Джульетта и духи
Шрифт:
Но она так и не встретила никого, ни людей, ни животных, когда еще через час пути наконец добралась до нижних отрогов, и в долине галдел студенческий лагерь, где дымились кухоньки и ребята затевали ролевые игры, переодеваясь во всадников-горцев и казаков. Они были уже рядом, но – будто за прозрачной стеной. Вызывали любопытство, но не давали Азе никакого соблазна приблизиться. Она шла в своем одиноком мире. Столько дней пропутешествовавшая на внедорожнике с Нефёдом. И начиналось с восторга, но – кончилось всё далее проникающим холодом, скатывающимся по склонам гор вниз… Туман нарастал по мере того, как всё больше правды
Внизу бежала мелкая и узкая, но быстрая и бурлящая каменистая горная речка. Аза судорожно скинула кроссовки и двинулась босиком вброд. Тяжелое дыхание вырывалось, скрипели зубы, закипала слеза, и Аза стонала, кривясь от боли, которую наносили ее худым ногам камни… Но прохлада буруна остужала закипающий внутри комок.
Она выскочила на берег и стояла на бледных мокрых и холодных ногах. Она была одна на всей этой земле на берегу моря. Совершенно одна.
И запоздало сознавала, что, конечно, всё равно рано или поздно вернется туда, в палаточный городок, к Нефёду, – потому что куда еще направиться ей здесь?.. Понимала, но нарочно не думала об этом.
Увидев очередное местное кафе, она завернула туда, порывшись в торбочке, достала кошелек и заказала суп харчо и стакан любимого красного.
В кафе было душновато и темновато, но почти отсутствовали посетители, и уединение приятно остудило ее. Она быстро съела суп, однако вино сейчас почему-то не лезло в горло, и отпив лишь несколько глотков, Аза отставила высокий стакан.
Она вышла на морской бриз и шагала, как дым, бледным оборотнем с горящими глазами и тонким ртом, со свисающими вниз тонкими бледными ногами.
Вокруг стояли припаркованные машины, в центре большой беседки на мангале жарились, разумеется, шашлыки, и фигуры людей – не очень понятно отсюда, русских или местных, абхазцев, – под музыку свободно танцевали, мужчины и женщины…
Это было снова за прозрачной стеной, и она шла мимо, грустная и злая. И тут содрогнулась, услышав то, чего так не хотела услышать, наткнуться на что хотя бы не сегодня…
– Девушка, девушка! Здравствуйте! Вы далеко? Давайте познакомимся! Меня зовут Гоген Пивашилидзе! А вас как зовут, дорогая?
Она не оборачивалась, не сбавляла шагу и молчала в ответ, но злость и легкий ужас закипали внутри… Наверное, она, такая, какой была, – бледная и холодная, с огнем внутри глаз и зубастым ртом, как ни парадоксально, только заводила этих озабоченных бездельников. Но неужели от них не было тут в самом деле проходу?!
– Нет, ну как вас зовут? А куда это вы в такой час да одна? И чего смотрите так тяжело, а, девушка?
И противный хохоток слышался где-то там, за спиной, или ей только казалось?.. Как всей душой не желала она этого сегодня, прилипающего, словно репьи, но как будто весь этот мир громко и грязно смеялся над ней, тотчас же послав именно это, ненавидимое!
И она поняла, что надо бежать, а бежать остается только на знакомый берег…
И она почти неслась, а солнце садилось.
Белело ввечеру пустынное море, и тихо хлюпал прибой. Вдалеке виднелись темные шатры маленькие палаток. И вот – ближняя…
Сгорбленный силуэт темнел у самого входа.
Он сидел на песке, и светился огонек его «патрубка для парубка».
Трубка особенно напоминала знаковую, колдовскую.Она молча двинулась к входу в палатку. Она почему-то почти не боялась. Ей казалось, что он всё понял, и всё уже потухло и почти прощено…
Она приблизилась, а он молча влез внутрь.
Она решила, что он собирается спать, и тихо, но отчетливо, мирно сказала ему:
– Спокойной ночи, Нефёд.
И тут вдруг случилось новое.
– Спокойной ночи?! – тихо, но четко прошипел он.
И вдруг показался обратно, вылезая из палатки.
– Ах, «спокойной ночи»! – сардонично захохотал он. – Ты – мне – теперь – желаешь спокойной ночи?!
Он поднялся на ноги и навис немного бесформенной глыбой. А ее тонкий темный силуэт с острыми пальцами длинных тонких рук напоминал застывший куст или – восставшего из-под земли…
– Ну ты тогда лучше, деточка, – давясь сарказмом, пропел он, – пожелай мне «беспокойной ночи»! Так куда точнее и правильнее!!
Ее холодная фигура почти не двигалась.
– После того дня, какой ты устроила мне с утра, – ты, значит, желаешь мне очень спокойной ночи! Я заценю твою наглость и беспардонность, девочка моя!! – раздавалось из гулкого темного силуэта. – Когда весь день я не знал, как быть, где тебя искать, и даже бегал уже к Бубуле… тьфу, к Гураму, – ткнул он в направлении закрытой в темной ночи шашлычной там, вдалеке, – чтобы он, может, подключал кого из местных к поиску!!
Он перевел дух, задыхаясь.
– Ты же извела меня! И теперь ты вернулась, понимаешь, приплыла сюда и безмятежненько сказала мне – «спокойной ноченьки»!!
Бегал к Гураму… – вдруг странно подумалось ей в этот момент. – И, конечно, уж в милицию напрямую ты бы не попытался обратиться. И понятно, почему. Что у тебя самого могут найти в карманах…
– Ты весь день где-то шлялась, шлюха! – крикнул он и, высунувшись вперед, ударил ее по лицу.
От сильной оплеухи завернулась ее голова, дернулось узкое лицо, во рту посолонело. В голову ударили бешеные слезы и безумный гнев. Захрипев и завыв ночной волчицей, она ткнула его длинными ногтями, мелькнув черной тенью корявой ветвистой руки…
Она попала в щеку, он взвыл и отшатнулся, и схватился за лицо, по которому пошла кровь. И тотчас же отшвырнул легонькую костлявую Азу, и она осела на прохладный ночной песок опустевшего пляжа.
Интересно, слышал ли кто-нибудь скандал в дальних палатках? Проснулся ли? Попытался ли высунуться или – наоборот, только крепче забрался в спальный мешок по принципу «мое дело – сторона»? В абсолютно пустынной тихой ночи над темными горами и морем крики должны быть слышнее… Но были ли они столь громкими, как казалось? Или – наоборот, сдавленными, хрипящими?
Аза упала на песок, загребла его кроссовками, закрыла лицо длинными узкими ладонями. Дикие, злые слезы душили космическим отчаяньем, выступали и капали, в то же время такие скупые и вязкие, как всегда у нее…
Она выла в ночи оборотнем. А потом вдруг посмотрела на свои ногти, измазанные в его крови. Инстинктивно облизала слегка окровавленные пальцы. И странно успокоилась. Только свистело дыхание, но хотелось долизать все кровяные капли…
Сколько прошло времени? Что еще случилось в эти минуты? Текли ли слезы, пахнущие землей? Только хлюпал прибой прекрасного, холодного и равнодушного к ней моря.