Дядя самых честных правил 11

— Кар-р-р-р! — ворона буквально рявкнула на них, вздыбив перья.

Мордатый подавился возгласом и с благоговением выпучил глаза на мою птичку. А остальные шаманы дружно выдохнули:

— Кагах айагис!

— Отец-ворон, — мордатый протянул руки к птахе, — ты пришёл к своему народу из нижнего мира!

Они повалились на землю, дружно кланяясь «предку». А ворона нахохлилась и разглядывала алеутов, поворачивая голову туда-сюда.

— Кар-р!

Синекожие дружно поднялись и уставились на ворону.

— Кар-р-р-р!

Мордатый шаман лопотал что-то на своём языке, птица ему отвечала карканьем, а остальные слушали с полным вниманием.

Я скосил глаза на ворону, сидящую на плече, и едва подавил желание стряхнуть её с себя. Это уже была не поднятая мной птица! Под перьями пряталась совсем другая сущность — могучая, хитрая и очень старая. Она едва ли могла сравниться с Павшими по мощи, однако была с ними в неком родстве. Но тьмы, в отличие от бывших божков, в ней не было, как, впрочем, и света.

Да ёшки-матрёшки! Только успел приехать, как какая-то древняя пакость подменила мою птаху! Хоть ори на весь лес: люди добрые, некроманта грабят! Это что за ерунда такая?! Или всё произошло гораздо раньше, а «отец-ворон» хорошо маскировался? Тот же Лукиан прекрасно умеет прятать Талант, когда ему нужно.

На моих пальцах само собой стало сплетаться Копьё Пелея. Ворона, или, вернее, та сущность, что скрывалась в ней, насмешливо посмотрела на меня.

— Кар-р-р-р, — беззлобно буркнула она. — Кар!

— Отец-ворон говорит, — перевёл мордатый, — что благодарен тебе. Ты стал проводником для его заблудившегося духа и позволил вернуться к своим детям. Ему было интересно путешествовать с тобой и жаль расставаться. Но он должен приглядеть за своими потомками, чтобы они не исчезли с лица земли.

Ворона перелетела на плечо старикана, так что тот едва не упал в обморок от счастья.

— Кар-р!

— Он запретил нам трогать твою «дорогу». Но просит в ответ, чтобы ты дал алеутам жить, как они привыкли.

Я решил не идти на конфликт с «отцом-вороном» и заключил с ним договор. Он был мудр, предвидя грядущие изменения, и не хотел невозможного. Только защитить немногочисленных алеутов, чтобы они не растворились в «пришельцах из-за моря» и сохранили свою культуру.

Достаточно быстро мы договорились о резервации для синекожих — большом куске территории, где их не будут тревожить мои люди. Я с лёгкостью согласился на такой вариант: по сути, получается заповедник с девственной природой, в котором алеуты будут егерями. Всё равно эти северные земли осваивать слишком накладно и дорого.

В ответ алеуты признавали меня своим князем и обязались платить налог мехом и золотым песком. А «отец-ворон» расплачивался месторождениями золота и других металлов — дух прекрасно знал, где они расположены, и покажет их не раздумывая.

— Хорошая сделка, — шепнул мне Киж. — Теперь они станут вашими подданными, а не как сейчас. За такое грех не выпить!

Он достал из-за пазухи фляжку и открутил пробку. Но не успел сделать и глотка, как шаманы почувствовали запах и тут же «сделали стойку».

— Огненная вода для камлания? — мордатый повёл носом. — Ты тоже шаман?

— В некотором роде, — усмехнулся Киж. — Могу угостить, если хочешь.

Все шаманы дружно вытащили берестяные стаканчики и протянули мертвецу.

— Налей и мне, что ли, — я усмехнулся. — Отметим заключение договора.

Мы выпили по одной, потом по второй, третьей… Через некоторое время я обнаружил рядом с собой человека в наряде, украшенном чёрными перьями. Кожа у него была цвета весеннего голубого льда, а нос длинный и острый, будто птичий клюв. Ни шаманы, ни Киж его не замечали, а он улыбался и подставлял стаканчик, чтобы и ему налили рябиновки.

— Тоже решил присоединиться, отец-ворон? — я подмигнул ему.

— А почему нет? — он пожал плечами. — Мне редко выпадает такая возможность.

Мы выпили с ним и молча смотрели на огонь костра.

— Давно ты вселился в мою ворону?

— Честно? Не знаю, — он вздохнул. — Я вспомнил, кто я такой, только в том городке со смешным названием. Гомер, кажется.

— Хомер.

— Не суть, — отец-ворон махнул рукой-крылом. — Память и силы вернулись только в нём. Но я помню Злобино и твоего страшного учителя-некроманта. Думаю, я должен благодарить тебя за то, что вытащил мою душу из небытия, когда поднимал птицу.

— Это вышло случайно.

— Случайности неслучайны, друг мой, — он рассмеялся каркающим голосом. — Даже таким духам, как я, не дано знать, к чему приведут наши поступки. Но всё, что мы делаем, ведёт мир по пути предназначения.

— Я не верю в предопределённость и судьбу.

— И не надо! Главное, что она верит в тебя. Давай ещё выпьем.

После очередного глотка рябиновки отец-ворон вдруг предложил:

— А хочешь, я тебе одного айагиса подарю? — он указал рукой на шаманов.

— Зачем?

— Из-за меня ты птицы лишился. Хочу компенсировать.

— Нет, спасибо.

— Зря, однако, отказываешься. От него, знаешь, сколько пользы? Вот, смотри. — Отец-ворон принялся загибать пальцы с чёрными острыми ногтями. — Может страх на врагов наслать, животных диких может и позвать, и прогнать, наводнение или обвал в горах устроить, реку может на время остановить, плодородие всякое, чтобы дети были. А дождь вызвать ему вообще раз плюнуть! Ещё камлает хорошо…

— Мне-то камлание зачем?

— Так будущее чтобы предсказать.

— И как, сбывается?

— Редко, — хохотнул отец-ворон. — Зато исключительно хорошее предсказывает. Слушаешь и радуешься, однако.

— Тогда точно не надо. Настроение у меня и так нормальное.

— А будет ещё лучше!

— Сказал же, что не надо.

Отец-ворон вздохнул, протянул стаканчик и взглядом указал на флягу с рябиновкой.

* * *

В себя я пришёл только на следующее утро. Шаманов, как и вороны, не было видно, а возле костерка сидел Киж и тяжко вздыхал.