Двуликий бог
Шрифт:
Ловко лавируя среди знакомых лиц, я то и дело улыбалась и коротко кивала в знак приветствия и почтения. Дорогое тёмно-синее платье мягко колыхалось в такт каждому шагу, тяжёлая ткань, украшенная традиционной золотой вязью Дьярви и усыпанная драгоценными камнями, стелилась по полу, но я всё равно ощущала себя плывущей по воздуху, грациозной, безукоризненно изящной. Свободные широкие рукава покачивались из стороны в сторону при каждом движении, обнажая тонкие запястья, окольцованные витыми браслетами. Сама того не замечая, я бессознательно сжимала и медленно расслабляла пальцы — обилие золотых перстней было мне непривычно. Тем радостным утром я была настоящей госпожой, богатству наряда которой могла бы позавидовать сама Фрейя, которая, несомненно, ценила прекрасное выше других.
Остановившись на широкой площадке между лестницами, я
Я несла себя чинно, под стать ощущениям. Светлые глаза, будто набравшись синевы у платья, стали темнее, насыщеннее. Из отражения на меня растерянно смотрела красивая незнакомка. Даже улыбка её показалась мне высокомерной, чужой. И только в глубине глаз промелькнула на миг озорная девчонка — жизнерадостная и открытая. Невольно улыбнувшись уголками губ — совсем иначе: искренне, мягко, я преодолела ещё несколько ступенек и оказалась на полпути к концу белокаменной лестницы.
У высоких, парящих между опорами окон спиной ко мне стоял рыжеволосый лукавый бог. На несколько мгновений я замерла на последних ступеньках в нерешительности — мне так и не удалось повидаться с ним после возвращения в золотые чертоги. Накануне вечером Локи стремительно пролетел мимо меня, мрачный, как тень, и больше не покидал своих покоев. Я отчасти понимала его чувства, а потому уважала принятое решение и не осмеливалась беспокоить повелителя.
И всё же мне ужасно не хватало общества умного и обаятельного аса. Мне так сильно хотелось поговорить с ним, обсудить странные события последнего дня, выслушать мнение о нежданном появлении Скади. Ведь бог огня встречался с Тьяцци, по меньшей мере, пару раз и наверняка знал хоть что-то о его внушающей трепет строгой дочери. Однако Локи был не в духе, и спорить с ним я не решалась. Тёплым тихим вечером я сидела в саду, укутанная в робкий шелест сочно-зелёных листьев, и наблюдала, как, опершись локтями о каменное заграждение, двуликий бог смотрит вдаль с веранды своих покоев, тоскливо и зло. Волевое лицо его омрачали боль и гнев — я видела это даже издалека — но я не могла быть рядом с ним. Повелитель не желал видеть меня. Он никого в тот миг не желал видеть. И даже если он отдалялся и ради моего блага тоже, я бы всё отдала, чтобы той ночью быть подле него.
А этим особенным сияющим утром, когда всё вокруг было залито солнечным светом, я смотрела на высокую и сильную фигуру любимого мужчины и не решалась окликнуть его, подойти ближе. Признаться, я боялась мыслей, что могли зреть в его голове, боялась увидеть зловещий демонический блеск выразительных глаз, жестоко скривившиеся губы, ледяную жёсткость лица. Я робела и от мысли о том, что мы обязательно должны присутствовать на свадебном пиру верховного бога с дерзкой странницей, что сумела искусно задеть неуязвимого бога огня за живое. Того, кто не прощал оскорблений, не забывал обид, даже если и решал выждать какое-то время. Появление великанши в Асгарде не несло за собой совершенно ничего хорошего. Я в этом не сомневалась. Дочь заклятого врага асов, злодея, дважды покушавшегося на благополучие моего мужа, не могла и не должна была олицетворять собой радость, счастье и мир. Я не могла поверить в это, и недобрые предчувствия сдавливали грудь.
Сомнения умолкли и затаились между рёбер, когда бог огня медленно обернулся ко мне — такой неподражаемо заносчивый, самодовольный, но бесконечно любимый. Локи выглядел просто потрясающе, как он умел — не прикладывая к тому никаких видимых усилий. Иссиня-тёмные одежды выгодно оттеняли медные, как закатное солнце, волосы, которые
каверзный ас непринуждённо зачёсывал назад, пропуская сквозь длинные пальцы. Он с демонически манящей улыбкой выразительных губ смотрел на меня из-за плеча, как когда-то давно, в день нашей встречи, только в глазах его теплее мёда суттунгов не было больше ни надменности, ни презрения, ни жестокости.Робко улыбнувшись, я поклонилась, вновь ощутив себя той беззаветно влюблённой юной девицей, какой была в родительском чертоге. Я мгновенно позабыла обо всём, что тревожило меня прежде, лишь взглянув в родные глаза — спокойные, внимательные, немного насмешливые. Жаркое пламя Асгарда было благосклонно ко мне в тот день, оно вело и защищало, оно согревало и ласкало, и грудь наполнилась таким сильным и сладостным ощущением счастья и восторга, что не умещалась в узком платье на вдохе. Ласково улыбнувшись в своей неповторимой лисьей манере, статный ас протянул мне руку, защищённую от запястья до локтя широким золотым браслетом-наручем, испещрённым причудливым узором рун. Интересно, он и правда мог принять на себя удар или просто тешил самолюбие чуткого к красивым и редким вещицам бога?
Усмехнувшись своим мыслям, я поспешила сделать несколько шагов вперёд и вложить маленькую ладонь в руку бога обмана. Мы были знакомы уже давно не первый месяц, но каждый раз, когда страстный ас касался меня, дыхание на миг перехватывало, когда уверенным властным движением сплетал наши пальцы воедино — дрожь бежала от центра груди к низу живота. И казалось, ничего важнее и дороже не найти во всех девяти мирах. Преисполнившись неудержимого притяжения к любимому мужчине, я прижалась щекой к его плечу, с наслаждением вдохнула запах сильного, гармонично сложенного тела. Локи удивлённо взглянул на меня и повёл плечом, словно пробуя, подвластно ли оно ему. Я запоздало сообразила, что прильнула к раненому месту и, должно быть, слишком сильно, но спутник лишь лениво отмахнулся.
— Как трогательно, — насмешливо раздалось за моей спиной. Я неторопливо обернулась. Мимо проплывала Скади в богатом бело-голубом платье, будто сотканном из морозного воздуха и инея, выбор которого нарушал все исконные обычаи Асгарда. Губы её дрогнули в презрительной и злой ухмылке, а ледяные глаза задержались на лице бога огня — я догадалась об этом, поскольку великанша смотрела выше моего роста. Дочерь турса была безжизненно красива, но меньше всего походила на счастливую и влюблённую невесту. Нечто хищное читалось на её правильном лице. Несколько минут Скади всё ещё пожирала нас взглядом, хотя уже прошла мимо и грозила столкнуться с кем-то из своих многочисленных гостей, пока не свернула в один из просторных залов Вальхаллы. Локи проводил дочь Тьяцци долгим задумчивым взором.
— Мне чудится, или Скади интересуется тобой значительно больше, нежели своим будущим супругом? — лукаво улыбнувшись, обратилась я к богу огня, ласково коснувшись ладонью его щеки. Каверзный ас перевёл на меня взгляд, и я против воли вздрогнула: настоящее пламя бушевало в его зрачках. Спустя мгновение оно затихло, улеглось, и двуликий бог беспечно рассмеялся, запрокинув голову назад.
— Не вздумай заметить нечто подобное в присутствии Ньёрда. Простодушный глупец будет очень огорчён, если кто-то откроет ему глаза на то, сколь бесцеремонно его используют, — самодовольно усмехнулся Локи и, обняв меня за плечи, уверенно двинулся вслед за Скади. В тот миг, что мы задержались на месте, я успела взглянуть в глаза мужа, вновь ставшие почти человеческими: он как будто всё понимал, но ничего не воспринимал всерьёз. Его пренебрежительная беззаботность настораживала меня. Я искренне надеялась, что всё это напускное, и хитроумный ас знает, что делает.
Вполголоса беседуя, мы вошли в богатый зал для пиршеств в числе последних. Столы ломились от яств, вино и брага лились через край, возбуждённый и радостный шум всего асгардского общества захватывал и нёс за собой. Я видела много знакомых лиц, но они уже не казались мне такими родными, как в день собственной свадьбы. Исчезновение Идунн и связанное с ним поведение асов остались ядовитым осадком где-то в глубине души, и, хотя я улыбалась, я уже не считала Сив своей подругой и не верила сладким певучим речам Браги. Единственным, кто оставался неизменно искренним, был Тор. И хотя я не одобряла его бесцеремонного поведения, старший сын Одина, по крайней мере, был честен с собой и окружающими. Если гневался и ненавидел, то со всей силой, если легко забывал и радовался, то со всей страстью.