Эффект Фостера

Только некоторые из нас по-настоящему умели стрелять. Среди них был я, мой отец, Оливер Эванс и Эрни – дворецкий Эвансов. Джемма тоже умела стрелять, но за несколько лет регулярной охоты в сезон делала это несколько раз. Мейсон при всем его хвастовстве рогами, которые он добыл в прошлом году, был не очень-то хорошим стрелком, но новичкам часто везет. Что до последнего члена нашей компании, одного взгляда на Барбару было достаточно, чтобы понять, что ружье она даже в руках не держала.

Стрельба для меня была еще одним занятием, в котором я хотел преуспеть, чтобы обратить на себя внимание отца. Я стрелял хорошо, даже больше, чем просто хорошо. Я помню первый день, когда Джемма настояла на том, чтобы меня – одиннадцатилетнего парня взяли на охоту. Дэниел показал мне, как обращаться с ружьем и я запомнил его наставления на всю жизнь. Уже в тринадцать я легко мог завалить оленя, даже невзирая на боль, что возникала каждый раз, как шла отдача от выстрела, и приклад ружья бился о мое плечо. Я возвращался домой с огромным синяком на коже от приклада, с искусанными комарами или осами руками, иногда с отпечатками зубов змеи, но был счастлив, надеясь, что сумел впечатлить отца.

Однажды меня даже снес с ног молодой кабан. Его бивень столкнулся с моей лодыжкой, и эта боль пробирала до костей. Но я старался не замечать ее, вскочил на ноги и навсегда утихомирил кабана одним четким выстрелом. После того, как мы вернулись в главный дом, отец осмотрел мою лодыжку, где красовалась огромная фиолетово-красная гематома, и сказал приложить лед. Впечатлить его было тяжело, он в целом очень скупо проявлял свои эмоции, но мне не доставалось даже маленькой улыбки, даже короткого кивка одобрения.

Мы разделились на две группы, в первой группе был Дэниел, Джемма и Мейсон, еще к ним присоединился Эрни, ведь я наотрез отказался идти с отцом, а им нужен был еще один взрослый стрелок. Наша группа состояла всего из трех человек: Оливер, Барбара и я.

– Мы будем продвигаться наверх. У утеса всегда много голов, – сказал Оливер, кивая в сторону подъема, где можно было разглядеть подобие тропинки: почва там была более плотная, а растения не достигали щиколоток. – Барбара, держись рядом.

– Откажусь, пожалуй, – фыркнула она.

Оливер тяжело выдохнул и окатил дочь суровым взглядом. Думаю, она была единственной, кто позволяла себе так разговаривать с Эвансом. Это удивило меня, ведь раньше она не допускала такого. В любом случае покрасневшее от недовольства лицо Эванса наполняло меня удовольствием.

– Сейчас не время для твоих концертов.

– Я всегда найду минутку, чтобы исполнить песню, – фыркнула она, вызывая на моем лице улыбку.

– Просто держись позади.

Скрипя зубами, Барбара послушала. Она наступала на следы отца и старательно делала вид, будто меня с ними не было. Я замыкал эту цепочку, шел последним. Кажется, я пропустил тот момент, когда из покорного утенка, она превратилась в мятежного лебедя. Но как же это, черт возьми, заводило. Каждое ее дерзкое словечко, каждый ее острый взгляд приводили меня в восторг.

Взгляд то и дело убегал на ее попку обтянутую тонкой тканью костюма от Рудольфа Ларена, наполовину прикрытую ярким жилетом. Усилием воли я отводил взгляд, старался думать об оленях, об охоте, рассматривать деревья, влажную землю и покрытые мхом камни, а не о том, чтобы сжать ее задницу в своих ладонях.

Каждую ночь мне снились ее руки, обвивающие мою шею, ее чуткие губы и податливое тело в холодной и влажной водолазке, я слышал ее тяжелое дыхание и тихий стон, слетевший с губ в тот момент, когда я коснулся ее талии.

Как бы я ни старался забыть наш поцелуй на пирсе, мне не удавалось. Я не помнил, когда в последний раз испытывал такое сумасшедшее желание, заставляющее считать себя помешавшимся, одержимым и зависимым от одного человека.

Мой взгляд вдруг зацепился за крупные царапины на коре дерева, и это отвлекло меня от собственных мыслей. Царапины располагались как раз на уровне моей грудной клетки. Это были следы от рогов оленя. Они часто оставляли такие царапины, когда чесались рогами, перед тем, как сбросить их. И только я хотел сообщить об этом Эвансу, как он вскинул руку, молчаливым жестом приказывая нам остановиться.

Барбара едва не впечаталась в его спину, попятилась назад, врезаясь уже в мою грудь, я проигнорировал тягучее чувство в моем животе, стоило ее заднице прижаться к низу моего живота. Она обернулась, глаза ее округлились от страха, она схватила меня за руку, даже не осознавая, что делает.

– Что там? – шепотом спросила она.

Метрах в пятнадцати от нас чернохвостый олень терся рогами об огромный валун. Он был невысоким в холке, молодым, и явно запоздал со сбрасыванием рогов.

Одной рукой я отодвинул Барбару за спину, игнорируя ее вопросительный взгляд.

– Отойдите, – сказал Оливер, прицеливаясь. Крадучись он двинулся в сторону оленя. Раздался выстрел. Барбара вскрикнула и зажала уши. Олень дернулся, и я думал, что он вот-вот рухнет, но рогатый сразу же пустился в бега.

Я непонимающим взглядом окинул Эванс, которая пряталась за мою спину. Маска, которую она носила с тех пор, как мы приехали в лес, упала к ее ногам. Она была в ужасе.

– Он убил его? – спросила Барбара. Ее жалобно изогнувшиеся брови и огромные глаза больше не казались мне забавными. Это было не обычным брезгливым «фу» при виде паука или комара. Лес вселял в нее ужас.

– Если ты до смерти боишься всего этого, почему тогда вообще поехала? – недоумевая, спросил я.

– Отец меня заставил, ясно! – прошипела она, а после, осознав, что искренне выдала все, что было у нее на уме, дернула головой и спрятала все свои эмоции. – И вовсе я не боюсь…

Эванс приблизился к валуну, где еще минуту назад был олень, мы последовали за ним. Барбара принципиально не смотрела на то место, где были пятна крови, пряталась за мной, не отставая ни на шаг. Эванс коснулся крови и растер ее в руках.

– Светлая, – хмуро выдал он.

Она не просто была светлой.

– Что это значит? – едва не заикаясь, спросила Барбара.

– Это значит, что пуля попала в живот, и олень будет умирать мучительной и долгой смертью, – как на автомате пояснил я. Барбара зажала рот рукой, будто старалась скрыть крик едва не сорвавшийся с ее губ.

Я еще раз взглянул на ее отца, которого в этот момент мне хотелось ударить прикладом по затылку. Вынудить дочь поехать в лес, которого она до чертиков боится. Папаша года.

– Я найду его, возвращайтесь в хижину, – сказал Эванс, покидая нас.

Аккуратно схватив Барбару за локоть, я повел ее назад, впрочем, уже через секунду она выдернула свою руку и шла сама.

– Знаешь, Мейсон ужасно зол на тебя.

Я нахмурился.

– У нас с ним нет конфликта.

– Ты перетягиваешь на себя все внимание в общении с вашим отцом.

Мои ноги приросли к земле. Я был так ошеломлен ее словами, что едва не поперхнулся воздухом.

– Мейсон любимый ребенок, о каком перетягивании внимания ты говоришь?