Эдгар По. Сумрачный гений

Но Эдгару По не суждено было стать в этот ряд. Возможно, он был недостаточно настойчив и последователен в своих поисках. Но даже если он и сумел бы устроиться на службу и обрести стабильный доход, как долго (учитывая особенности его психики) он бы на этой службе удержался? Да и пошла бы она на благо творчеству? Впрочем, вопросы эти так и останутся в сослагательном наклонении — судьба этого человека совершила очередной поворот и вывела его на стезю, о которой он уже тогда втайне мечтал. Этот поворот заставил Э. По покинуть Балтимор и направиться в родные края — в Старый Доминион, в Виргинию, в Ричмонд.

Но прежде чем декорации сменятся окончательно и наш герой надолго покинет Балтимор, необходимо расстаться еще с одним апокрифом — в душераздирающей коллизии он связывает Эдгара По, Джона Аллана и его вторую супругу миссис Луизу Паттерсон Аллан.

Суть сводится к следующему. Среди биографов существует версия, что в балтиморский период По дважды — в 1832 и 1834 годах — посещал Ричмонд и навещал отчий дом. Обе встречи закончились для него плачевно. Он вел себя несдержанно, в первый приезд жестоко поскандалил с новой миссис Аллан. И в этом, по мнению биографов, кроется причина отказа в наследстве. Второй раз он приехал примерно за месяц до кончины отчима и якобы приблизил фатальный конец.

Вот как Герви Аллен описывает последнее событие:

«В начале года до По дошли вести о приближении события, которое не могло не оказать влияния на его дальнейшую судьбу и требовало его присутствия в Ричмонде. Джон Аллан умирал, и в феврале 1834 года По вновь оказался перед знакомыми дверями ричмондского особняка с твердым намерением встретиться и поговорить с опекуном. Должно быть, он хотел смиренно напомнить о своих „правах“, поведать об одолевавшей его нужде, возможно, раз и навсегда объясниться, покончить со всеми распрями и, получив прощение, которого можно было ожидать от лежащего на смертном одре человека, вновь вернуться в лоно семьи с надеждой разделить благодеяния родственной любви. Конец был близок, и возможность примирения, пусть даже самая ничтожная, давала По шанс. Пренебречь им он просто не мог. Целый мир воспоминаний, связанных с Джоном Алланом, которого он когда-то считал своим отцом, и важные для его будущего интересы влекли По столь неодолимо, что он попытался силой проникнуть в дом, хотя оказанный ему там в последний раз прием не должен был оставить у него никаких сомнений относительно чувств, которые Алланы питали к своему злосчастному „родственнику“.

После его визита прошлой весной слугам были даны распоряжения, как поступить в случае, если „мастер Эдди“ вновь пожелает посетить ричмондский особняк. Однако прозорливость хозяев оказалась тщетной. По ворвался в дом, оттолкнув дворецкого, и проворно взбежал по лестнице, ведущей в большую комнату с окнами на передний двор, в которой, откинувшись на подушки, сидел и читал газету Джон Аллан. Рядом с ним лежала трость. Водянка сделала его совершенно беспомощным. Насмешливо-ироническая улыбка, часто игравшая у него на губах в молодости и придававшая лицу почти приятное выражение, давно угасла. Ставший еще более крючковатым ястребиный нос и кустистые черные брови угрожающе нависли над сообщающей последние новости газетой. Но вдруг его маленькие пронзительные глазки скользнули вверх и узрели в дверях призрак, явившийся из прошлого. Время точно вернулось вспять, и перед ним, как когда-то много лет назад, стоял его юный „приемный сын“ и с мольбой глядел на „отца“, по обыкновению, чувствуя себя в его присутствии скованно и неловко. Несколько мгновений они пристально смотрели друг на друга, эти два непримиримых духом человека, встретившихся в последний раз. Затем По с довольно жалким видом попытался приблизиться и заговорить со стариком. Но Аллан, точно защищаясь от нападения, схватил прислоненную к креслу трость и стал свирепо ею размахивать, изрыгая поток брани и проклятий. Он кричал, что побьет По, если тот осмелится подойти к нему ближе, и угрожающе приподнялся с кресла, словно умирающая хищная птица — страшная, неукротимая, способная и погибая сразить врага. На его крики прибежали испуганная жена и слуги-рабы, которые с позором вытолкали По за дверь. Вслед ему неслись возмущенные вопли немощного, дрожащего от гнева старика. По возвратился в Балтимор, до глубины души потрясенный и удрученный фактом, что в мире существовал человек, ненавидевший его до последнего вздоха.

…С этого момента состояние Аллана начало резко ухудшаться… 27 марта около одиннадцати часов утра домашние услышали ужасный крик миссис Аллан, хлопотавшей в это время в комнате больного. Поспешив туда, они обнаружили Джона Аллана мертвым в его кресле» [160] .

160

Перевод С. Силищева.

Стоит извиниться перед читателем за обширную цитату из книги уважаемого автора, но как иначе продемонстрировать исключительную важность данного эпизода в судьбе По? Ведь здесь и характер писателя, и его мысли, чувства, переживания, выражение глаз, мимика, жесты… Здесь и отношения с отчимом, и его отношение к пасынку… И живописные подробности: портреты героев, их поступки, детали обстановки, событийная канва и тому подобное. Самое грустное, что ничего из того, что так ярко описал автор, не было. Не ездил в Ричмонд Эдгар По. Ни в 1832-м, ни в 1834 году. Не скандалил он с мачехой и совершенно не виновен в смерти отчима. Их общение в эти годы было эпистолярным. Да и то почти односторонним: мистер Аллан на письма пасынка не отвечал.

И что же? В конце концов, «каждый пишет, как он слышит… не стараясь угодить…». Герви Аллен так «слышал», так чувствовал и так видел. Автор настоящих строк ни в коей мере не стремится ограничить или поставить под сомнение право писателя писать так, как тот считает нужным. Но с легкой руки Аллена эта история, обрастая подробностями и деталями, пошла гулять по жизнеописаниям поэта и из мифа превратилась в факт биографии. А с этим примириться нельзя.

Откуда же взялась эта история?

Все очень просто. О визите Эдгара По в Ричмонд незадолго до смерти мистера Аллана поведал в своих воспоминаниях, опубликованных в 1881 году, Томас Эллис, сын партнера Аллана по бизнесу и товарищ Эдгара детских лет. Эпизод этот он осветил скупо — отвел ему всего два абзаца. Не содержалось там и выразительных деталей. Да и откуда они могли взяться? По признанию самого Эллиса, свидетелем визита По в отчий дом он не был и в городе его не видел, а информацию получил «из вторых рук». Живописные же подробности — на совести автора биографии поэта, впервые переведенной на русский язык и вышедшей в серии «Жизнь замечательных людей» в 1984 году. Совершенно справедливо по этому поводу заметил А. X. Квин: «Когда речь идет о том, что [Т. Эллис] видел лично, его словам можно доверять и относиться без всякого предубеждения… Когда же он говорит о том, что „слышал“… это вызывает серьезные сомнения». Тем более что в тех же воспоминаниях он приводит слова второй миссис Аллан (слышанные уже им лично): Эдгара она видела только дважды — и то уже после кончины своего мужа [161] .

161

См.: Quinn A. H. Edgar Allan Poe. A Critical Biography. Baltimore; L., 1998. P. 206.

На том покончим с приведенным апокрифом. Тем более что он — не первый, да и не последний в непростой, запутанной личной истории Эдгара Аллана По, еще при жизни обросшей причудливыми — большей частью недостоверными — деталями.

«Сауферн литерари мессенджер». 1835–1837

Едва ли Эдгар По вновь и по собственной воле очутился в Ричмонде, если бы к этому не приложил руку его покровитель Дж. Кеннеди. В свое время — скорее всего, в конце 1834-го или в самом начале 1835 года — он, активно «продвигая» своего протеже, рекомендовал его рассказы Т. Уайту, владельцу журнала «Сауферн литерари мессенджер» («Южный литературный вестник»). Конечно, Уайта интересовали прежде всего «громкие имена» — на страницах журнала он жаждал видеть тех, кто сможет привлечь подписчиков. Эдгар По к их числу, понятно, не относился. Поэтому, обратившись к Уайту с предложением опубликовать свои истории на страницах «Мессенджера», По сослался на своего покровителя. И поступил совершенно правильно, поскольку присланные для публикации рассказы издателю не понравились. Особенные сомнения Уайта, человека здравомыслящего и в общем-то совсем «нелитературного» (до начала своего предприятия он подвизался печатником, владел типографским станком), вызвала «Береника», которую в числе других ему выслал молодой автор. Хотя тогдашний читатель был привычен к всевозможным готическим ужасам, едва ли владельцу журнала могла понравиться такая история — о преждевременном погребении и душевнобольном гробокопателе, который мало того что убил свою несчастную кузину, так еще и вырвал ее белоснежные зубы. Скорее всего, тем бы дело и закончилось, но Эдгара По рекомендовал сам Кеннеди — так завязалась переписка между нашим героем и владельцем ричмондского журнала.

Очевидно, что По, несмотря на всю свою импульсивность, умел (ведь он был «виргинским джентльменом»!) проявить терпение и учтивость, в некоторых обстоятельствах был даже способен согласиться с критикой своего труда. Уайту, который прежде всего был бизнесменом и не слишком разбирался в изящной словесности, весьма по нраву пришлись рассуждения молодого человека о литературе, свидетельствовавшие об изрядной начитанности и очевидной учености. Не мог не покорить и стиль посланий — изящный, ясный и учтивый, стиль человека, способного и привычного обращаться со словом. Тем более что в весенние — летние месяцы 1835 года Э. По с видимым удовольствием не только консультировал Уайта по литературным вопросам, но и поместил несколько самых доброжелательных рецензий на вышедшие номера журнала в нескольких балтиморских газетах [162] . Так на страницах «Сауферн литерари мессенджер» и появились рассказы По. Сначала та самая «Береника» (март 1835 года), затем «Морелла» (апрель), «Страницы из жизни знаменитости» (май) и «Необыкновенные приключения некоего Ганса Пфааля» (июнь). Июльский номер журнала содержал уже два его произведения: рассказ «Свидание» и стихотворение «К Мэри» («Любимая! Средь бурь и гроз, / Слепящих тьмой мой путь земной…»). Две публикации обнаруживаются и в августовском выпуске — «многострадальный» «Колизей» [163] и рассказ «Бон-Бон».

162

См.: Jackson D. Poe and The Southern Literary Messenger. Richmond, 1934. P. 5.

163

Интересно, что стихотворение было снабжено ремаркой «A Prize Роет», то есть «стихотворение, удостоенное премии». Как помнит читатель, «Колизею» премию не дали, но По, как видим, пребывал в убеждении, что по справедливости приз должны были присудить именно его стихотворению.

Едва ли По принимал непосредственное участие в составлении июльского и августовского номеров за 1835 год. Но что он одним из первых держал их в руках, упаковывал, готовя к рассылке, — не подлежит сомнению, поскольку уже в июле он объявился в редакции и утвердился за одним из столов — в арендованном для офиса помещении на втором этаже трехэтажного здания на углу Главной и Пятнадцатой улиц.

Однако прежде чем поведать об обстоятельствах возвращения нашего героя на его «малую родину», необходимо несколько слов сказать о том, что собой представляло издание, о его — к тому времени еще совсем короткой — истории и о том, кто оказался к ней причастен.

В мае 1834 года ричмондский типограф Томас Уиллис Уайт опубликовал и разослал в местные (и не только [164] ) газеты проспект, извещавший о грядущем старте нового издания. Журнал задумывался как литературный, исторический и философский, должен был выходить дважды в месяц, днем выхода первого номера издатель объявил 15 июня 1834 года. Свою основную задачу журнал видел в необходимости «разбудить гордость и таланты Юга, вдохнуть жизнь в развитие литературы в этой части страны» [165] .

164

Среди опубликовавших известие были не только периодические издания Старого Доминиона, но и газеты, выходившие в Балтиморе, Филадельфии, Новом Орлеане, в штатах Джорджия, Миссисипи, в Нью-Йорке и Бостоне.

165

Jackson D. Poe and The Southern Literary Messenger. Richmond, 1934. P.31.

Надо сказать, что время и место для нового издания были выбраны удачно. Ричмонд активно развивался, превращаясь в крупный торговый, промышленный, финансовый и интеллектуальный центр американского Юга. Увеличивалось число его обитателей — умножалось и количество тех, кто мог стать читателями нового журнала. К тому же совсем неподалеку располагались и высшие учебные заведения Юга: колледж Святого Уильяма и Святой Марии в Уильямсбурге и Виргинский университет в Шарлоттсвилле. Вообще интеллектуальной столицей Юга тогда еще считался Чарлстон. Время от времени и здесь затевались литературные журналы, но жизнь их, как правило, была коротка.

На тот момент у нового журнала совсем не было конкурентов — все литературные журналы издавались на севере и востоке США. Южнее Балтимора подобных изданий не существовало вовсе. А если учесть, что уже тогда южный сепаратизм (во всяком случае, культурный) был уже вполне ощутим, можно понять, что перспективы у «Мессенджера» были неплохие.

Тем не менее сам Уайт едва ли взялся бы за издание журнала — слишком хлопотное, ненадежное да и незнакомое ему это было занятие. Но он состоял членом местного Виргинского исторического и философского общества, объединявшего в своих рядах значительную часть местной интеллектуальной элиты — адвокатов, врачей, университетскую профессуру, крупных чиновников и политиков. Собственно говоря, именно эти люди, среди которых особенно выделялись друзья Уайта — видные юристы Б. Такер, Л. Майнор и Дж. Хит, и вдохновили его на предприятие. К чести этих персонажей необходимо заметить, что они были совершенно искренними радетелями своего края — интересовались науками, историей, заботились о культурном развитии сограждан. Последний из них, Джеймс Хит (1792–1862), несмотря на то, что исполнял обязанности секретаря поименованного общества и занимал должность главного аудитора штата, взялся редактировать журнал. Причем делал это на безвозмездной основе [166] . Имелся у него и кое-какой литературный опыт: в 1828 году Уайт анонимно (истинному виргинскому джентльмену не пристало искать популярности) опубликовал его роман «из плантаторской жизни» [167] , к тому же он сочинял пьесы, некоторые из них ставились и (опять же анонимно!) публиковались.

166

Ibidem. P. 49.

167

Edge-Hill, or The Family of the Fitzroyals. Richmond, Va.: T. W. White, 1828.