Джош
Шрифт:
– Слышал? Входи. Но имей в виду, приятель, попробуй только пикни про что-нибудь, я с тобой потом посчитаюсь.
– Про что про что-нибудь?
– Про все.
Слыхал, Джош? Это тебе вроде открытого счета в банке. И, вступив с солнцепека в прохладу прихожей, он ощупью пробирается вперед. Как бы не споткнуться, с Билла вполне станется подставить ножку. Он бредет, моргая со света, по темному коридору, как по черной штольне, вдыхая крепкий запах не то белых лилий, не то муравьиной отравы, которым пропитан этот дом. Вот и кухня - сосновый, чисто выскобленный стол, на нем таз с горячей водой и стопка грязных
– Здравствуй, Джош.
Славные такие лучики вокруг глаз, а глаза зоркие, ничего не упустят, и сама женщина загорелая и худощавая, оттого что всегда на солнце, всегда на свету, на людях.
– Доброе утро, миссис О'Коннор. Спасибо, что пригласили меня.
– Как ты тут у нас отдыхаешь?
– Спасибо, очень хорошо.
У Билла лицо такое, будто он потерял кошелек с деньгами.
– Я много слышала о тебе от твоей тети, но ты, оказывается, выше, чем я представляла. И лицом в родню. Сразу можно узнать: Плаумен. Тетя, наверно, хочет, чтобы ты у нее поправился?
– Кажется, да, миссис О'Коннор.
– Бетси! Тарелки! Билл, куда девалась Бетси?
– Я здесь, мам.
– Здесь, так входи. В собственном доме, а жмешься на пороге, Джош тебя не укусит. Берись за тарелки, пока горячие. Сначала ножи и вилки, сама знаешь.
Бетси с посудным полотенцем в руках, совсем другая, не похожая на себя.
– Присядь, Джош. Дай ногам передышку.
– Я не могу долго, миссис О'Коннор.
А что думает Бетси? Как-то неловко за нее.
– Мне вообще-то надо уже идти.
– Глупости, глупости. Скажешь тете, что это я виновата. Она поймет. Билл, чайник вскипел. Завари свежего чая. Никогда еще у нас в доме не бывало поэта... Ну вот, в краску его вогнала. Кто, спрашивается, меня за язык тянул? Не сердись на меня, Джош, но мы все очень гордимся - правда, Бетси? что из нашей среды вышел человек, которому суждено прославить свое имя. Надеемся, что и нам немножечко перепадет от его славы.
Бетси прямо стонет.
– Ой, мам!
Билл стремглав выскакивает с заднего крыльца вытряхнуть из чайника старую заварку. Джош лихорадочно перебирает в уме, что бы такое подходящее сказать, он совсем растерялся.
Но миссис О'Коннор еще только распалялась.
– Мисс Плаумен читала его стихи и восхищается, а она не станет попусту хвастать. Она женщина со вкусом и образованная, а он - Плаумен, а Плаумены здешние, из Райен-Крика. Мы теперь будем высматривать, где появится твое имя, Джош. И мы считаем, что ты наш. Что ты имеешь к нам самое прямое отношение.
Бетси стоит бледная, скованная, смотрит перед собой в одну точку ничего не видящими глазами. Билл возвращается в кухню, лицо у него как зимняя туча. И Джош понимает, что должен что-то сказать, притом прямо сейчас, не откладывая.
– Ну что вы, миссис О'Коннор... Все это гораздо сложнее. Тетя Клара не должна была рассказывать. Ни за что не должна была. Это - мое личное. Моя тайна.
– Она так и осталась тайна. Твоя тетя не рассказывала, что там, в тех стихах. Просто она восхитилась и поделилась своим восхищением. Ты не должен на нее за это сердиться. Ну, Билл, заваривай, неси сюда чай, да побольше засыпай.
Смотрите-ка, в рифму вышло! Мы тут, пожалуй, скоро все ударимся в поэзию.– Ма-ам!..
У Бетси вид такой, словно она рада бы обернуться червяком и заползти в самую дальнюю щель. Билл с размаху брякает на стол чайницу, хорошо, что жестяная, не разбилась. А у Джоша температура, наверно, повысилась до ста двух градусов, он весь горит.
– Джош, ты, должно быть, думаешь, что я глупая женщина, но я совсем не такая глупая и бестактная, как тебе кажется. И присутствующие здесь это понимают. Я затем и пригласила тебя. У нас в поселке у кого-то с кем-то испортились отношения, и пора этому положить конец. Ты со мной не согласна, Бетси?
– Я даже не знаю, о чем ты, мам.
– А ты, Билл?
– И я не знаю.
– Ну, Рекс зато знает, конечно. Жаль, его дома нет. Вы, ребятки, забываете, что ваши родители тоже были когда-то детьми, и не так уж много лет назад. Вы думаете, мы ходим с закрытыми глазами. Думаете, мы глухие. А нам мало ли чего сорока на хвосте могла принести.
Бетси, сжав зубы:
– О чем ты, понять не могу.
– Если это правда, значит, ты глупее, чем я думала. Хотите сохранить секрет - смотрите, чтобы сорока не проведала. Сорока на хвосте ваш секрет обязательно разнесет.
У Билла лицо еще больше мрачнеет, оно теперь много темнее самой черной зимней тучи.
– Так что договаривайтесь насчет матча, сынок.
– Это уж мое дело, мам.
– Не только твое, и ты это знаешь. Команду нужно собрать сильную. Джош, я надеюсь, у вас играет? Билл хмуро:
– Может быть. Он ловить за воротцами умеет?
– Это ты не у меня, а у него спроси.
– Ты как, за воротцами можешь стоять?
Джошу это не очень-то нравится.
– Ты же говорил, вам нужен отбивающий.
– Ну да. Но чтобы умел и ловить. Наш слишком маленького роста.
– Можно попробовать.
В одном Билл пошел в мать: у него такой же цепкий, все замечающий взгляд. Джош увидел, как у Билла Злорадно сверкнули глаза.
– Возьмешься ловить за воротцами, можешь играть.
– Возьмусь.
– Тогда в полпервого на спортплощадке. Знаешь, где это?
– Ему незачем знать, Билл. Он может пойти с тобой.
– Ладно. Подойдешь за мной в двенадцать пятнадцать. В белой спортивной форме.
– У меня только белая рубашка.
– Не годится. Белые рейтузы, белые туфли - все как положено. Кто не в белом, не допускается до игры. У Джоша голос, вот досада, звучит жалобно:
– А у меня нет с собой крикетной формы.
– Такое правило. Играют в белом. Это ведь настоящий матч, Джошуа, а не детская возня на лужайке. Мы играем по правилам. Без отступлений.
– По-моему, его зовут Джош, и, по-моему, тебе это хорошо известно.
Билл покосился на мать и постарался придать своему лицу миролюбивое выражение.
– Все равно без белой формы нельзя.
– Ну, хорошо, Билл. Если ты хочешь, чтобы он играл...
– А я этого не говорил.
– Довольно! Стыдно быть злым. Это совсем на тебя не похоже. Надо раздобыть для него белую форму. Спроси у Дунканов и у Прайеров, их мальчики еще не приехали, или садись на велосипед и поезжай к Гуду. Чьи-нибудь вещи да подойдут. А теперь разливай чай.