Ее словами. Женская автобиография. 1845–1969

«Из моего детства: воспоминания о юности» педагога Маргарет Ленк также можно отнести к автобиографиям. Как характерно для произведений, изданных до Первой мировой войны, Ленк предваряет книгу кратким извинением: «Если в этой книге я, повинуясь желанию друзей, оглядываюсь на свои детские годы, то не для того, чтобы выставить на первый план свою маленькую, очень незначительную персону, а для того, чтобы запечатлеть обстоятельства, во многом отличные от сегодняшних» 93 . Это своеобразное дипломатическое возражение уже знакомо по произведениям Люси Ларком и других англоязычных писательниц. Автор хочет заверить читателя, что книга ее – не автобиография, а просто воспоминания, что она написала ее по настоянию друзей, и цель ее – дать представление о минувших временах. Детство Ленк было гораздо менее примечательным, чем у Бишофф, хотя в возрасте семи лет она стала свидетельницей революционных событий 1848 года в Дрездене. Несмотря на извинения, Ленк фокусируется на себе, описывая свое детство в большой учительской семье вплоть до окончания школы примерно в четырнадцать лет. Ее книга несколько более личная, чем работа Бишофф: Ленк вспоминает, что она ненавидела и любила, как ей было стыдно и какой несобранной она была. Она неоднократно пишет, что в семье ее называли бесполезной для дома, и как это приводило ее в отчаяние и даже к мыслям о смерти. Кроме того, она, как и Люси Ларком, подчеркивает свой поэтический дар – талант, которым, по ее словам, она, всегда скромная, совсем не гордилась. Она признается, что ненавидела все, что полагалось делать девочкам, особенно рукоделие и вязание, и имела только один практический талант: она хорошо управлялась с маленькими детьми 94 . Детская писательница (хотя эта книга и не адресована детям) Ленк пишет забавно, занимательно и ностальгически, рисуя картину прошлого в розовых тонах – идеализированного прошлого, которое в целом было лучше, чем настоящее. Ее коротенькая книга, сочетающая черты автобиографии и мемуаров, с ее решительно скромной самопрезентацией, рассказами о семье и социальных ожиданиях для девочек, с ее оптимистичным тоном имеет явственные сходные черты с гораздо более длинной и более известной работой «Земля обетованная» Антин.

93

Lenk M. Aus meiner Kindheit: Jugenderinnerungen. Zwickau, 1910. S. 3.

94

Ibid. S. 75.

О популярности воспоминаний о детстве в Германии в начале XX века свидетельствует издание в 1911 году в Лейпциге антологии писателей-мужчин под названием «Когда наши великие поэты были маленькими мальчиками» (1911). В 1912 году тот же издатель выпустил параллельный том, посвященный женщинам-писательницам, под названием «Когда наши великие поэтессы были маленькими девочками». Некоторые из семи представленных там писательниц пишут удивительно раскрепощенно для своей эпохи. В частности, Хедвиг Дом (1831–1919), чья работа стала жемчужиной антологии, пишет, что была «страстно несчастным» ребенком среди восемнадцати братьев и сестер и что мать не любила ее – история перекликается с книгой ирландской писательницы Ханны Линч 95 .

95

Dohm H. Kindheitserinnerungen einer alten Berlinerin // Als unsere grossen Dichterinnen noch kleine Madchen waren / Ed. I. Boy. Leipzig, 1912. S. 42.

Постоянная тема в опубликованных до Первой мировой войны рассказах о детстве немецких женщин – вязание. Девочек учили вязать в возрасте четырех-пяти лет, а затем отправляли в школы вязания для совершенствования навыков. После этого они были обязаны вязать носки для членов своих семей на протяжении всего детства. Трудно найти писательницу, родившуюся до 1860 года, которая бы не жаловалась на то, что в детстве ей приходилось вязать, в частности, носки. Об этом пишут Браун, Адельман, Шумахер и Ленк, как и авторы, представленные в антологии 96 : Гермина Виллингер и Луиза Весткирх. Родившаяся в 1856 году Клара Блютген (подробнее о ней в главе 2) посвящает вязальным школам для девочек главу своей книги, к моменту написания которой (1919) эти школы уже давно устарели с появлением вязальных машин, в том числе машин для изготовления носков. Тем не менее присоединяются к хору и некоторые более молодые немецкие писательницы: Анна Шибер, родившаяся в 1867 году (см. главу 3), жалуется на то, что ей пришлось посещать школу вязания, а родившаяся в 1891 году Софи Ройшле (см. главу 2) отмечает, что она должна была уметь вязать всего на трех спицах, тогда как ее матери пришлось освоить семь 97 .

96

Als unsre grossen Dichter noch kleine Jungen waren. Leipzig, 1911.

97

Reuschle S. Kinderzeit. Leipzig, 1921. S. 90.

В Австрии в предвоенный период вышли две автобиографии детства женщин с противоположных концов социального спектра. Мария фон Эбнер-Эшенбах – представительница австрийского дворянства и наиболее известная немецкоязычная писательница своего времени – опубликовала детскую автобиографию «Мои детские годы» (Meine Kinderjahre) в 1906 году в возрасте семидесяти шести лет. Родоначальница женского рабочего движения Австрии, лидер Социал-демократической рабочей партии Австрии Адельхайд Попп анонимно опубликовала свою «История юности рабочей женщины» (Die Jugendgeschichte einer Arbeiterin) в 1909 году в возрасте сорока лет, но с третьего издания, по просьбе Августа Бебеля, она публиковалась под собственным именем. Обе писательницы отдают предпочтение контексту, а не себе. Проблемы женщин, описанные в обеих работах, носят второстепенный и предсказуемый характер.

Книга Эбнер-Эшенбах – это прежде всего мемуары. В своем небольшом тексте писательница, которой на момент написания было семьдесят пять лет, вспоминает череду горничных, гувернанток, учителей музыки и танцев, сменяющих друг друга, пока она и ее четверо братьев и сестер попеременно живут то в загородном поместье семьи в Моравии летом, то в Вене зимой. Она признает, что не помнит всего так, как оно было, и что ее воображение дорисовывает картины. Она подробно описывает события детства, которые считает формирующими, а также вспоминает некоторые из своих детских мыслей: в возрасте семи-восьми лет она не верила в реальный мир и придумала собственный, полный хороших детей, где она сама играла роли этих детей одного за другим, а заодно и роли славных взрослых. Она даже посылала письма в этот мир. Автор не углубляется в описание самой себя, хотя упорно самокритично возвращается к тому, как в детстве переоценила свой певческий талант, к своим амбициям и тому, как это все не одобряли члены ее семьи. На самом деле она даже выражает благодарность тем, кто препятствовал ее порывам: «чем тверже и неподатливей была почва, в которой пыталось укорениться деревце моего искусства, тем крепче оно стояло» 98 . Эбнер-Эшенбах также описывает ужасный религиозный кризис, приключившийся, когда ей подарили книгу по астрономии. Она доводит историю до момента смерти бабушки (девочке исполнилось тринадцать), когда, пытаясь каталогизировать бабушкину библиотеку, она прочитала биографию Готхольда Эфраима Лессинга и осознала, что у нее нет ни его гениальности, ни, в силу своего пола, его преимущества в виде классического образования.

98

Ebner-Eschenbach M. von. Autobiographische Schriften. Tubingen, 1989. Vol. 1. S. 92.

Еще более короткая автобиография Попп – это политически мотивированная работа, призванная разоблачить бедственное положение рабочего класса в Австрии XIX века и отстоять социализм как решение. Попп выбирает эпизоды, долженствующие проиллюстрировать, насколько тяжелым было ее детство. Ее неграмотная мать, родившая пятнадцать детей, должна была поддерживать пятерых выживших, после смерти мужа опираясь на их помощь. Семья отчаянно бедствовала. Несмотря на то что восьмилетнее обучение было обязательным, Адельхайд посещала школу всего три года, потому что потом ей пришлось помогать матери, выполняя различные домашние обязанности, штучные заказы, а позже работая на фабрике. Это короткое произведение, автобиография детства и юности, доходит до момента, когда автор открыла для себя социалистические идеи и покинула фабрику, чтобы работать на благо социализма, особенно ради улучшения положения женщин из рабочего класса. Попп продолжает историю рассказом о замужестве и смерти ее мужа-единомышленника.

По оценке одного исследователя русской литературы, волну детских автобиографий, написанных в основном дворянством, в России в конце XIX века вызвала «псевдоавтобиография» Льва Толстого «Детство» (1852) 99 . Среди авторов таких работ две женщины, чьи автобиографии переведены на английский язык. Математик и писательница Софья Ковалевская (1850–1891) опубликовала в 1889 году «Воспоминания детства», переведенные на английский как A Russian Childhood. За год до этого она впервые издала этот текст на шведском языке (она была назначена профессором математики в Стокгольме) как роман от третьего лица под названием Ur ryska lifvet. Systrarna Rajevski [«Из русской жизни. Сестры Раевские»], чтобы ради приличия замаскировать автобиографический характер работы 100 . Княжна Елизавета Львова (1854 – после 1910) – второстепенная писательница, в 1901 году напечатавшая небольшую книгу «Давно минувшее. Отрывки из воспоминаний детства». В отличие от немецких и австрийских обе русские автобиографии детства, подобно французским, глубоко личные. Более того, обе они описывают несчастливое детство. По словам Эндрю Вахтеля, это не было нормой для русских автобиографий детства той эпохи 101 . Ковалевская происходила из видной помещичьей семьи, но родилась в поколении, когда молодые люди в России бунтовали против своих родителей. Бунтарками были и Ковалевская с ее старшей сестрой. Обе планировали заключить фиктивные браки, чтобы избавиться от власти семьи. Ковалевской это удалось. Ее детская автобиография – это ее личная история. Она начинает с самых ранних воспоминаний, размышляя о возможностях своей памяти в манере, напоминающей рассуждения Бернетт (хотя Ковалевская опубликовала свою работу за четыре года до Бернетт). Она связывает память с осознанием себя и в связи с этим описывает отчетливое раннее воспоминание о том, как в возрасте двух-трех лет няня предложила ей назвать свое имя и фамилию. Она доводит историю до встречи с Федором Достоевским, состоявшейся, когда ей было пятнадцать лет. Ковалевская открыто пишет, что она, средняя из троих детей, не чувствовала любви со стороны родителей, и особенно матери, в отличие от сестры и брата: «Вообще во всех моих воспоминаниях детства черной нитью проходит убеждение, что я не была любима в семье» 102 . В результате, на протяжении всего детства и раннего подросткового возраста она жаждала любви и внимания. Автор признается в чрезвычайно болезненном воспоминании: ее маленькая подружка села на колени любимого дяди, тем самым узурпировав ее с дядей особые отношения, и Ковалевская до крови укусила предательницу за руку. На тот момент ей было около девяти лет. По степени откровенности эта детская автобиография превосходит даже сравнительно ранние автобиографии детства француженок.

99

Wachtel A. B. The Battle for Childhood: Creation of a Russian Myth. Stanford, 1990. P. 15, 82, 86.

100

Kovalevskaya S. A Russian Childhood. New York, 1978. P. 33, 37.

101

Wachtel A. B. The Battle. P. 88–90.

102

Kovalevskaya S. A Russian Childhood. P. 208.

Львова так же откровенна. В свободной цепочке воспоминаний, порядок которых, по-видимому, продиктован памятью, она сосредоточивается на своей психической жизни – эмоциях, фантазиях и детском понимании вещей – примерно до семи лет. Некоторые детали очень своеобразны. Например, подобно Хант и Эбнер-Эшенбах, она создала для себя воображаемый мир. Но ее воображаемый мир вряд ли носил компенсаторный характер: она представляла себя бедной вдовой с шестью детьми! Львова была младшим ребенком в семье и часто оставалась одна, что, возможно, способствовало таким фантазиям. Кроме того, хотя она признается в сильных чувствах, прежде всего в любви к няне и кормилице, она также признается в том, что никогда не могла показать свои чувства близким: «Чем глубже и сильнее они были, тем старательнее я их скрывала» 103 .

103

L’vova E. «From the Distant Past: Fragments from Childhood Memories» // Russia through Women’s Eyes: Autobiographies from Tsarist Russia / Ed. T. W. Clyman, J. Vowles. New Haven, 1996. P. 301.

В целом, учитывая, что в период до Первой мировой войны женщин по всей Европе призывали быть скромными и осмотрительными, неудивительно, что те публиковали автобиографии, даже автобиографии детства, значительно реже, чем мужчины. И это несмотря на то, что откровения о таком «невинном» периоде жизни считались относительно совместимыми с женскими добродетелями. Первоначально можно выделить две разновидности: вдохновленную Руссо традицию автобиографий-исповедей во Франции и традицию семейных воспоминаний-мемуаров в Англии, где писательницы больше фокусировались на рассказе о семье и обстоятельствах, чем на себе. В рамках этих двух контекстов точечно появлялись разнообразные типы письма. Французские писательницы по большей части писали ретроспективные автобиографии от первого лица, но мы видим также и сборник поэтических воспоминаний (Доде). Русские произведения (Ковалевская, Львова) следуют французской традиции. В англоязычных странах до рубежа XIX–XX веков доминируют книги детских писательниц, иногда адресованных юной аудитории. Эти и последующие произведения включают в себя различные романные формы автобиографического материала, в том числе шутливые повествования от третьего лица (Бернетт), и печальные и, по-видимому, частично вымышленные рассказы о детских злоключениях (Линч), и поэтические попытки воссоздать детский взгляд на мир (Арден). Первые немецкие работы следуют похожим паттернам: писательницы, которые часто являются авторами детских книг или педагогами, пишут мемуары, а не сфокусированные на себе автобиографии. Более личные произведения начинают появляться в XX веке.

Для женщины писать о себе грозило обвинением в претенциозности. И писательницы применяли различные стратегии, чтобы сделать свои истории приемлемыми. Многие прибегают к беллетризации. Хоувит, Бернетт, Несбит, Хьюз, Кэмпбелл, Гилдер и Бишофф решили превратить свои жизни в увлекательные истории. Еще одним способом избежать осуждения была публикация своего произведения под видом «романа» (Ковалевская, Деларю-Мардрюс) или использование элементов вымысла, не уточняя статус произведения (Фарнхэм, Линч). Некоторые женщины – Линч, Гилдер и Арден – изменяли имена. Заглавия также не обязательно свидетельствуют о содержании работ: смелое слово «автобиография» в названии зачастую значит не более, чем «история жизни, рассказанная от первого лица», и не обязательно такая книга содержала подлинную историю жизни автора. Однако «роман» мог претендовать на престиж, которым пользовались художественные произведения в ту эпоху (Оду).

Беллетризация была не единственной стратегией: в других случаях авторы подчеркивали, что работа была написана по велению других (Ларком, Бартон, Ленк), также очень часто они избегали фокусировать рассказ на себе, отдавая предпочтение описаниям семьи, окружающих людей, мест и обычаев.

Когда доходит до самопрезентации, большинство писательниц подчеркивает уникальность своей личности. Однако среди англоязычных авторов (Ларком, Бернетт, Несбит) существует тенденция самоуничижительно настаивать на том, что они были лишь обычными детьми. Как правило, писательницы не считают себя типичными представительницами той или иной социальной группы, или ее голосом, да и вообще редко относят себя к какой-либо группе. Исключением стала Попп, написавшая автобиографию исходя из исключительно политических соображений. Среди авторов доминируют профессиональные писательницы и литераторы. Большинство из них происходит из среднего или высшего класса. Вынужденно заниматься физическим трудом и иметь при этом способности и возможность написать книгу было нечастым сочетанием, хотя Ларком, Оду и Попп это удалось. Ни одна из авторов не обращается к феминистической повестке, хотя многие из них возмущаются ограничениями, с которыми они столкнулись, будучи девочками. Линч подходит к ней ближе остальных, высказывая идею о том, что весь женский пол находится в невыгодном положении (по крайней мере в Ирландии). Оду рисует женский мир, в котором женщины не испытывают ни солидарности, ни особой симпатии друг к другу. Ларком замечательна тем, что призывает к женской солидарности, хотя и в нефеминистских терминах по сегодняшним меркам.