Джош

– Благодарю.

– Я это говорю тебе в похвалу. С тобой не соскучишься.

– Угу

– Да-да, мой друг. Я чересчур поспешно о тебе судила. Мне будет недоставать не одной только твоей серьезности.

– Я еще не уехал, тетя Клара.

– Приходил Рекс.

– Да? Хорошо, что не Билл. А то бы я его задушил своими руками.

– Матч начнется раньше. Игроки из Кроксли уже приехали. Рекс опасается, что ты можешь не успеть. Он справлялся, как твой живот, не хуже ли?

– У меня он и не болел.

– Рекс сказал, что тебя на кладбище тошнило.

– Вовсе нет.

– А что ты делал на кладбище? Читал надписи на памятниках.

– А Рекс? Тоже читал?

– Мы с Рексом не сошлись во взглядах. Теперь скрывать уже незачем.

– У тебя что, Джош, неприятности? Почему ты мне не говоришь? Ты, кажется, плоховато ладишь с людьми, да?

– Пожалуй, что так, тетя Клара.

– И кто виноват?

– Не они же. Выходит, значит, что я. Правильно?

– Я этого не говорю.

Нет, Джош, ее ты не втягивай. Ты поплачь о других, не о себе. Она же не может знать все, верно? Так что держи рот на запоре, Джош.

– Тетя Клара, ради бога, где ваши булавки? Я больше эти штаны поддерживать не в состоянии.

28

Голос тети Клары:

– Джош! Время уходит!

Есть разница, тетя Клара, между добрым смехом и злым, но здешние ребята ее не понимают. И мне все время достается не тот смех. Мне неприятно. Даже очень неприятно, если честно сказать. Я больше не могу. Каково это - выйти на улицу в штанах, которые обернуты вокруг тебя и заколоты, точно пеленки вокруг младенца? Это несправедливо, тетя Клара, я не могу! Я даже по коридору до кухни не могу в них пройтись. Как я, такой, покажусь там на глаза Лоре? Она увидит и покатится со смеху. А ее насмешки будут мне особенно обидны. Да еще ребята грозились, что отлупят меня.

– Джош, поторопись. У него вдруг вырвалось:

– Я не могу!

– Отлично можешь. Я знаю, что ты уже готов.

Так твердо, даже властно, не допуская возражений. Эта плауменовская манера не слушать, что тебе говорят. А только распоряжаться. Вот и папа так, когда сердится. И все дядья, и их дети, и все тетки, которые были Плаумены до того, как повыходили замуж. Откуда это у них, прадедушка? А может быть, вы тоже были такой, может, она просто скрывает правду?

– Джош!

Словно на цепи тебя тянет. И как ни упирайся, цепь все равно не разорвешь. Всегда делай, как они тебе велят, и спорить не смей, а не сделаешь, они приходят в ярость и ничего не желают слушать. Вот и портьера, шуршащая, щекотная. Ты теперь будешь помнить ее до могилы. Как некий символ. Как врата бедствия.

Джош стучится в приоткрытую дверь кухни и входит, весь напрягшись, готовый встретить Лорин взгляд. У тети Клары в голосе звучит изумление, а может быть, усмешка:

– Что это ты стучишься?

– Я думал, надо. От меня тут все время закрывают двери.

– Не преувеличивай, Джош. Лоры уже нет, если тебя это беспокоит. Она минут десять как ушла с заднего крыльца.

Слабея от облегчения, он протягивает руку и опирается о косяк, чтобы не упасть.

– Завтрак с собой я тебе уже приготовила. Сейчас вот только заверну.

Ну вот, едва перевел дух, и опять пожалуйста.

– Разве я не успею пообедать?

Снова выставлять всем на осмеяние эти морковки, и салатные листья, и куски хлеба из непросеянной муки, похожие на деревянные клинья, которые запихивают под дверь, чтобы не захлопнулась.

– Куда там! В твоем распоряжении каких-нибудь две-три минуты. Ты лучше не заставляй Билла тебя ждать.

Джош входит в кухню осторожно-осторожно, будто по яичным скорлупкам. Того и гляди, проклятые булавки начнут расстегиваться. На душе все муторнее и муторнее, так хочется, чтобы тебя пожалели, и стон, который звучит внутри, вырывается наружу:

– Тетя Клара!..

Она перестала связывать в пучок вымытые морковки.

– Да, Джош, что тебе?

– Очень у меня идиотский вид, тетя Клара? Я ведь, знаете, тоже не все могу вытерпеть.

Она протягивает ему руку сочувствия, но Джош уже раскаялся в своей слабости, уже вспомнил данные себе обещания. Он трясет головой, крепко сжимает кулаки и отходит в сторону.

– Они тебя травят, Джош? Глаза в пол:

– Я не доносчик...

– Знаю, что не доносчик, и уважаю тебя за это. Но ведь мы с тобой родные, правда? Он кивает, не поднимая глаз.

– А родные для того и существуют, чтобы немного облегчать друг другу ношу. Но против твоего желания я тебе не смогу помогать.

С великим напряжением он сдерживается и сурово говорит:

– Я слышал от ребят, что вы и так уж тут напомогали.

– А ты бы этого не хотел?

– Не знаю, тетя Клара. Только уж лучше бы вы говорили мне все как есть. Я просто ничего не понимаю. Куда ни подайся, все против меня. Одни проигрыши.

– А ты рассчитываешь на выигрыши, Джош?

– Да нет же.
– Опять почти умоляя: - Не надо меня ловить на слове! Просто у меня все получается наперекосяк.

– Да, я заметила и сказала тебе, что ты ко всему относишься очень серьезно. Слишком серьезно.

– Вовсе нет.
– Как трудно подобрать подходящие слова, - Честное слово, я стараюсь видеть во всем смешную сторону. Правда-правда, тетя Клара, можете мне не верить, но это так.

– Ты часто говоришь смешные вещи, Джош, но это не одно и то же.

– Не понимаю...

– Подумай - поймешь. Смешное может быть очень серьезным делом для таких людей, как ты. И это не значит, что у вас веселый нрав. Я, например, когда говорю о солнце, ничего, кроме солнца, не подразумеваю.

Если же снаружи смех, а внутри слезы, это совсем не то.

– Я не понимаю, о чем вы говорите, тетя Клара. Это все выше моего разумения.
– На глубинах отчаяния: - Вас подвести, вот чего я боюсь. Я все время, как ни стараюсь, вас подвожу. Вы только взгляните на меня вот сейчас. Настоящее пугало. Они там все перемрут от смеха. Ну за что они меня мучают?

– Со стороны Билла это было жестоко. И конечно, сделано нарочно. Он меня разочаровал.

– А я не хочу, чтобы вы в нем разочаровывались, тетя Клара. Я не хочу, чтобы вы в ком-то разочаровывались. Наверно, я чем-то сам виноват. К вам они вон как хорошо относятся. Все для вас делают. Они же тут с вами всегда живут, а я только в субботу приехал. Полы вам моют, дрова колют, окна протирают, сад вскапывают. И ни за что-нибудь, а просто из хорошего отношения. Они лучше меня, тетя Клара. Я тоже помогаю людям, но за плату.

– Наверно, у вас там другие условия, Джош. Ничего нет дурного в том, что тебе платят.

– Но здешние ребята говорят, что вы бедная и что я у вас нахлебничаю. Голос против воли жалобно звенит и чуть не срывается.
– Вы же не бедная, тетя Клара, ведь правда?

Тетя Клара отчего-то не отвечает, будто не слышала, хотя, конечно, не слышать не могла.

– Значит, вот что они тебе говорили?

– Но ведь это неправда, да? Я не знаю, сколько стоят разные вещи, тетя Клара, но у вас в доме столько всего, целое богатство.