в этот раз улыбка у дамы получилась какой-то грустной. — Свои выдающиеся способности к высшему целительству Николаша развивать просто отказался, вы только представьте!

Да, вот что значит правильно себя поставить… Николай Михальцов, если тёзка ничего не путал, был старше него лет на шесть, но он так и остался для Кошельной Николашей, а дворянин Елисеев сразу проходил у неё Виктором Михайловичем. Впрочем, мы оба прекрасно понимали, что главной причиной столь почтительного отношения стало личное участие тёзки во вразумлении потерявшего берега институтского руководства.

— Он тогда сказал, что и на своём уровне получит от целительства столько денег, что на хорошую жизнь ему их будет довольно, — продолжила жаловаться Эмма Витольдовна. — Разочаровал меня Николаша ленью своей и жадностью, что теперь сказать, разочаровал… Надеюсь, вы, Виктор Михайлович, по этой дорожке не пойдёте?

— Я, Эмма Витольдовна, как источник дохода целительство не рассматриваю, — под пристальным тёзкиным взглядом госпожа Кошельная заметно стушевалась. Ну да, осуждает Михальцова за жадность, при этом сама возмещает казне упущенную, а точнее украденную выгоду. Ею самой же и украденную, прошу заметить. Да, не она одна здесь такая, но в любом случае праведный гнев в исполнении Эммы Витольдовны смотрелся сейчас, скажем прямо, не шибко убедительно.

Впрочем, несовпадение между словами и делами госпожи Кошельной на её профессионализме никак не сказывалось, и от выявления тёзкиных способностей и возможностей она быстро перешла к выдаче указаний по их совершенствованию. После того дня дворянину Елисееву пришлось чередовать чтение служебной документации не только с университетскими учебниками, но и с книгами по медицине, периодически заглядывая в Михайловский институт, чтобы показывать Эмме Витольдовне темпы усвоения новых знаний.

А что вы хотите? Чтобы успешно излечивать болезни, а также понимать, стоит ли вообще связываться с данным конкретным больным или же со всеми извинениями отправить его к настоящим учёным докторам, надо иметь правильное представление о том, как человеческий организм устроен, что, как и почему в нём работает. Какие-то совсем уж начальные азы по этой части тёзка получил ещё в кадетском корпусе, что-то узнал потом из читанных ради интереса книг и журналов, а теперь вот дошло и до более серьёзной литературы. Впрочем, для молодого и незакоснелого ума дворянина Елисеева, к тому же натренированного изучением права с его взаимоувязанными законами и нормами, в сочетании с разумом человека, успевшего не только хорошо познакомиться с лечением всяческих болячек на собственном опыте, но и поторговать лекарствами, да и обладающего куда более обширными познаниями в медицине, пусть и на уровне хорошо информированного дилетанта, лишняя учебная нагрузка какой-то очень уж тяжёлой не стала.

Убедившись уже через недолгое время в том, что подающий надежды ученик усвоил необходимые начальные знания, Эмма Витольдовна перешла к практическим занятиям, причём сама же и стала первым для дворянина Елисеева учебным пособием. Именно на ней тёзка учился брать человека за руку и через такой контакт подключать своё внутреннее зрение, а затем уже с его помощью находить тот или иной орган человеческого тела, видеть и оценивать его состояние. Это дворянин Елисеев освоил довольно быстро, но для изучения и отработки целительных техник организм госпожи Кошельной никак не годился, поскольку отличалась та госпожа крепким и почти что абсолютным здоровьем. Я даже посоветовал тёзке поинтересоваться в секретном отделении, от чего скончался её муж, а то как-то даже подозрительно смотрелось, что с такими способностями Эмма Витольдовна о своём здоровье позаботилась, и вполне себе успешно, а супругу помочь почему-то не смогла. Или всё же не захотела?

Дворянин Елисеев по окончании занятия так и поступил, но в секретном отделении его успокоили — Даниил Аркадьевич Кошельный, оказывается, был старше супруги аж на двадцать девять лет, и на момент его смерти от почечной недостаточности Эмму Витольдовну в использовании целительских практик ещё не заметили. Видимо, именно смерть мужа и запустила у вдовы какие-то процессы, что привели её в итоге к осознанию своих способностей…

— Слушай, дружище, ты ничего странного в этой твоей учёбе не видишь? — спросил я тёзку после очередного практического занятия. Поскольку коммерческую деятельность Михайловского института в области целительства после судебного процесса привели в порядок, в целительских техниках дворянин Елисеев практиковался в институтской платной лечебнице. Пока что госпожа Кошельная занималась с ним отработкой диагностики, если, конечно, это можно так назвать. Смысл того, что Эмма Витольдовна именовала диагностикой, состоял в том, что требовалось найти орган, поражённый болезнью или ещё каким нежелательным воздействием, и определить, позволяет ли степень того поражения справиться с ним целительскими методами или стоит немедленно обратиться к специалистам в области современной научной медицины.

— Да нет, наверное… — отдам тёзке должное, прежде чем ответить, он какое-то время подумал. Лезть в его мысли я не стал, принципиальной надобности в том не усмотрев. — А что тут смешного? — не понял он мою реакцию.

— Хочешь сломать мозги иностранцу, дословно переведи ему фразу «Да нет, наверное» и попроси её истолковать, — хмыкнул я.

Тёзка снова задумался, ненадолго, потом понимающе хихикнул и снова вернулся к серьёзному настроению.

— А ты что, заметил что-то такое? — выдал он контрвопрос.

— Сам смотри, — принялся я терзать товарища своими подозрениями. — Сколько ты тут уже ума набираешься?

— Почти три месяца, — не замедлил с ответом тёзка. — Да ты же и сам знаешь!

— Это-то я знаю, — согласился я. — А вот чего пока не знаю, так это в чём истинный смысл твоего обучения. Ты что, всерьёз полагаешь, что Денневитцу в твоём лице так уж необходим такой весь из себя супермен, да ещё мастер на все руки?

— Супермен? — не понял тёзка.

— «Сверхчеловек» по-английски, — пояснил я. — Популярный в моём мире персонаж американской массовой культуры. Летать умел, спасал симпатичных девиц, ну и весь мир заодно, — чтобы тёзке стало понятнее, я вспомнил несколько кусков из виденного когда-то кино.