Двуликий бог
Шрифт:
Скади молчала, глядя холодными голубыми глазами в лицо Всеотца. Казалось, воительница, готовившаяся к упорной и жестокой кровопролитной битве, была введена в совершеннейшее замешательство словами верховного бога и что-то серьёзно обдумывала. Один не торопил её, затих и гул асов за его спиной. Наконец, сильная всадница спешилась, потрепала верного коня по холке, печально улыбнулась.
— Моя скорбь по отцу слишком сильна и глубока, чтобы я могла думать о замужестве, — вкрадчиво повела речь мудрая дочь турса. Я вслушивалась в её голос, и сердце сковывало льдом: я предчувствовала нечто страшное, как тогда, в саду Идунн, и снова не могла объяснить себе, что именно. Всеотец поступил хитроумно и великодушно, не позволив Локи вступить в бой и убить красивую девушку — мне меньше
Губы Локи уязвлённо дрогнули, потемневшие карие глаза сверкнули гневом оскорблённого самолюбия, но это продлилось не дольше минуты. Когда Всеотец обернулся к богу огня, его лицо было спокойно, как и прежде, хотя я догадывалась, какие страсти бушевали внутри вспыльчивого мужчины в тот момент и каких усилий стоило ему это деланное спокойствие. Один лёгким наклоном головы призвал лукавого аса к себе, в центр толпы. На миг Локи задержал на величественной фигуре Всеотца высокомерный взгляд, а затем коротко кивнул в знак подчинения и исчез где-то за плечами остальных. Когда Скади вошла в Асгард и передала слугам асов своего коня, когда боги нерешительно поприветствовали её, толпа вдруг расступилась, пропуская перед собой… Локи верхом на козе Гейдрун.
На несколько мгновений я замерла, не в силах закрыть рот от удивления: до того разительной была перемена, произошедшая в моём супруге за несколько минут. Я успела позабыть, каким превосходным шутом умеет быть высокомерный гордый бог огня, если он вынужден добиваться своей цели. Сколько в нём было манерности, жеманства, сколько самоиронии, насмешки как над собой, так и над Асгардом, над богами, громко гоготавшими и не понимавшими сарказма. Локи преобразился в одно мгновение: движения его стали ловкими, лёгкими, жесты — преувеличенными, маски лица — доведёнными до абсурда. И пока Локи скакал и кувыркался, развлекая непрошенную гостью, я улыбалась, чтобы ничем не выдать себя, но чувствовала, будто судорога сковала лицо. Моя улыбка была фальшивой, ненастоящей, как и напускное шутовство Локи.
Наши с Всеотцом взгляды пересеклись, и прародитель смотрел на меня столь же серьёзно и понимающе, как и я на него. Прикрыв глаз, Один склонил голову, словно сожалея, что мне приходится стать свидетельницей этого жестокого и глупого фарса, пережить подобное унижение. Ведь во всём Асгарде только мы вдвоём, казалось, понимали, сколь неоценимую услугу оказывает обители богов надменный Локи. Насколько проще ему было бы убить Скади, нежели подобным образом развлекать развеселившуюся великаншу. Однако смерть рождала смерть. Скади пришла за Тьяцци — за Скади пришли бы другие.
Асгард был и без того втянут в непрекращающуюся войну с большей частью Йотунхейма. И если асы могли выбрать мир, поставив на кон чувство собственного достоинства одного из них, было ли это слишком высокой ценой за общий покой? Впрочем, я старалась не воспринимать происходящее как оскорбление или унижение. Напротив, безукоризненное самообладание и непревзойдённое двуличие Локи даже отчасти восхищали меня в тот миг. Превосходный шут, которому не было равных во всех девяти мирах, и правда умел нести лёгкость и заразительный смех всем разумным существам, так что вскоре Скади уже хохотала в голос вместе с асами, будто с братьями.
Казалось, мир был восстановлен, и Асгард ожидало лишь веселье и благополучие, но моё сердце всё ещё не могло сломить слой льда, заточивший его глубоко внутри себя. С самого начала меня не покидало ощущение, что Скади знает правду. Казалось, хитрая великанша прекрасно понимала, что её отца убил Локи, и сомневалась только, кто среди незнакомых асов им является. Если это действительно было так, то всё происходящее было
ложью, игрой обеих сторон, где каждый преследовал свою собственную эгоистичную цель. И мне было непонятно, кто выйдет из неё победителем, а кто — проигравшим. Я боялась узнать исход…— Хорошо, — наконец отсмеявшись, согласилась Скади, бросив своё копьё на землю, — я согласна выйти замуж за одного из асов, только хочу сама выбрать себе мужа, — и, поднявшись на ноги, красивая великанша окинула взглядом всех присутствующих. Я снова внимательно вгляделась в чужестранку. Хотя Скади улыбалась, выражение лица её ничуть не потеплело, не стало мягче, приятнее, и, хотя она смеялась, щеки её не тронул румянец, а глаза смотрели всё так же холодно и недобро. Величественная дочь Тьяцци претворялась, лукавила. Она не забыла и не простила гибели отца.
— Так и будет, — подтвердил Всеотец, провожая взглядом и лукавой улыбкой перепуганную козу Гейдрун, резво проскакавшую мимо в направлении Вальхаллы, как только её отпустили на свободу. — Однако ты будешь видеть только наши ноги, и, если выберешь того, кто уже женат, тебе придётся выбирать снова, — заинтересовавшись необычным условием Одина, Скади согласилась и на него. Верховные боги выстроились в ряд, с головой укутавшись в плащи так, чтобы остались видны одни босые стопы. Я не смогла сдержать усмешки: казалось, выбрать мужа неосмотрительнее, чем это сделала я, просто невозможно, но дочь турса превзошла меня. Великанша прошлась вдоль своих возможных женихов вперёд и назад, остановилась в нерешительности, о чём-то размышляя, а затем приблизилась к одному из них и улыбнулась.
— У кого красивы ноги, у того и всё красиво, — рассудила девушка и коснулась плеча фигуры в плаще. — Вот Бальдр, я выбираю его, — я снова тихонько рассмеялась. К счастью, ни за своего отца, ни за своего супруга я могла не переживать. Впрочем, нужно было отдать Скади должное — чувством прекрасного она не была обделена. Однако когда избранник воительницы скинул на землю плотный плащ, им оказался Ньёрд — ван по рождению, покровитель лета и морей. Ньёрд был молод и силён, прямые русые волосы его спускались ниже плеч, ясные, как спокойная морская вода, зелёные глаза смотрели на мир ласково и благосклонно, смягчая мужественные волевые черты лица.
— Я Ньёрд, Скади, бог бушующих штормов, — добродушно улыбнувшись, поправил удивлённую девушку ван. — Хочешь ли ты, чтобы я стал твоим мужем?
— Я не отказываюсь от своего выбора, — рассмеялась в ответ воительница, и впервые её лицо тронуло хоть какое-то нежное чувство, очевидно, красивый и отзывчивый бог и впрямь понравился ей с первого взгляда. Я не была этому удивлена: простой и мягкий Ньёрд умел располагать к себе окружающих. — Я вижу, ты красив и добр, а значит, будешь мне хорошим мужем, — и Скади осталась в Асгарде невестой Ньёрда и гостьей его чертогов. Остаток дня прошёл в суматохе и начале приготовлений к свадьбе бога лета с дочерью властелина зимних бурь. Ни одно другое торжество не вызывало в Асгарде столько радости, как создание нового семейного очага. Я старалась улыбаться и искренне радоваться за благодушного вана, но не могла. На душе у меня было неспокойно.
Глава 22
Я медленно поднималась по широким ступеням просторных чертогов верховного бога в сопровождении своей свиты. Извилистая нить судьбы в который раз привела меня к порогу Вальхаллы и уже не в первый раз — на свадебное торжество. Увы, сегодняшний день принадлежал не мне, однако он не становился менее важным и волнительным. Чертоги Ньёрда — разноуровневый и таинственный Ноатун — находились на высокой скале, глубоко вдававшейся в море, где-то между Асгардом и Мидгардом. Так, по крайней мере, мне казалось, слишком надолго пропадал бог лета на пути в своё обиталище. Чертоги же отзывчивого аса, в которых он останавливался по возвращению в Асгард, были слишком тесны, чтобы принять всех обитателей города, с которыми Ньёрд водил дружбу. Он и сам, казалось, был в них только гостем. Так и вышло, что асы снова стекались в величественный и необъятный чертог Всеотца, и их весёлые голоса заполнял всё пространство. Вокруг Вальхаллы толпилось множество возбуждённого народа.