Двуликий бог. Книга 2

Локи ничуть не смутило моё смятение. Его бесстыдство и самонадеянность не знали границ, что по иронии делало господина великолепным любовником. Повелитель лишь насмешливым характерным жестом изогнул и приподнял бровь, точно спрашивал, готова ли я сдаться и отступить. Во мне боролись смущение и упрямство, а также уязвлённая гордость. Если уж я сумела выявить слабости, с помощью которых изредка пыталась манипулировать богом огня, то и он не собирался уступать мне в этом умении. И я согласилась. Казалось, это неожиданное решение удивило супруга даже сильнее, нежели саму меня. Видимо, моё любопытство и жажда новых ощущений распространялись не только на Йотунхейм.

Ночью мне пришлось заплатить высокую цену. Однако, несмотря на то, что она сократилась почти вдвое, я спала таким крепким сном, что сумела отдохнуть и чувствовала себя наилучшим образом. Самым ранним утром золотой чертог пришёл в движение. Я отправилась к Дьярви — словно в издёвку надо мной Локи решил, что, раз я так стремлюсь принять участие в их переодевании, то на один день стану мальчишкой-слугой. Я не спорила, спонтанное решение господина даже развлекло и заинтересовало меня. Никогда прежде мне не доводилось носить мужскую одежду и уж тем более выдавать себя за кого-то другого. Портной подгонял под меня простые вещи, позаимствованные у Варди, так как среди слуг он был одним из немногих, кто больше всего приближался ко мне телосложением. Грубая ткань чуть раздражала нежную кожу, но в остальном одежда оказалась удобнее узких платьев с длинными подолами.

Правда Хельге пришлось туго перетянуть мне грудь, а Асте собрать и заплести в крепкий узел волосы, чтобы затем спрятать их под шапку. В остальном мальчишка из меня вышел очень даже неплохой: свободная полотняная рубаха, перетянутая пояском из коричневой кожи в тон таким же кожаным башмакам, чуть, правда, мне великоватым, полотняные штаны и вымазанное каким-то травяным отваром тело. Его изготовила лекарь, когда Локи заметил, что я слишком светлокожая и холёная для слуги. Все украшения пришлось оставить в ларце, вверенном Иде, даже излюбленное кольцо с огненным рубином, без которого я чувствовала себя совсем уж голой и беззащитной. Бог обмана остался доволен моим перевоплощением, лишь с насмешкой добавил, чтобы я не задирала нос. Что дозволено госпоже, не прощается слуге.

Локи сновал по своему чертогу в очень похожих на мои одеждах — простых и удобных. Не нашлось места ни редким цветам, ни дорогостоящим тонким тканям, ни золотой нити, так что они и вовсе походили на нижние или ночные. Роскошные огненные волосы бога лукавства были заплетены в широкую косу, но непослушные прядки всё равно выбивались то тут, то там. Как и у меня, на руках Локи отсутствовали и перстни, и браслеты, зато покачивался пояс на бёдрах, за которым скрывались несколько разной длины и размера кинжалов. Ещё один был спрятан в голенище сапога под правой рукой, и я догадалась, что предусмотрительный ас не особенно рассчитывает на благополучный исход затеянного обмана.

От небезосновательных опасений меня отвлёк звучный смех — к моему удивлению, он принадлежал женщине. На пороге пламенного дворца появились Тор и Фрейя. Ванадис, счастливая и благодарная, что ей не придётся жертвовать своей свободой и честью, взялась проводить понурого громовержца в путь и помочь ему обратиться в себя любимую. Могучий ас уже закутался во множество лёгких струящихся шёлковых складок, а на поясе у него позвякивала связка ключей. Я хохотнула, но, опомнившись, закрыла рот ладонью, склонилась. Два взгляда устремились на меня — грозный и надменный, из чего я сделала вывод, что ни ас, ни асинья не узнали меня, и искоса взглянула на Локи. Сомкнутые губы подрагивали, и он едва сдерживал смех.

Весёлый настрой не покидал легкомысленного супруга, даже когда пришёл его черёд облачиться в женский наряд, не такой богатый и яркий, как у «Фрейи», но, тем не менее, достойный сопровождавшей её подружки. Настоящая Ванадис, хохоча, надела на Тора прекрасное ожерелье, с которым почти никогда не расставалась, отдала ему и пару драгоценных перстней со своей руки. Правда, лишь один из них налез рыжебородому асу, и то только на мизинец, так что Локи пришлось одолжить ему и своих колец. Затем богиня, как могла, подпоясала Тора украшением из золотых звеньев, приладила ему на голову покрывало из почти непрозрачной ткани, чтобы скрыть густую бороду и свирепые глаза, а поверх торжественно опустила венок цветов. Я не сдержалась снова, захлебнулась смехом.

— Что за дерзкий мальчишка?! — взревел, наконец, громовержец, только сильнее раззадоривая и Локи, и меня. Я закусила губу, чтобы сдержаться, но даже боль не могла охладить моего веселья. Я даже не могла сказать, что нравилось мне больше: чудный наряд невесты, её низкий хриплый мужицкий голос или тот факт, что наивный бог и впрямь не сумел узнать меня за простой одеждой и деланной покорностью.

— Самый сообразительный среди моих подчинённых, — с улыбкой ответил повелитель, наклонив голову, чтобы и ему Фрейя помогла преобразиться. Прекраснейшая из богинь опять окинула меня взором, уже более любопытным и внимательным, и обо всём догадалась. Я видела это по её сверкнувшим глазам, по хитрой заговорщицкой усмешке. — Он поедет с нами. Нужен же Ванадис слуга? Не сопи так грозно, я ему доверяю. Мальчишка нам подыграет.

Тор хмыкнул, но спорить не стал. Асы распрощались с розовощёкой богиней любви, и мы отправились в путь. Солнце уже начало подниматься над Асгардом, и настало время выдвигаться. Особенно, если мы стремились не привлекать к себе излишнего внимания. В условленном месте Локи и Тор разделились — громовержцу не дозволялось проезжать по Биврёсту, ибо он и его колесница были так тяжелы, и от них подчас исходил такой жар, что верховные боги опасались, как бы могучий сын Одина не разрушил чудесный мост. Мы с повелителем направили коней в объезд, по длинному пути, держась в тени высоких стен крепости асов, и попались на глаза лишь Хеймдаллю, который проводил нас сухим и сдержанным кивком головы. Мы проскакали по радужному мосту, не задерживаясь, чтобы в обговорённый час встретиться с Эку-Тором.

Когда мы воссоединились снова, бог обмана придумал новую хитрость: нашептал мудрёное руническое заклятье над козлами, впряжёнными в колесницу громовержца, и те обратились в крупных грациозных кошек, которые обличали свою прекрасную владычицу. Когда козлы блеяли, окружающим слышалось мелодичное мяуканье или предупреждающее шипение. Цокот копыт заменила бесшумная поступь лап. Лишь только колесница грохотала, как прежде, что легко объяснялось неровной и трудной дорогой, которая по мере приближения к Йотунхейму становилась всё более гористой. Путь выдался долгим и утомительным, но я держала рот закрытым, не жаловалась, не напоминала о себе, только старалась отвлечься, занимала себя лицезрением прекрасных лесных массивов, горных просторов и, конечно, своих прекрасных «спутниц». Тогда я ещё не догадывалась, какие опасные приключения поджидали меня в краю великанов.

Глава 17

Жилище Трюма превзошло мои самые смелые ожидания. Грубо высеченное в камне, оно вгрызалось в горную гряду пастью волка и поражало воображение своей мощью, незыблемостью и единением с природой. Мы пробирались сквозь густые заросли леса — голодные, уставшие и замёрзшие. Ветви хлестали по лицу, кололи множеством крошечных иголок наряду с царапающими щёки снежинками. Снег лежал повсюду, укрывая каменистую почву белым полотном. Наконец-то мне довелось увидеть его своими глазами, коснуться, узнать, каково это, когда холод обжигает руки. Как и всё сущее, снег оказался чудом природы, миротворчества, но уже через четверть часа, продрогнув до конца, я утратила к нему свой живой интерес.

Локи не лукавил, когда говорил о трудностях, когда рассказывал про суровый край турсов. Страна великанов встречала нас без всякого расположения, без пощады и жалости, и я не могла представить, как вообще можно выжить в этом мире, особенно без семьи и племени. Я начинала догадываться, что сделало мужа таким несгибаемым, закалило его характер. Я украдкой взглянула на бога огня. В Йотунхейме он утратил свой неизменный беспечный и весёлый настрой, стал серьёзным, собранным. Точно такое же сосредоточение читалось и на лице Тора, с которого тот отбросил покрывало, чтобы видеть дорогу перед собой. Как бы забавно они оба ни выглядели, улавливалось в выражении их глаз нечто такое, что и меня заставляло насторожиться.