Двуликий бог. Книга 2
Шрифт:
Когда я очнулась, то подумала, что, должно быть, бесконечно долго пролежала в забытьи. Каково же было моё удивление, когда я обнаружила себя почти в том же моменте времени. Правда, Хельга уже успела разделить нас с малышом, и теперь его, завёрнутого в мягкую тёплую ткань, держала на руках одна из служанок, но он всё так же был окровавлен, всё так же кричал. Лекарь склонилась надо мной, снова обтёрла лицо и шею. В нос ударил запах диких горьких трав, и я слабо поморщилась.
— Дай… Дай мне его, Хельга… Дай мне моё дитя, — с трудом просипела я, потому что сорванный голос не подчинялся мне. Женщина с материнской заботой приподняла мою голову и плечи, влила в губы целебный отвар. Меня начало клонить в сон, мир поплыл, но я упрямо сопротивлялась действию морока.
— Нельзя, госпожа, — вполголоса пояснила лекарь, бережно укладывая
— Что значит нельзя?! — воскликнула я, насколько позволило измученное горло, но в ту же минуту двери с шумом распахнулись, и в покои вошёл Локи. Он двигался размеренно, голову держал высоко и совершенно ничем не выдавал своего смятения, хотя сосредоточенное лицо его оставалось бледным, как смерть. По усталым потерянным глазам я догадалась, что и он не сомкнул их этой ночью. Качнувшись, повелитель подошёл ближе, остановился у лежавшего подле его ног младенца, опустил взгляд.
— Это мальчик, повелитель, — поклонившись и едва заметно улыбнувшись, поведала Хельга и сделала несколько шагов назад, подобно служанке. Все расступились перед господином, лишь я одна со страхом и непониманием взирала на происходящее, чуть помутившись рассудком после всего пережитого. Даже смысл сказанного дошёл до меня с опозданием. «Мальчик… Мой сын… Я родила Локи сына…» По щекам снова потекли горячие слёзы, мешая смотреть. Губы бога огня сложились в улыбку, полную торжества, он присел на корточки и взял на руки своего кричащего сына. Едва он сделал это и распрямился, как ребёнок затих. Я так удивилась, что снова нашла в себе силы оторвать голову от подушек.
Молоденькая служанка, та самая, что оставила моего малыша на полу, приблизилась к господину, не поднимая головы, поднесла ему большую чашу, полную воды. Даже не взглянув на неё, Локи омыл ребёнка, принял у Хельги чистую ткань, твёрдой рукой укутал сопящего сына. С тонких губ всё это время не сходила улыбка, полная трогательной нежности. Он склонил голову к мальчику, всмотрелся в его глаза, точно что-то обдумывая.
— Глаза чёрные, как ночь, — наконец, удивлённо прошептал он, не отводя взора от новорождённого. Сморщенная ручка потянулась к его лицу, лукавый ас усмехнулся. — Твоё имя Нарви, — произнёс уже громче, во всеуслышание, и все присутствующие склонились в едином трепетном порыве. Я улыбнулась сквозь слёзы. Мой сын в надёжных и тёплых руках своего отца, он дал ему имя, теперь всё непременно будет хорошо. — Объявите по всему чертогу, что родился здоровый наследник. Пусть Рагна раздаст золото всем без исключения и пусть все молят провидение о благополучии моего сына. А теперь оставьте нас. Нет, ты задержись, Хельга.
Покачивая на руках затихшее дитя, Локи приблизился к моей постели, присел с моей стороны, высвободив одну руку, с любовью погладил меня по щеке. Я смотрела на него из-под полуприкрытых век, но почти не видела. Я утомилась, и вдобавок зелье лекаря успокаивало и усыпляло меня. Я уже не находила сил ему воспротивиться.
— Как госпожа, Хельга? — спросил он, повернувшись к прислужнице, хотя его тёплая, чуть шероховатая ладонь всё ещё нежно скользила по моему пылающему лицу.
— Роды прошли благополучно, повелитель, самочувствие матери и ребёнка не вызывают у меня опасений. Позвольте поздравить Вас с рождением чудесного крепкого сына, — губы Локи тронула гордая самодовольная усмешка, он ничего не ответил, но протянул лекарю руку в знак своего снисхождения и расположения. Прислужница поклонилась, затем робко приподняла подбородок и обратила на него непонимающий взгляд.
— Возьми, — велел хозяин пламенного чертога, согнув все пальцы кроме того, на котором красовался драгоценный золотой перстень с крупным смарагдом. — Он твой, — Хельга поколебалась, смущённо склонила голову ещё ниже. — Ну! Я жду, — глаза грозного властелина сверкнули ярче, чем бесценный камень в кольце. Лекарь вздрогнула и сняла перстень с пальца, с почтением поблагодарила господина и, слегка покраснев, отошла. Это было последнее, что я запомнила. Веки сомкнулись, и я погрузилась в забытьё.
Надо признать, что чары Хельги подействовали на меня самым лучшим образом и наряду с крепким безмятежным сном позволили восстановить силы. Проснувшись бодрой
и счастливой, я прежде всего попросила принести моего сына, ведь по насмешке судьбы я осталась единственной, казалось, кому так и не довелось взять на руки родившегося ребёнка. К моему удивлению, трапеза и ароматное лекарство появились в моей опочивальне раньше, чем желанный сын, и я уже успела расправиться и с тем, и с другим, окончательно повеселеть и сесть в постели, когда в двери постучали, и на пороге покоев объявился Локи, всё ещё усталый и бледный, но неизменно решительный и самодовольный. Вслед за ним, укачивая на руках дитя, вошла служанка средних лет, поклонилась, не поднимая глаз, и задержалась в нескольких шагах от повелителя.— Кто это? — я не сумела сдержать стальную холодность в голосе — меня нервировало то, что мой сын находится в руках другой женщины, когда ещё не побывал у матери. Тем более, женщины незнакомой. Должна признать, незнакомка обладала приятной наружностью и добрым лицом, была похожа на Асту с одной стороны, и на Хельгу — с другой. Она оказалась невысока, но очень здорова и крепка, глаза её светились, кожа сияла, и я с подозрением отметила, что она уж слишком хороша и довольна жизнью для служанки. Но, впрочем, многочисленные морщинки, залёгшие в уголках глаз и губ, а также на лбу, рассудительность и спокойствие взора, почтительность и понимание придавали ей материнские черты умудрённой опытом асиньи, что роднило её с лекарем.
— Рад, что тебе лучше, — поприветствовал меня Локи своей лучезарной и в то же время обольстительной улыбкой, против которой мало кто мог устоять. Он неторопливо приблизился, присел рядом со мной, коротким жестом подозвал служанку. — Это Лив. Или как там тебя?.. Лива? — пренебрежение, с которым бог огня обращался к ней, отчего-то успокоило и даже немного расположило меня к незнакомке. — Кормилица и сиделка. Теперь она в твоём распоряжении, будет помогать тебе…
— Мне не нужна кормилица, — перебила я супруга, взглянув на него со всей строгостью оскорблённого взора, на какую была способна, и сердито поджав губы. Лукавый ас поглядел на меня с умилением и усмехнулся, точно я натолкнула его на какую-то очень забавную мысль. — Дай моего сына, — в голосе снова мелькнули ледяные нотки, я это ощущала, но ничего не могла поделать с собой. Лив помедлила, искоса взглянула на господина, дождалась, пока Локи кивнёт в знак согласия, чем окончательно вывела меня из себя, и только потом бережно передала мне сына. — А теперь пошла прочь, — велела я и тут же забыла о существовании нежеланный помощницы, потому что в дрогнувших от трепетной нежности руках наконец-то оказалось моё безмятежно спящее дитя — самое красивое и любимое в девяти мирах.
— Оставь нас, — подтвердил бог обмана, махнув рукой. Кормилица поклонилась и вышла, и только тогда я смогла вздохнуть спокойно. Некоторое время мы молчали. Я не сводила глаз с сына, а Локи — с меня, я это чувствовала и улыбалась уголками губ. Какое же это было счастье — наконец-то взять на руки своё дитя, робко прижать его к груди, рассмотреть каждую чёрточку миниатюрного лица: тонкие золотистые реснички и едва наметившиеся бровки, маленький, смешно вздёрнутый носик и узкие губки, точь-в-точь как у отца. Он был такой крошечный и беззащитный и в то же время удивительно спокойный. Губы его неосознанно улыбались, но это была совсем другая улыбка, не такая, как у взрослых, не обращённая к кому-нибудь или чему-нибудь конкретно.
— Ты такой смешной, — прошептала я и рассмеялась от переполнявшего меня восторга. Так много разных сильных чувств и ощущений владели мной в тот миг, что я не могла сдержаться, да и не видела в этом необходимости. — Нарви, сынок… — нежно протянула я, после чего коснулась кончиком носа его лба, вдохнула запах своего ребёнка — самый сладкий из всех существующих. — Почему Нарви, Локи? Что это значит?
— Нарви звали одного из древних йотунов, он породил ночь, — пояснил супруг, с любящей улыбкой наблюдая за нами. Я знала, что и он был очень счастлив в тот день, несмотря на усталость и недосып. Мягкий ласковый голос его растекался, как мёд, глаза были светлыми, радостными, искрящимися на солнце, а он сам — открытым, расслабленным. — Посмотришь в его глаза и сама всё поймёшь, — я сгорала от любопытства, но ни за что бы не решилась нарушить сладкий сон своего сына. Напротив, я готова была укрыть его от любой напасти, всю себя ему отдать, лишь бы он был спокоен и счастлив. Улыбнувшись, я теснее прижала к себе желанное дитя.