Джульетта

Маэстро чуть не бегом вернулся в мастерскую, понимая, что солдаты могут нагрянуть к нему с минуты на минуту. Если не лгут слухи, которые ходят о пытках Салимбени, бедный монах еще до полуночи выболтает все, что знает, многое выдумав и преувеличив.

Но посмеют ли они посягнуть на его свободу? В конце концов, он знаменитый художник и у него много благородных покровителей, неуверенно думал он. Одно маэстро знал наверняка: сбежав и скрывшись сейчас, он все равно что признает свою вину и уже никогда не сможет вернуться в город, который любит больше всего на свете.

Поэтому, маэстро Амброджио решил, не мешкая, скрыть опасные улики - портрет Джульетты и свой дневник, лежавший на столе. Дописав последний абзац - несколько сумбурных фраз о том, чему свидетелем он стал в эту ночь, - художник взял дневник и портрет, завернул в ткань, положил в ларец с плотной крышкой и спрятал в тайнике в стене, надеясь, что там их никто не найдет.

VI.I

Могу ль уйти, когда все сердце здесь?

За ним ты, прах земной! Найди свой центр!

Дженис действительно оказалась умелым скалолазом. Отчего-то я никогда особенно не верила в ее открытки из экзотических мест, если в них не говорилось о разочаровании и попойках. Мне нравилось думать, что сестрица лежит в хлам пьяная в мексиканском мотеле, а не плавает с аквалангом меж коралловых рифов в воде столь чистой, что, как она писала своим жутким почерком (не мне, конечно, а тетке Роуз), можно прыгнуть туда грязной старой грешницей и выйти Евой в первое утро в раю, до появления Адама с газетой и сигаретами.

Стоя на балконе и наблюдая за ее попытками подняться в номер, я про себя удивлялась, что очень жду возвращения Дженис. Побегав по комнате, по меньшей мере, час, я пришла к неприятному выводу, что мне не уразуметь тайный смысл происходящего в одиночку.

Всякий раз, когда я обращалась со своей проблемой к тетке Роуз, она поднимала страшный шум, но никогда ничего не решала, и ситуация только ухудшалась. Если в школе ко мне приставал какой-нибудь мальчишка, тетка звонила директору и всем учителям с требованием позвонить родителям малолетнего пакостника. В отличие от нее Дженис, случайно услышав разговор, пожимала плечами и бросала:

–  Он в нее просто втюрился. Это пройдет. Что у нас на обед?

И всегда оказывалась права, хотя я и не желала этого признавать.

Скорее всего, она и сейчас права. Не то чтобы мне очень нравились ее колкости насчет Алессандро и Евы-Марии, но кто-то же должен был прохаживаться на их счет, а у меня уже мозги закипали от конфликта интересов.

Пыхтя от напряжения и подчиняя инстинкту самосохранения, Дженис с готовностью схватилась за протянутую руку и с пятой попытки зацепилась ногой за перила.

–  Скалолазание, - выдохнула она, перевалившись на балкон как мешок картошки, - это такая сладкая горечь…

–  Почему ты не пошла по лестнице?
– невинно спросила я, когда Дженис села отдышаться на полу балкона.

–  Очень смешно!
– огрызнулась она.
– По городу бродит серийный убийца, ненавидящий меня до глубины души!

–  Перестань, - попросила я.
– Если бы Умберто захотел свернуть нам шеи, то сделал бы это много лет назад.

–  Психи непредсказуемы!
– Дженис поднялась, поправляя одежду.
– Особенно теперь, когда у нас мамина шкатулка. Я тебе говорю, смываемся отсюда prontissimo [48] и… - Тут она впервые взглянула мне в лицо и заметила покрасневшие, припухшие веки.
– Господи, Джулс, что стряслось?!

–  Ничего особенного, - дернула я плечом.
– Дочитала о Ромео и Джульетте. Извини, что забегаю вперед и порчу удовольствие, но у этой истории нет счастливого конца. Нино попытался ее соблазнить, вернее, изнасиловать, и она покончила с собой, приняв смертельную дозу снотворного за несколько минут до того, как Ромео проник в замок, чтобы ее спасти.

–  А чего ты ожидала?
– Дженис прошла в ванную мыть руки.
– Такие, как Салимбени, не меняются даже через миллион лет. Это у них в генах. Улыбающееся зло. Нино, Алессандро… Все одного поля ягоды. Либо ты их, либо они тебя.

–  Ева-Мария не такая… - начала я, но сестрица не дала мне закончить.

–  Да что ты?
– ехидно спросила она из ванной.
– Позволь расширить твой кругозор. Ева-Мария водит тебя за нос с самого первого дня. Неужто ты поверила, что вы случайно оказалась в одном самолете?

–  Бред какой!
– возмутилась я.
– Ни одна живая душа не знала, что я лечу тем рейсом, кроме… - Я осеклась.

–  Вот именно!
– Дженис отшвырнула полотенце и плюхнулась на кровать.
– Они явно работают вместе, она и Умберто. Не удивлюсь, если они окажутся братом и сестрой. На этом держится мафия - семья превыше всего, родственные услуги, прикрывание задниц друг друга. Кстати, я не против прикрыть задницу твоему бойфренду, только вот боюсь встретить рассвет похороненной под полом.

–  Не устала мельница молоть?

–  Нет!
– Дженис понесло.
– Кузен Пеппо рассказал, что муж Евы-Марии, Салимбени, был bastardo classico [49] и строил из себя крутого мафиози - лимузины, крепкие парни в блестящих костюмах и сицилианских галстуках и прочая классика. Некоторые считают, что Ева-Мария сама заказала своего сладкого папика, чтобы возглавить дело и сбросить оковы лимита по кредитке. А твой мистер «сахарная задница» - ее любимый кач, если вообще не барсик. Но сейчас - па-пам!
– она науськала его на тебя, и вопрос в том, для кого из вас он откопает сахарную косточку. Сможет ли виргитарианка повлиять на плейбоя, отвратив его от распутной жизни, или зловещая крестная мать возьмет верх и присвоит фамильные драгоценности, едва ты протянешь к ним свои хорошенькие лапки?

Я покосилась на сестрицу:

–  Все?

Дженис поморгала, приходя в себя от полета фантазии.

–  Я определенно хочу свалить отсюда подальше. А ты?

–  Вот блин.
– Я опустилась рядом с ней на диван, вдруг почувствовав, что очень устала.
– Мама хотела оставить нам сокровище. А мы… я все испортила. По-моему, мой долг перед памятью мамы все исправить.

–  По мне, так наш долг перед мамой - остаться в живых.
– Дженис побренчала ключами перед моим носом.
– Поехали домой?

–  От чего эти ключи?

–  От маминого старого дома. Пеппо рассказал. Он к юго-востоку отсюда, в городишке под названием Монтепульчано. Все эти годы стоял пустой.
– Сестрица взглянула на меня, старательно пряча надежду: - Хочешь поехать?

Я во все глаза смотрела на Дженис, поражаясь, как это она заставила себя задать этот вопрос.

–  Ты действительно хочешь, чтобы я поехала?

Дженис села прямо.

–  Джулс, - заговорила она с непривычной серьезностью, - я действительно хочу, чтобы мы обе выбрались отсюда живыми. Дело не только в статуе и пригоршне стекляшек; действительно происходит нечто мистическое. Пеппо говорил мне о тайном обществе, где верят, что наш род преследует проклятие и нужно его остановить. Угадай, кто ведет это шоу? Правильно, твоя маленькая королева гангстеров. Это та же самая мура, которой увлекалась мама… что-то о тайных ритуалах на крови и столоверчении с духами умерших. Так что извиняй за отсутствие энтузиазма.