Джульетта
Шрифт:
Я во все глаза уставилась на оригинальный кулон.
– Вы носите пулю?!
Алессандро криво улыбнулся:
– Я называю ее любовной писулькой. В газетах писали про «дружественный огонь» [43] . Очень дружественный - пуля остановилась в двух сантиметрах от сердца.
– Ну, значит, твердая грудная клетка.
– Скорее твердый напарник. Эти пули прошивают насквозь по несколько человек. До того как попасть в меня, она прошла через одного из моих товарищей. А не угоди я в госпиталь, меня бы разорвало на куски. Судя по всему, Бог знает, где я, даже если не ношу крест.
Я
– Когда это произошло, где?
Нагнувшись, он опустил руку в воду.
– Я же рассказывал, что подошел к самому краю…
Я безуспешно пыталась поймать его взгляд.
– И все?
– Пока все.
– Ну что ж, я скажу вам, во что верю я. Я верю в науку.
Не дрогнув ни единой черточкой, он медленно поднял глаза и посмотрел мне в лицо.
– Мне кажется, - сказал он, - вы верите не только в науку. Против воли. И потому боитесь. Вы боитесь pazzia.
– Боюсь?
– попыталась я рассмеяться.
– Да я нисколечко…
Он перебил меня, набрав в горсть воды и протянув мне.
– Если не верите, выпейте. Что вам терять?
– Еще чего!
– отпрянула я.
– Да здесь полно бактерий!
Он стряхнул воду с пальцев.
– А люди пили сотни лет.
– И сходили с ума!
– Видите?
– улыбнулся он.
– Все-таки вы верите!
– Да! Я верю в микробов!
– А микроба вы видели?
Я яростно посмотрела на его дразнящую улыбку, раздраженная его легкой победой.
– Очень смешно! Ученые их каждый день видят.
– А святая Екатерина видела Иисуса, - сказал Алессандро, сверкнув глазами, - здесь, в небе Сиены, над базиликой Сан-Доменико. Кому вы верите? Вашим ученым, святой Екатерине или обоим?
Когда я не ответила, он сложил руки ковшиком, зачерпнул воды из фонтана и сделал несколько глотков. Остальное он протянул мне, но я снова отшатнулась.
Алессандро покачал головой с притворным разочарованием.
– Вы не та Джульетта, которую я запомнил. Во что вас превратила Америка!
Я возмущенно выпрямилась:
– О'кей, давайте сюда вашу воду!
Воды у него едва осталось на ладони, но я все равно отхлебнула, уткнувшись губами в кожу, чтобы Алессандро меньше возражал. До меня не сразу дошло, насколько интимным получился жест, пока я не увидела выражение его лица.
– Теперь от безумия нет спасения, - хрипло сказал он.
– Вы стали настоящей сиенкой.
– Неделю назад, - напомнила я, мгновенно очерствев, чтобы не дать себе размякнуть, - вы предложили мне отправляться домой.
Улыбнувшись на мой хмурый вид, Алессандро коснулся моей щеки:
– Вот вы и дома.
Мне понадобилась вся сила воли, чтобы не прильнуть к его руке. Несмотря на множество причин не доверять этому человеку, не говоря уже о флирте с ним, все, что я выдавила, было:
– Шекспиру бы это не понравилось.
Ничуть не обескураженный моим почти беззвучным отказом, Алессандро медленно провел пальцем по моей щеке, задержавшись в углу рта.
– Шекспиру знать не обязательно.
Что я увидела в его глазах, было мне так же чуждо, как неизвестный берег после бесконечных ночей в океане; за листвой джунглей я чувствовала присутствие незнакомого зверя, первобытной твари, ждущей, когда я
сойду на берег.Что он увидел в моих, я не знаю, но его рука упала.
– Почему вы боитесь меня?
– прошептал он.
– Fammi capire, объясните же мне!
Я колебалась, но это был мой шанс.
– Я ничего о вас не знаю.
– Я весь перед вами.
– Где, - я указала на его грудь и пулю, висевшую под рубашкой, - это случилось?
Он на мгновение зажмурился, затем открыл глаза и позволил заглянуть прямо в его усталую душу.
– В хорошо знакомом вам Ираке.
Одно это слово разом похоронило мой гнев и подозрения под оползнем сочувствия.
– Хотите поговорить об этом?
– Нет. Следующий вопрос?
Мне понадобилась целая секунда, чтобы осмыслить потрясающий факт: при минимальном усилии я вытащила из Алессандро большую тайну. Или, по крайней мере, одну из них. Однако было не похоже, что остальное я раскопаю так же легко, особенно эпизод с разгромом моего номера.
– Вы… - начала я, но не решилась спросить напрямую. Тут же мне в голову пришла другая мысль, и я закончила вопрос иначе: - А вы не приходитесь какой-нибудь родней Лучано Салимбени?
Алессандро удивленно посмотрел на меня - он явно ожидал чего-то другого.
– А что? Вы считаете, он убил Бруно Карреру?
– Первым моим впечатлением было, - начала я как можно спокойнее, - что Лучано Салимбени давно мертв. Но возможно, меня неправильно информировали. Учитывая все, что уже случилось, и не исключая возможности, что он убил моих родителей, я считаю, что имею право знать.
– Я вытащила из воды сначала одну ногу, потом другую.
– Вы Салимбени. Ева-Мария - ваша крестная. Пожалуйста, объясните, как это все сочетается.
Видя, что я говорю серьезно, Алессандро застонал и запустил пальцы в волосы:
– Но это совершенно не…
– Пожалуйста.
– Ладно, - сдался он с глубоким вздохом, раздраженный больше собой, чем мной.
– Я объясню.
– Он думал довольно долго, видимо, решая, с чего начать, и, наконец, сказал: - Вы о Шарлемане слыхали?
– О Карле Великом?
– переспросила я, не уверенная, что правильно расслышала.
– Да, - кивнул Алессандро.
– Он был… очень высоким.
В этот момент у меня в животе громко заурчало, и я вспомнила, что ничего не ела со вчерашнего обеда, если не считать бутылки кьянти, банки маринованных артишоков и половинки шоколадного panforte [44] .
– Может, - предложила я, надевая туфли, - остальное расскажете за кофе?
На Кампо полным ходом шла подготовка к Палио. Мы прошли мимо горы песка, предназначенного для скакового круга. Алессандро опустился на колено и захватил пригоршню с таким благоговением, точно это был драгоценный шафран.
– Видите?
– обратился он ко мне.
– La terra in piazza.
– Дайте догадаться. Это значит - эта пьяцца является центром Вселенной?
– Почти. Это значит «земля на площади». Почва.
– Он положил песка мне в руку.
– Ощутите ее. Понюхайте ее. Она означает Палио.
– Когда мы зашли в первое же кафе и сели, он показал на рабочих, устанавливавших обитые мягким барьеры вокруг Кампо.
– Рай на земле - между барьерами Палио.