Двуликий бог. Книга 2

— Хорошее имя, благозвучное, — я обратила взгляд влюблённых глаз на статного аса, протянула к нему руку. Столько невыразимой страсти переполняло меня, что я уже не знала, кого люблю сильнее, в ком нуждаюсь больше. Однако когда оба моих мужчины были рядом со мной, я ощущала полное умиротворение и лёгкость. Локи приблизился, поймал мои пальцы и припал к ним губами в чувственном увлечённом поцелуе. — Зачем ты забрал его от меня утром, зачем унёс?..

— Затем, что ты заснула, и тебе требовалось восстановить силы, — просто отозвался он, ластясь щекой к тыльной стороне моей ладони, точно большой кот. Я высвободила руку, провела кончиками пальцев по его лицу и волосам, снова мягко улыбнулась, потому что не могла не улыбаться каждую минуту — такая радость владела мной. — Помнишь моё обещание, Сигюн? Про сына и Асгард... Ты сделала меня самым счастливым в девяти мирах, и я исполню любое твоё желание, только попроси, — супруг обратил на меня взгляд решительных глаз, а я усмехнулась своим мыслям. Локи никогда в полной мере подходил под определение милый, но в тот миг он был так трогательно мил и смущён собственными сильными чувствами и привязанностями, что на глазах у меня выступили слёзы. Я перевела дыхание, сдержала чувства, догадываясь, что обострённой восприимчивостью скорее всего обязана родам и предстоящему материнству.

— Запомни это стремление, Локи. Придёт час, и я напомню тебе о нём, — бог огня ухмыльнулся, затем раскрыл губы и хотел что-то сказать, но маленький свёрток в моих руках засопел, закряхтел и раскрыл глазёнки, с любопытством взирая на мир. С не меньшим любопытством я устремила взор на его глаза — чёрные, как у сокола. Помню, как поразили меня при первой встрече карие глаза Локи, такие редкие и удивительные для обитателей Асгарда, но сын его превзошёл отца этой деталью. Глаза Нарви действительно были тёмными, как ночь, и разница между их цветом и зрачком угадывалась только, когда на них падал солнечный свет. — Поразительные глаза! Никогда прежде не видела подобных у ребёнка. Они колдовские?..

— Не исключаю такой вероятности, — усмехнулся муж и погладил сгибом пальца сына по щеке. Тот пропыхтел в ответ нечто бессвязное и неразборчивое, вызывая смех на наших губах. Я снова обратила внимание, что бог лукавства имеет некое магнетическое влияние на своего наследника. — Однако точно сказать можно будет только с возрастом. Вернёмся к Лив, Сигюн. Ты встретила её неожиданно неласково, но я догадываюсь почему, — я хотела возразить, но Локи прервал меня коротким жёстким жестом, разрезав ладонью воздух. — Ты теперь мать, и тобой владеют страсти, которые, я надеюсь, скоро сойдут на нет. Не прерывай меня, а лучше послушай внимательно. Вы оба, как и всё здесь, принадлежите мне. И я хочу напомнить тебе, что в первую очередь и несмотря ни на что, ты — госпожа золотого чертога. Ты поддерживаешь порядок, следишь за хозяйством. Ты — мой тыл, благодаря тебе и твоей верности я всегда знаю, что враг не сумеет нанести мне предательский удар в спину. Ну, или почти всегда, — повелитель невесело усмехнулся, а я слегка скривила губы, пытаясь понять, к чему он клонит. Локи продолжал:

— Это может показаться тебе странным, но я не хочу, чтобы ты слишком погружалась в материнство. Не хочу, чтобы это стало твоей основной ролью, пусть лучше останется одной из многих других. Разумеется, ты будешь видеть Нарви когда только пожелаешь и проводить с ним столько времени, сколько сочтёшь нужным, но я прошу тебя сохранить рассудок, своё хладнокровие и предприимчивость. Ты умная асинья и уже опытная госпожа — за это я люблю тебя — поэтому избавь меня и себя от этой глупой детской ревности. Заботиться о ребёнке по части утомительной ежедневной суеты — это работа прислуги. Твоё дело — дарить сыну любовь и заниматься его воспитанием, пока у него не появится наставник. Тебе ясно, о чём я говорю?..

— Ясно, повелитель. Однако я не помню эту женщину в нашем дворце. Откуда она взялась? Я могу доверить Нарви Иде — она ласкова, внимательна, осторожна…

— Ида — сама ещё ребёнок. Но если так тебе будет спокойнее, то пусть она вьётся вокруг Лив, учится у неё, обо всем рассказывает тебе. К тому же, девчонка не кормилица.

— Я уже говорила, что не хочу, чтобы моего сына кормил кто-то ещё. Зачем это вдруг понадобилось? Я здорова, хорошо себя чувствую и не вижу проблем…

— О чём я и говорю, — перебил Локи, и тон его показался мне раздражённым, хоть мужчина и попытался это скрыть. — Ты мыслишь только понятиями ребёнка. Это пройдёт. Но подумай, что станет с тобой, если ты будешь кормить его не только днём, но и ночью? Что станет с тобой спустя много ночей без сна? Останется бледная тень моей великолепной госпожи. К тому же… — голос бога обмана лукаво дрогнул, — ночью ты понадобишься мне… — я с удивлением посмотрела на него и только спустя пару минут сообразила, что ас имеет в виду. Супруг насмешливо изогнул рыжую бровь, точно прочёл мои мысли, заставив меня смутиться, покраснеть и понять, что он абсолютно прав. Погрузившись в ребёнка без остатка, я грозилась потерять себя, совершенно забыться, отринуть качества и верного друга, и деятельной госпожи, и соблазнительной любовницы. И мне вдруг стало страшно, мной овладел почти первозданный ужас. Какое счастье, что хоть один из нас двоих сохранял здравомыслие. Стало очевидным, что с присутствием Лив придётся смириться.

Глава 15

Уже около полугода Нарви с любопытством и жадностью изучал мир вокруг себя. Сын Локи оказался ребёнком необычайным с многих разных сторон: он отличался поразительным спокойствием, много улыбался, очень быстро подрос и окреп. А ещё требовал много внимания. Сын с самых первых дней не был прихотлив, однако не выносил одиночества. Пока кто-то развлекал его, говорил, пел, смотрел в глаза, Нарви, казалось, был счастлив. Но стоило только предоставить его себе, поднимался страшный шум. Первое время мы с Идой и Лив ни на минуту не могли обрести покоя. Затем стало легче, и всё же время рядом с сыном летело так, словно его и не было вовсе. Прошли, казалось, считанные мгновения, а у маленького господина уже прорезался первый зуб.

Согласно устоям Асгарда, это знаменательное событие было настолько важным, что требовало торжества, и даже скрытный и своенравный бог огня покорился обычаю и был вынужден принять гостей и родственников в своём уединённом чертоге. Я трепетала в предвкушении встречи со своей семьёй, золотой дворец с самого раннего утра гудел, как улей, и всюду кипела и ладилась работа. Палаты сияли ярче самого солнца, повсюду пестрели и благоухали принесённые из сада цветы, сладкоголосые умелицы перебирали струны причудливых инструментов, рождая мелодии, ласкавшие слух, вторили им песнями и сказами о богах и великих воинах. Сердце ликовало, заливалось беззаботной трелью, и, несмотря на утреннюю суету, я была так счастлива, что не могла дышать.

Я пребывала в беспечной растерянности, вовсе несвойственной и недозволенной госпоже богатого многолюдного чертога, но я так редко могла позволить себе расслабиться и упиваться жизнью, текущим мгновением, что отпустила всё вокруг себя. В конце концов, для того я и воспитывала все эти месяцы и годы свою верную, безукоризненно исполнительную свиту, чтобы хоть иногда отдать власть в их цепкие руки. Я наслаждалась каждой минутой, крутилась вокруг Локи — неизменно уверенного и притягательного, разглаживала ладонями драгоценную ткань рубашки на его широких плечах, собирала волосы. Всё это было излишним: одежды и без того были безукоризненно подогнаны Дьярви под их гордого обладателя, шелковистые огненно-рыжие волосы уже были расчёсаны и красивыми мягкими волнами спадали на плечи. Однако я испытывала такую радость, будучи подле него, окружая любимого аса своей заботой, что никто не смел прервать увлечённую госпожу. Повелитель не сопротивлялся, только глядел на меня из-под полуприкрытых век и усмехался, а в золотистых на солнце глазах снова и снова вспыхивали лукавые демонические искорки.

Локи души не чаял в Нарви. Без преувеличения, он обожал своего сына. Каждую свободную минуту он проводил с ним на руках, вызывая во мне чувство ревности, приводившее в совершеннейшее замешательство: я не понимала, ревную ли мужа к сыну или наоборот. К моему большому удивлению, бог обмана оказался очень умелым отцом: он ничуть не боялся, что может навредить своему отпрыску, даже в самые первые дни его жизни, умел с завидной лёгкостью успокоить и убаюкать дитя, выкупать его, переодеть, увлечь. И всё это — с такой непринуждённой ловкостью, что порой я ощущала себя никчёмной матерью подле него. Хитрый ас только смеялся в ответ на подобные сомнения и целовал меня с пылкостью, какую можно ожидать от мальчишки, но никак не от ответственного отца, каким был ещё мгновение назад. И я таяла, забывала все свои горести.

К тому моменту, когда хозяин золотого чертога, наконец, отослал меня за сыном, внизу уже начали собираться гости — их присутствие угадывалось по возросшему шуму и суете, громким сильным голосам, беспечному смеху. Я знала, Локи спустится первым, чтобы поприветствовать их, как подобает повелителю и радушному хозяину, коим он так редко являлся. Я задержалась у Нарви. С рождения ему были отведены собственные покои в пламенном дворце. Небольшая, но уютная и светлая опочивальня прилегала к моей собственной, так сын всегда оставался рядом со мной, чтобы я не волновалась, и в то же время я располагала собственными палатами, как заблагорассудится: могла отдыхать, высыпаться, пока с Нарви оставалась Лив, могла принимать ночных гостей, если так заблагорассудится непредсказуемому господину. В общем, к чести Локи должна признать, что он очень ненавязчиво устроил жизнь самым лучшим образом для нас троих.

Я играла с ребёнком, когда деликатное покашливание за спиной прервало наш беспечный детский смех. Я с улыбкой обернулась, всё ещё держа сына на вытянутых руках над собой. Посмеивающаяся Аста напомнила мне о торжестве и пригласила спуститься к собравшимся асам и асиньям. Покраснев, я удобнее перехватила Нарви, заправила выбившуюся из замысловатой причёски прядь волос за ухо, приподняла подбородок и вышла к лестнице. Пока я миновала её, сердце птицей в клетке билось, желая взвиться ввысь, к горлу, одновременно от радости и от волнения.