Дыхание Голгофы

– Может быть, может быть! Вот пусть молодые и обустраиваются, - подмигнул мне тесть.
– А если что, много нам надо? Раз в недельку наведаться к зятю в гости. Пустишь, Гавриил?

От такого неожиданного вопроса я как бы слегка приглупел, ответил после паузы:

– Как можно, конечно, с радостью.

– Вот так, Иванович. Не чужим людям отдаем. – А я подумал: «Чужим уже получается».

После крепкого рукопожатия тесть предложил обмыть сделку. Но инициативу председатель не поддержал – он срочно отбывал по делам в город. «Как-нибудь в другой раз, офицеры», - сказал он и заторопился.

Уже в машине, продвигаясь по территории к себе на участок Сергей Сергеевич проговорил.

– Да хворый он. Только с виду бодряга. В каких только переделках не бывал. Контуженный-переконтуженный. Он же летчик-испытатель. Даже, говорят, во Вьетнаме нашим инструктором работал, когда американцы на рога весь мир ставили. – Тесть встряхнул головой и ушел на какое-то время в себя. – А ничего, счас по месту обмоем сделку. Зря я что ли коньячок покупал. Пахомыч подгребет.

– А кто такой Пахомыч?

– Сторож. Историческая, скажу тебе, личность. С ним не пропадешь.

Солнце завалилось на вторую половину неба, но зной не отступал. Было душно, от озерца потягивало сложным запахом настоянной на травах влаги, но ядреная смесь плодового цвета все-таки властвовала. Я почувствовал, как к душе подкрадывается грусть.

Тесть лихо заруливает на нашу стоянку, и я вижу в глубине дом. Почему с годами все как бы убывает в размерах – загадка, то ли ты становишься больше, то ли мир вОкруг теснее, но дача – гордость семейства, из хорошего облицовочного кирпича с широкой застекленной верандой показалась мне простенькой, мелкой. Там, в Афгане, я часто видел ее во сне, с Галей, конечно и представлял дом большим, просто-таки необъятным. А всего-то, следом за верандой кухонька, затем комнатушка, направо – спаленка, а за ними, тестева гордость - большой каминный зал. Все это я обхожу махом и мое сердце в руке у Галины, – она делает с ним, что хочет. Впрочем, у камина я задерживаюсь и стою долго, пока тесть на кухне выставляет на стол содержимое сумки.

– Ты только слезу не пусти, - кричит он мне из кухни.

– Может, все-таки в беседку пойдем? – предлагаю я.

– А что, верно. Потосковали и будет.

Пока продвигаемся к беседке, я замечаю, что дача ухожена, ни травинки. На импровизированном огородике весело зеленятся всходы. Неужто Эльвира?

– Это все Пахомыч, - замечает мой восторг тесть. – Он тут у нас за главного. И садовод, и огородник. Эльвира-то тяжела на подъем. Ну, отстегиваю старику помаленьку. А яблоки в этом году хорошо цвели.

Только мы расположились в глубине сада в беседке и вот он тут как тут этот самый Пахомыч. Тесть вышел из беседки к нему навстречу, легонько приобнял после пожатия руки.

– Знакомься, Гавриил, легенда местного охранного управления, гроза всех босяков Кондрат Пахомович…

Передо мной стоял весьма тщедушный, невысокого росточка, лысоватый мужичок лет шестидесяти и как-то извиняюще-жалко терзая улыбку. В его небольших серых глазах замерло изумление на грани обиды.

– Какая еще гроза, скажете такое, - сказал он таким крепким баском, что я как-то внутренне подтянулся. Полное несоответствие голоса внешности – этот непонятный парадокс природы меня откровенно изумил. Я протянул ему руку.

– Гавриил. Вот этого военного человека, - кивнул я на тестя, - зять.

– Да-да, я о вас слышал. Ну, когда вас в Афган отправили, тем же годом я сюда вот на службу и заступил, - не отпуская мою руку, сказал сторож.

– Ну что, к столу, - позвал Сергей Сергеевич. И после первой стопки, спросил Пахомыча. – Ну, доложи, Кондратий, как блюдешь интересы дачников на вверенной тебе территории?

– А сказать нечего, товарищи офицеры. Я сужу шире. По ситуации в стране.

– Во как? А какова ж ситуация, Пахомыч?

– Извините за некую неинтеллигентность в выражениях, но если держава уверенным маршем дислоцируется в район заднего, извините, места, то и настроение у народных масс окраинных территорий будет в полном соответствии стратегии. Начинается массовая экспроприация окраинных дач. Тянут металл, разумеется, на сдачу, строительные материалы, инструмент и вообще, что-либо ценное. А так как стрелять, извините, на поражение, права не имеем, то наши «пукалки» - этот воровской элемент только забавляют.

– Грустно, - вздохнул тесть.

– Ну, вам-то не грозит, - улыбнулся чисто по-детски старик. – Я-то рядом, сюда ближе к центру они все-таки побаиваются. Как-то, вы помните, Сергеич, милиция снизошла до наших просьб и облаву устроили. Ну, пошугали, а что толку. И телефон у меня теперь.

– Слышал, Гаврюша, есть связь. Тебя они не тронут. – Тут я уловил вопрос во взгляде Пахомыча на тестя. – Да забыл тебе, Кондратий Пахомыч, представить уже нового собственника моей дачи. Вот прошу любить, да и жаловать моего зятя, Гавриила...

– Бывшего зятя, - вдруг брякнул я.

– Ну, если ты так считаешь, - обиделся тесть.

– Юридически, - попытался исправиться я.

– Ладно, как есть, так и есть, - сказал Сергей Сергеевич, и я опять не понял, обиделся он или нет.

– Так-таки разошлись. Жаль, - сказал Пахомыч. Видимо, историю моих отношений с Галиной знал.

– Ну ладно, подведем черту. Ничего не изменилось. – Тесть поднял стакан. – Все живы и все здоровы. За то и выпьем.

Прощаясь, Пахомыч сказал:

– На следующей неделе пойдут свежие огурчики, а там и помидор на подходе. Так что жду хоть по одиночке, хоть парой.

– Прими к сведению, хозяин, - холодно заметил мне тесть.

… С дачи мы возвращались молча. Откровенно говоря я пожалел, что принял этот подарок. И, кажется, тесть это понимал. Впрочем, перепад настроения не мешал ему гнать машину вопреки всем правилам.

Жара начала спадать, но от полуденного зноя город уходил в не менее вязкую и томительную предвечернюю духоту.

– На Флотскую? – спросил Сергей Сергеевич. – Или у тебя какие-нибудь другие планы?

– Остановите в центре. Пройдусь по магазинам, - сказал я. Конечно, особой нужды прогуливаться по магазинам не было, но мне почему-то показалось, что тесть сожалеет о своем подарке. И молчать дальше просто было невмоготу.