Единственный дракон. Замок княгини

– Я запрещаю тебе оставлять мою жену и мага наедине, - отрывисто бросил Дьян.
– Он должен заранее договариваться о каждой встрече, и ты должна присутствовать. Понятно?

– Хорошо, мой князь, - сказала Мантина ровно.

Князь приказал служанке, а не самой Кантане. Ещё один намек её полностью зависимое положение. Бестактность, на которую он просто не обратил внимания, или наоборот?..

Кантана не сдержала горькой усмешки, и успела заметить, что в глазах соддийки мелькнуло сочувствие.

Или ей это показалось.

Маг удалился, перед этим выразительно поглядев на Кантану. Тихо выскользнула соддийка. Они остались одни.

– Это тебе, - князь протянул ей плоскую коробку, обтянутую бархатом.

Коробка взялась в его руке как будто сама по себе. Что ж, её отец тоже умел проделывать этот фокус. И рассказывал, что соддийцы это могут.

Что он ещё рассказывал о соддийцах?..

Да ничего почти. Ничего такого, что было бы полезно теперь.

Кантана отрыла коробку... не сразу удалось, тугой замочек сопротивлялся. Там, на черном бархате лежало... нет, пожалуй, не ожерелье. Украшение для волос, гибкая диадема: ажурные листья, между ними блестящие камни.

Дивное украшение.

Сначала она восхитилась искусно сделанной вещью, а потом поняла, что камни собрали в себя слишком много света этого неяркого дня и слишком уж щедро рассыпают радужный блеск.

Граненые алмазы такого размера?..

Да, и гранил их искуснейший мастер.

– Кто носил это раньше?
– спросила Кантана.

Такая вещь может быть только достоянием семьи, и передаваться по наследству.

– Никто, - кажется, князь слегка удивился, - а почему это тебя интересует? Отныне эта вещь твоя.

– Благодарю. Но это слишком, - пробормотала Кантана, - она слишком красива.

Быстрая и весьма самодовольная улыбка мелькнула на губах князя. И ещё, кажется, он был немного удивлен.

– Слишком красивого не бывает, - заметил он, - примерь без платка, я хочу взглянуть.

Кантана подошла к зеркалу. Мантина только что уложила ей волосы, потратив кучу шпилек, и покрыла платком, искусно завязав его - так, что выглядело идеально. Если снять сейчас платок и испортить причёску, придется опять тратить время.

– Может, я потом примерю, мой князь?
– осторожно предложила она.
– Иначе мы можем опоздать к завтраку. Тебе придется меня дожидаться...

Тень недовольного удивления скользнула по лицу Дьяна, и он сказал не терпящим возражений тоном:

– Надень. Я хочу, чтобы ты была в этом. Надевай поверх своего платка, если это для тебя так нужно.

Она поспешно приколола диадему, опасаясь, что он всё же заставит надеть украшение на неприкрытые волосы, и ей, чего доброго, придется в таком виде идти за императорский стол.

Он не заставил, однако усмехнулся, словно насквозь видел все её страхи.

– Женские волосы необычайно красивы, - сказал он, - и стоят того, чтобы их украшали драгоценностями. Мне непонятно ваше стремление их прятать.

Кантана постеснялась ответить, что в спальне он сколько угодно может любоваться её волосами - она промолчала.

– Тебе идет, - кивнул её муж.

Диадема безукоризненно легла на голову, прикрепленная булавками с хрустальными головками -- чтобы не соскользнула с гладкого шелка. Она казалась совершенной, ни убавить, ни прибавить. Но её красота вызывала больше оторопи, чем восхищения.

Муж шагнул к Контане, взял за руку, погладил её ладонь большим пальцем, не спеша, то ли лаская, то ли оценивая мягкость кожи... Кантана ощутила дрожь где-то между лопатками.

Приятно и тревожно.

– Я очень напугал тебя вчера?
– он улыбнулся, - если мы не станем спешить, то все может получиться, девочка. И для меня, и для тебя.

– Да, мой князь.

Она подумала, что не знает даже, как его зовут. Не помнит. Ведь Дьян -- это не имя?

Надо спросить.

– Пойдем, если ты готова, - он ещё раз оглядел её, теперь, ей показалось, малость недовольно.

На самом деле он подумал о том, что центральный камень диадемы, который спускается на лоб, стоит заменить на более крупный. И хорошо бы найти яблочно-зеленый алмаз, будет очень эффектно выглядеть.

Идея отдать Кантане безделушку сейчас пришла к Дьяну после разговора с Джелвером, который поведал ему о настроениях, что гуляли тут со вчерашнего вечера. У него это вызвало лишь смех, но...

Пусть лучше они все позавидуют этой роскоши -- вряд ли у кого-то тут есть что-то подобное. Пусть прикусят языки, хотя бы пока.

– Но я не могу идти в этом, - вдруг решительно возразила Кантана.
– такого нет даже у императрицы... я не видела ни разу. Это будет неуместно.

Они при дворе императора. Как же быть с этикетом?

– Что?
– неподдельно удивился Дьян, - а какое мне дело до того, чего нет у императрицы? Пусть это волнует императора.

– Но...
– Кантана побледнела.

– Я не подданный императора Итсваны. Ты, значит, тоже. Пусть теперь перед ними лебезят твои родственники, если считают нужным, тебя это больше не касается. А я соддиец, - он улыбнулся, - любовь к драгоценностям у нас в крови.

На её лице все ещё было сомнение, и тогда он решительно сжал её руку, хмурым взглядом отметая возможные возражения:

– Пойдем.

В окружении молчаливой свиты они дошли до места: стол император, намекая на некоторую неофициальность завтрака, приказал устроить на той же галерее, где раньше столовались и соддийцы и прочие гости Изумрудного замка. Князь отпустил её руку, ишь когда настало время разойтись по разным концам стола, Кантане следовало сесть рядом с императрицей, Дьяну -- с императором. Так же, как обычно, здесь было светлее и теплее, чем на улице. Мать и тетя Вела уже были за столом, но довольно далеко от почетного места, которое полагалось сегодня жене Дьяна.

Мама, похоже, волновалась, густые тени лежали у неё под глазами. Тётя Вела казалась сердитой. Дамы возле императрицы переглядывались со странным выражением на лицах - словно пытались сдерживать смешки. Императрица безмятежно улыбалась, и Кантану она встретила с той же улыбкой, безмятежной и, в общем, приветливой.

Её безмятежность и приветливость разбилась о сияние алмазов на Кантане. Диадема, украшающая царственную голову государыни, поверх белоснежного узорчатого шёлка, была гораздо, гораздо скромнее.