Дядя самых честных правил 11
Шрифт:
— Хочешь потянуть время? — авалонец улыбнулся, показав мелкие острые зубы, как у хорька. — Надеешься, что подойдут войска? Даже не надейся, мы всё предусмотрели. Но я дам тебе время, чтобы принять решение. До рассвета.
Не прощаясь, он развернул коня и поехал прочь. Шаховский и Разумовский последовали за ним, и только гетман бросил на меня усталый тяжёлый взгляд.
Я был уверен: срок до утра он дал мне вовсе не из великодушия. Им самим требовалось время, чтобы подтянуть силы для штурма. И вероятно, они не считали удачной идеей делать это в темноте. Что же, мне такой поворот только
Вернувшись во дворец, я отправил слугу, чтобы накормил Черницына и устроил его на отдых. Самолёт до утра мне точно не потребуется, а там посмотрим. Да и сам я взял паузу, чтобы выпить кофия и кое-что сделать. Мне выделили одну из комнат рядом с покоями Павла и принесли всё, что требуется.
Перекусив, я создал маленький портал и отправил через него инструкции Заболоцкому. Настроил Нервного принца, напитал эфиром защитные татуировки и потребовал принести ещё кофия. Спать я сегодня точно не буду, а вот просто посидеть в тишине и настроиться вовсе не помешает.
Я допивал уже третью чашку, когда рядом со мной появился Анубис. Насмешливо подмигнул и указал куда-то в угол, где в неярком пламени свечей плясали плотные тени. Мне пришлось переключиться на магическое зрение и прищуриться, чтобы рассмотреть скрытое темнотой.
— Добрый вечер, Акакий Акакиевич.
Раздался разочарованный вздох, и из теней вышел человек-мышь. Теперь стало понятно, что за особое свойство у его Таланта и как он добывал сведения.
— Старею, — печально покачал головой Баширов. — Раньше вы моего присутствия не чувствовали.
— Или я стал опытней, — я усмехнулся. — Впрочем, неважно. Вы принесли мне важные известия или просто наблюдаете?
— Увы, ничего утешительного сообщить не могу: мятежники стягивают к дворцу силы. Они не рассчитывают, что вы примете их предложение, и ударят в тот момент, как вы откажетесь.
— У меня будет к вам поручение, Акакий Акакиевич.
Человек-мышь вопросительно поднял бровь.
— Подождите, сейчас я принесу кое-что.
Через полчаса я вернулся с двумя листами бумаги.
— Итак, Акакий Акакиевич, слушайте внимательно. До рассвета вы должны найти Разумовского и отдать ему это без свидетелей.
Я протянул ему первое письмо. В нём я просил Разумовского вспомнить о моей дружбе с его братом и доброе отношение к их семье. А заодно то, что я сделал в своё время с князьями Гагариными. И предлагал ему вернуться на сторону императрицы. Дождаться начала боя и ударить в тыл заговорщикам.
— Если он ответит «да», вы отдадите ему вторую бумагу.
Пришлось разбудить императрицу и предложить ей мой план. Выслушав, она подписала указ о том, что Разумовский действовал по её приказу, вступая в сношения с бунтовщиками. В нём же Екатерина награждала княжеским титулом его, чинами — его сыновей и даровала какие-то земли.
— Идите, Акакий Акакиевич. О результатах сразу же мне доложите.
Человек-мышь хмыкнул, поклонился и исчез в тенях. Не то чтобы я пожалел Разумовского, скорее, мне хотелось отдать долг его брату, который многое сделал для меня и Тани.
— Скоро рассвет, Константин Платонович, — деликатно постучался в
комнату Шешковский. — Наши противники уже вовсю готовятся к штурму.— Отлично. А то мне уже надоело ждать. — Я вышел в коридор, лучась бодростью и оптимизмом. — Идёмте, проводите меня.
Когда мы спускались по лестнице на первый этаж, из ниши в стене на мгновение показался человек-мышь. Улыбнулся, кивнул и снова исчез.
— Как вы можете оставаться таким спокойным? — спросил Шешковский уже у парадного входа. Он старался не показывать свою нервозность, но у него непроизвольно дёргалась щека.
— А почему, собственно, я должен переживать? — я улыбнулся. — Доверьтесь мне, Степан Иванович. Сегодня весь этот бардак закончится, и вы сможете заняться допросом выживших бунтовщиков.
Я вдруг отчётливо понял: если у меня всё получится, то все награды, которые мне сулила императрица, померкнут перед главным призом. Больше никто в столице не сможет сказать мне ни слова против. Я стану силой, с которой ни один дворянский род не захочет связываться. И смогу заниматься своим княжеством, укрывать беглых, построить эфирную дорогу через Берингов перешеек и просто спокойно жить. Пожалуй, только из-за этого стоило лететь сюда.
— Вы похожи на deus ex machina, Константин Платонович, — Шешковский поклонился. — Появляетесь в последний момент и разрубаете все проблемы, будто гордиев узел.
С усмешкой я похлопал его по плечу.
— Надеюсь, вы это запомните и будете напоминать Екатерине Алексеевне, чтобы она не делала больше опрометчивых шагов.
— Постараюсь изо всех сил, ваша светлость.
Оставив Шешковского, я один вышел на дворцовую площадь.
Небо над Петербургом светлело, и узкие полоски облаков пылали нежным розовым цветом. Морозный воздух показался мне сладко-солёным со слабой ноткой корицы. А вокруг стояла гулкая тишина, словно я здесь был один. Казалось, что опричники бунтовщиков специально затихли, чтобы дать мне насладиться моментом.
Я не стал задерживаться и пешком двинулся к противникам. Прошёл сквозь линию сиротливо стоящих пушек, тронув рукой холодный металл одной из них. Оставшимся преображенцам я приказал укрыться во дворце и не показываться. В надвигающейся битве они будут только мешать, да и осталось их всего ничего.
Не торопясь, я достал Нервного принца, взял его покрепче и опустил руку. Пальцы тут же закололи крохотные иголочки — из жезла мощным потоком полился эфир, рисуя на брусчатке огромную связку Знаков. Middle wand’у незачем было рисовать каждую линию. Он создавал все Знаки разом и целиком, а затем уже наполнял призрачные линии силой.
Едва я преодолел половину расстояния до бунтовщиков, рисунок был закончен. И Нервный принц ткнулся мне в ладонь. Ему надоело творить, и он требовал разрушения и убийств.
— Сейчас будет тебе, — шепнул я.
Авалонец выехал на коне мне навстречу, на этот раз в одиночку. Надменный взгляд, презрительно оттопыренная губа и брезгливое выражение лица. Без слов было понятно: себя он полагает высшим существом, а остальных жалкими недочеловеками. Он даже Талант не стал активировать, не считая меня достойным противником.