Дыхание Голгофы

– Ну, ты меня не обижай, - пробурчал тесть, и возникла пауза. – Ладно, надо же завершить процесс по делу дачной усадьбы.

– Сегодня я с дежурства. Если можете, завтра в любое время.

– Я всегда могу. А со скорой ты все-таки поспешил. Боевой офицер, хирург. Не в коня корм.

– Спасибо, тронут, - сказал я и повесил трубку. Кажется, своим трудоустройством я тестя разочаровал.

Он подкатил на следующий день лишь к полудню. Я в буквальном смысле занудился его ждать, даже психанул: «Вот приедет и пошлю я дорогого благодетеля куда подальше с его подарком». К чему мне эта лишняя головная боль – пусть оставит ее Эльвире, а то она вконец его заточит. Но, пожимая руку Сергею Сергеевичу, «в доску» озабоченному опозданием: «Генерал на ковер вызвал на внеочередную профилактическую «клизмотерапию», - мою решимость отказаться от дачи, как рукой сняло. (Даже страшно подумать, что было бы со мной, если бы я тогда отказался).

В общем, мы дружно завалили в его зеленые «жигули» и сразу берем с низкого старта. Впрочем, ездить с моим дорогим тестем, надобно иметь крепкие нервы. Кажется, для отставного полковника не существует ни ГАИ, ни дорожных знаков, ограничивающих скорость, ни самого дьявола. Видимо, автор знаменитого анекдота «мастер едет», имел в виду моего тестя. Я нервничал, а он лишь подмигивает и откровенно валяет дурака.

– Спокойствие мой друг, только спокойствие. Вот тут мы ее и обойдем с легонца. И с этим «легонцем» считанных минут хватило, чтобы мы наконец вырвались из цепких лап города. А в полуденный час пик - это что-то! Но мое напряжение окончательно сняло лишь когда выехали на загородную трассу.

– Ну, я должен заметить!.. – воскликнул я.

– А моя Эльвира песни поет. Ей нравится, - самодовольно ухмылялся тесть. – Хочу официально заявить, за последние два года ни одного наказания. Даже замечания в устной форме.

– Погоны вас спасают, полковник.

– Привык. По-другому не могу. Да тут все гоняют на грани фола. Город…

Мы выехали в зеленый дачный поселок. Но Сергей Сергеевич покатил не привычной дорогой, а повернул на другую. Мы переглянулись.

– К председателю кооператива едем. Я ему перед отъездом позвонил, чтоб никуда не свалил. Сначала оформим документы и потом к себе, - объяснил тесть.

И тут я почувствовал волнение, то далекое, подзабытое уже. Просто бродячей собакой ткнулась в колени память. Сколько времени я провел на этой даче с Галкой, не поддается счету. Эдакий ломоть жизни! Здесь Галка потеряла девственность, а я утвердился в качестве достойного мужчины, «единственного на всем белом свете».

– Чего сник-то? Галчонка вспомнил? – догадался тесть.

– Вспомнил. Все самое первое было здесь, на этой территории.

– Любишь ты ее, капитан. Как и я ее мать. Вот таких непутевых и любят-то.

– А Эльвира? – исхитрился я.

– Эльвира – это месть ушедшей молодости. У нее двое непутевых деток, сын и дочка. И каждому дай. Вот мы и повязаны по интересам. Эльвира живет в моей трехкомнатной квартире в законном браке. Значит, если я, тьфу-тьфу, откинусь, все ей останется. А дачу ей – это слишком. Поздняя любовь, сам понимаешь, наказание. Но и ей предел есть. Такое вот оно счастье наше. Как в той песенке, так себе и «бродит в Парагвае, прячется в банные листы» Вот приехали. Соберись, офицер, потом спасибо скажешь.

– Я и сейчас, скажу, чего ждать-то, - улыбнулся я.

Управление дачного кооператива – это по сути добротный хозяйский дом, где руководитель отвел одну из своих комнат под служебное помещение. Поставил, как в кабинете, двухтумбовый стол, рядок стульев у стены, для усиления эффекта напротив - портрет генсека, ну, и черный телефонный аппарат по правую руку. На столе под стеклом какие-то формуляры с печатями, у края - кожаная папка средней толщины, как же без нее.

Впрочем, из-за стола вышел высокий, осанистый мужчина с проседью, предпенсионного возраста по гражданскому летоисчислению. И хотя он был в пестрой клетчатой шведке, простых, несколько широковатых брюках, но по мере подачи себя, уверенному рукопожатию, и главное, командирскому голосу я без колебания определил в нем бывшего офицера, старшего по званию.

– Здравствуйте. Заходите, хлопцы, усаживайтесь, - пригласил он просто.

– Здравия желаем, - ответили мы едва не в унисон.

– Это Петр Иванович Стрельцов, - представил мне руководителя кооператива тесть. – Из нашей, значит, гвардии. Летун. Полковник ВВС.

– Отлетался. Теперь только во сне, да с кровати на горшок, - проходя к себе за стол, то ли пошутил, то ли поведал нам свое огорчение этот Стрельцов. Впрочем, мне он понравился. Какая-то надежность исходила от него.
– Ну, чтоб не тянуть резину, Сергей Сергеевич, сразу пишем заявление. Один о выходе из кооператива, другой о вступлении. Задача ясна?

– Так точно, - ответил тесть и достал ручку.

Петр Иванович поднял стекло на столе и вытащил из него листок.

– Это форма. А вот вам бумага, размер стандартный «А-3» для подшивки в дело. – Несколько листков этого самого «стандарта» он вынул из папки. – Ознакомьтесь с формуляром и вперед. И данные своих документов не забудьте.

Писали мы, впрочем, не долго. Летун в это время покуривал у входа.

– Продаешь или душевно? – спросил у Сергея Сергеевича председатель, почитывая листки и то снимая очки, то набрасывая на кончик носа.

– Дарю, Петр Иванович, я ж тебе говорил. Это ж мой зять.

– А ну да, ну да, помню. Душевно значит. Скоро Сергеич, закон новый примут, все будет не просто так, я отдал, ты взял. Каждый участок и строение будет оформлено и переходить в собственность, со всеми юридическими тонкостями. Через нотариуса. Гуртове-чартове заканчивается. Это счас время поганое. Опускаемся. Крайние дачки уже, считай, бросовые, ворье, шпана, разбирают. Металл на сдачу. Ну боремся, как можем. А наступит время – эти сотки за большие деньги покупать будут. Город рядом. Перелесок, озерцо. Золотое место. Вот попомнишь мое слово. Вода питьевая подведена, энергия тоже… Цены не сложишь.