Дыхание жизни
Шрифт:
Мартин всегда очень хорошо спал. А я никогда не могла. Но я не завидовала. Обычно лежала рядом, смотрела на него; он казался таким беззащитным. И мне порой приходило в голову: как глупо вот так просто лежать и спать.
Мадлен. Но дураком он не был.
Фрэнсис не отвечает.
Фрэнсис. Как-то утром, ближе к концу, он проснулся и сказал: «Правду говорят: чем старше становишься, тем легче быть счастливым». И еще сказал:
Мадлен. Как будто можно выбирать! (Мадлен возвращается).
Фрэнсис. Джейми любил надевать адвокатский парик Мартина.
Мадлен. Правда?
Фрэнсис. Да, довольно часто.
Мадлен. Как странно.
Фрэнсис. Это когда ему было семь. Он, бывало, приходил к нам в спальню в этом парике из конского волоса и кричал: «Признаны виновными! Признаны виновными!»
Мадлен. В чем виновными?
Фрэнсис. Наверное, в том, что долго не вставали с постели.
Мадлен подает ей стакан с пивом, затем идет на прежнее место и садится.
Вы встречались с Джейми?
Мадлен. Нет, никогда.
Фрэнсис. Вы ни с кем из них не встречались?
Мадлен. Я только однажды видела их издали.
Фрэнсис. Только видели? И ни разу с ними не разговаривали?
Мадлен некоторое время смотрит на нее.
Мадлен. Означает ли это, что вы уже приступили к делу? Вы все это записываете?
Фрэнсис разводит руки, показывая, что у нее нет никакой тетради.
Фрэнсис. Самое удивительное, что вы правы. Никто больше не интересуется художественной литературой.
Мадлен. Я же вам говорила. Именно об этом я и говорила!
Фрэнсис. Вымышленные истории теперь для них слишком скучны.
Мадлен. Так и есть.
Фрэнсис. А то, как они написаны, уже ничего не значит.
Мадлен кивает в знак того, что это лишь подтверждает ее точку зрения.
Люди смотрят на Мэрилин Монро, но они не думают: «Какой хороший фильм!» Они думают: «Когда она снималась в этом фильме, то спала с президентом!»
Мадлен. Вот именно.
Фрэнсис. Это единственное, что их интересует.
Мадлен. Конечно.
Фрэнсис. «Она сделала пятьдесят один дубль!»
Мадлен. Да-да. Или: «Она забыла текст».
Фрэнсис внимательно смотрит на Мадлен.
Фрэнсис.
И уже не фильм…Мадлен. Нет…
Фрэнсис. И уже не сам фильм, а она интересует их больше всего.
Мадлен. Точно.
Фрэнсис. Им интересно, какая она. (Фрэнсис кивает, подыскивая более точные слова.) А фильм — это всего лишь кусок оберточной бумаги, и ничего больше…
Мадлен. Вы абсолютно правы.
Фрэнсис. …это как яркая обертка, — вы ее выбрасываете, даже не задумываясь, потому что она только мешает; она стоит между вами и тем, что в нее завернуто.
Мадлен. Верно.
Фрэнсис. А для вас главное — добраться до того, что внутри.
Мадлен. Конечно.
Фрэнсис. И теперь, когда что-нибудь рассказываешь, это превращается в настоящий стриптиз. Теперь все стриптиз. Твоя история никого не интересует. А важно только, кто ты такая. И даже не это. Важно, какая ты там, внутри, под оберткой.
Наступает тишина. Неожиданно возникает напряженность.
Мадлен. Да, вы все верно говорите.
Фрэнсис смотрит не нее.
Фрэнсис. А почему пиво китайское?
Мадлен. Не знаю. Тот парень в магазине сказал: «Возьмите китайское, оно недорогое».
Фрэнсис. Он что, ваш друг?
Мадлен. У него татуировки на всех пальцах, по одной букве на каждом. Вот так: К-Б-П-Г. Его спрашиваешь о чем-нибудь, а он смотрит на руку. Я его однажды спросила, что эти буквы означают. (Мадлен поднимает руку, имитируя). А он сказал: «Как Бы Поступил Господь»?
Обе смеются.
Фрэнсис. Очень хорошо…
Мадлен. Знаете, иногда бывают такие моменты… понимаете, о чем я?
Фрэнсис. Какие моменты, Мадлен?
Мадлен. Бывают такие моменты, когда, прежде чем отдашь себе отчет… просто такие мгновения, когда идешь по улице… Хотя в тот раз, помнится, я была довольно далеко отсюда, это было, наверное, в сотне ярдов дальше по улице…
Фрэнсис. И что же?
Мадлен. Так вот, я иду по улице и думаю: «Мартину это понравится».
Фрэнсис. Да, понимаю.
Мадлен. Надо будет рассказать об этом Мартину.
Фрэнсис. Гм.
Фрэнсис замыкается в себе и задумывается. Мадлен встает и переходит на скамью, тянущуюся вдоль окон. Свет с улицы падает на ее лицо.
А откуда этот свет? Там что, зал игральных автоматов? Бинго?