Дьявол на коне

– Да. Она уже чувствует необходимость в этом. Рада, что сейчас ее не было со мной. Случилось одно неприятное происшествие.

– Пройдемте ко мне, там вы все расскажете, - предложила она.

В комнате было прохладно - опущенные жалюзи не пропускали солнечный свет. Она показалась мне несколько старомодной и очень уютной, с плотными синими шторами и великолепным севрским фарфором в стеклянном шкафу. У стены стояли роскошные часы из золоченой бронзы. Кроме того, в комнате были и другие дорогие вещи. Подарки от возлюбленного, подумала я, - возможно, от графа?

Я рассказала госпоже Гремон о случившемся.

– Теперь такое происходит часто, - ответила она.
– Карета действует на простолюдинов словно красная тряпка на быка. Роскошный экипаж олицетворяет богатство. Своим я не пользуюсь уже шесть месяцев. Глупо, но мне кажется, людям это бы не понравилось.
– Оглядев комнату, она поежилась.
– В доброе старое время мне бы и в голову не пришло, что такое возможно. Но времена изменились и продолжают меняться.

– Безопасно ли нам выходить в город?

– Вас не тронут. Простолюдины настроены против аристократов. Франция - несчастная страна. В ней так неспокойно.

– В Англии тоже не все спокойно.

– Увы, наш мир меняется. Те, кто до сей поры имел все, возможно, в будущем не будут иметь ничего. Во Франции так много нищеты. Она порождает зависть. Многие богачи творят добро, но много и ленивых, от них только вред. По всей стране зреют ярость и зависть. Кажется, в Париже это более заметно. То, что вы сегодня видели, - обычное явление.

– Надеюсь, больше я такого не увижу. Воздух буквально был пропитан жаждой убийства. Думаю, этого невиновного лакея могли растерзать.

– Толпа сказала бы, что ему не следовало работать на богатеев и поделом ему - ведь он враг простых людей.

– Это опасные разговоры.

– Весь воздух пропитан опасностью, мадемуазель. Вы недавно приехали из Англии и еще не все знаете. Должно быть, у вас все по-другому. Вы жили в провинции?

– Да.

– И вы оставили родных… друзей… чтобы быть рядом с вашей кузиной?

– Да-да. Она очень нуждается в том, чтобы рядом кто-то был.

Мадам Гремон сочувственно закивала. Мне показалось, она собирается начать расспросы, и я поспешно поднялась.

– Мне пора к мадам Ле-Брен. Она может начать беспокоиться, что со мной.

Марго лежала в своей спальне на кровати, а Жанна складывала детские вещи, которые Марго, очевидно, ей показывала.

– Куда бы ни пошел Пьер, - говорила Марго, - Шон-Шон следовал за ним. Пьер бродил с ружьем, а собака бежала за ним по пятам. Поместье было очень большое. Одно из самых больших в стране.

– Должно быть, оно принадлежало очень богатому дворянину.

– Очень богатому. Пьер был его правой рукой.

– Герцогу, мадам? Графу?

– Привет, как ты себя чувствуешь?
– вмешалась я.

– А, моя дорогая кузина, как я по тебе соскучилась!

Забрав у Жанны одежду для младенца, я положила ее в комод.

– Благодарю, Жанна, - сказала я, кивком головы велев служанке оставить нас. Сделав реверанс, Жанна ушла.

– Ты слишком много болтаешь, Марго, - сказала я.

– А что мне делать? Сидеть и хандрить?

– Ты проболтаешься о чем-нибудь таком, о чем не следует говорить.

Мне показалось, что за дверью кто-то подслушивает. Я быстро подошла и распахнула ее. За дверью никого не было, но мне послышался шум быстро удаляющихся шагов. Наверняка Жанна подслушивала. Мне стало не по себе.

Увиденное утром в городе не на шутку встревожило меня. Неприятности, происходящие в стране, не затрагивали наших личных проблем. И все же меня одолевали дурные предчувствия.

Приближался срок родов Маргариты. Ребенок должен был появиться на свет в конце августа, а уже шел июль. Послали за акушеркой, госпожой Лежер. Это оказалась добродушная женщина, напоминавшая крестьянский каравай, одетая во все черное - цвет, предпочитаемый большинством женщин, от чего ее щеки почему-то казались румянее, чем были на самом деле. У нее были проницательные темные глаза и тонкая ниточка усов над верхней губой.

Госпожа Лежер объявила, что Марго в хорошем состоянии и ребенок вынашивается как положено.

– Это будет мальчик, - сказала она и добавила: - А может, и нет. Я ничего не обещаю. Просто вы его так носите.

Госпожа Лежер приходила раз в неделю. Она доверительно сообщила мне, что знает: моя кузина - знатная дама, из чего я заключила, что ей заплатили за услуги гораздо больше обычного.

Я чувствовала, что вокруг нас сгущается какая-то тайна, но считала это неизбежным. Все чаще замечала любопытные взгляды. Я не стала рассказывать Марго о случившемся с молодым лакеем - решила, что ей лучше не знать. Я помнила, как поспешно ее отец покинул Англию в тот день, когда был музыкальный вечер. С тех пор я уже успела кое-что узнать о том cause celebre, об ожерелье королевы Марии-Антуанетты, знаменитом ювелирном украшении, сделанном из прекраснейших бриллиантов в мире. Я знала, что кардинал де Роан, которого одурачили, заставив подумать, что покупкой ожерелья он добьется того, что королева станет его любовницей, был арестован, затем оправдан, и его оправдание подразумевало виновность королевы. Я слышала, что по всей Франции о королеве говорят пренебрежительно. Ее презрительно называли Австриячкой и обвиняли во всех бедах страны. Меня не надо было убеждать, что происшествие с ожерельем не добавило ни крохи спокойствия стране. Более того, оно было равносильно поднесению спички к хворосту.

В нашей жизни многое изменилось. На улицах все чаще случались стычки - вроде того происшествия с каретой, а мы с Марго все эти месяцы в ожидании родов вели непривычно затворническую жизнь.

Однажды, когда мы сидели в саду, Марго сказала:

– Минель, иногда мои мысли не идут дальше этого места… и появления ребенка. Потом мы отправимся к нам домой. Или в сельский замок, или во дворец в Париже. Я снова стану изящной и стройной. Ребенка заберут. Все будет так, словно ничего не произошло.

– Такого не будет никогда, - сказала я.
– Мы будем помнить всегда. Особенно ты.

– Минель, я буду время от времени видеться с ребенком. Мы обязательно будем навещать его… ты и я.

– Это будет запрещено, я уверена.

– О да, это будет запрещено. Отец сказал: «Когда ребенок родится, его отдадут на попечение добрым людям. Я устрою так, чтобы ты никогда не увидела его. Ты сможешь забыть, что это вообще случилось. Никогда не заговаривай об этом, но в то же время рассматривай случившееся как урок. Никогда не допускай повторения подобного».