Ефим Сегал, контуженый сержант
Шрифт:
Ефим заранее знал набор трафаретных фраз, предназначенных для всякого рода собраний, трескотню партийной дамы он пропустил мимо ушей. Не без облегчения отметил отсутствие Зои Александровны Гориной. Правильно, что ей здесь делать? А рыжеволосая Дубова продолжала ораторствовать... Собравшиеся, как и Ефим, наверняка не слушали ее, все с нетерпением поглядывали на графины, бутылки с веселящей жидкостью, на аппетитные закуски. И вот, к всеобщей радости, Дубова смолкла, за что ее с удовольствием наградили бурными аплодисментами. И... пошло-поехало!
Водки и какого-то крепкого красного вина - море
Застолье гудело хмельно и весело, в одном конце орали «Катюшу», в другом «Ой, при лужке, при лужке». Стараясь всех перекрыть, кто-то зычно заревел «Шумел камыш»... Крик, шум, мешанина звуков. Ароматный лесной воздух, заполнявший помещение через открытые окна, был изгнан сивушным смрадом.
Ефим встал. Наполнил стакан вином, высоко поднял его и во всю силу легких крикнул:
– Тихо, товарищи! Тихо!
Все замерли, недоуменно уставились на него. В наступившей тишине, понизив голос, сдерживая злость, он раздельно сказал:
– Предлагаю тост за виновников этого торжества, за редколлегию «Фрезера», за тысячный номер!
– Урра!
– гаркнуло застолье и с удовольствием отправило в глотки очередную порцию хмельного.
Ефим тоже захмелел, правда не очень, как говорят в народе, был хорошо навеселе.
– На воздух, товарищи! На воздух!
– звонко призвал молодой человек в военной форме без погон. Он лихо растянул меха аккордеона, грянул марш.
Гости с трудом поднимались со своих мест, напевая каждый свое, шаткой походкой повалили за массовиком к выходу. Ефим взял под руку сияющую, казавшуюся ему сейчас красавицей, Тиночку и вместе с редакционными сотрудниками последовал за толпой. На свежем воздухе все слегка отрезвели. Под руководством массовика начались танцы, пляски, игры... «Веселей! Веселей!» - командовал массовик, выжимая из аккордеона все, что мог.
В сумасбродном веселье активнейшее участие принял порядком захмелевший директор завода - среднего возраста, среднего роста, с расплывшимся сытым лицом и хитрыми нагловатыми глазками. Он с откровенным хвастовством и бравадой щеголял в новом, с иголочки, генеральском мундире, который не шел к его грузной, с изрядным брюшком фигуре без тени военной выправки. После танцев массовик затеял всеобщую игру в салочки. Демонстрируя нецеремонность и демократичность, генерал немедленно включился в забавную ребячью игру, даже взял на себя роль входящего. Подпоясанный золотым плетеным поясом, позвякивая на бегу тремя орденами Ленина, множеством прочих наград на его кителе, неуклюжий генерал, задыхаясь, безуспешно пытался догнать легкую на ногу, тонкую в талии хорошенькую молодку. От натуги лицо генерала побагровело, глаза выкатились, рот раскрылся, губы обвисли.
– Замаю!
– кричал он, напрасно силясь дотянуться толстой рукой до вертящейся вокруг него бойкой красотки.
– Замаю!
А она игриво хохотала, ловко увертывалась от жадно протянутых рук, для пущего задора хлопала
слегка ладошкой по генеральскому погону.– Догоняйте, ха-ха-ха!
Генерал, запыхавшись, остановился, чуть отдышался, расстегнул золоченый пояс, зажал пряжку в правой руке, завертел им над головой, угрожающе крикнул:
– Держись, милочка! Теперь ты от меня черта с два убежишь.
И впрямь, под оглушительный хохот пьяного сборища, он начал хлестать генеральским поясом по ее округлому заду.
– Так ее! Так ее, Михалыч! Давай! Давай! Хо-хо-хо! Ха-ха-ха!.. Ох, не могу! Честное слово, помрешь!
Неожиданно женщина незаметным движением вырвала пояс из руки генерала и пошла на него в наступление. Под несмолкающий хохот, она осыпала «их превосходительство» несильными, но частыми ударами. Генерал пятился, загораживая руками то живот, то зад.
– Хватит, шельма!
– кричал он, начиная злиться.
Но женщина, возбужденная винными парами, быстрым бегом, и не думала прекращать экзекуцию. Захмелевшие наблюдатели от смеха с трудом держались на ногах.
Наконец, видно пожалев генерала, озорная молодка протянула ему пояс. Тупо и зло глянув на обидчицу, он рванул пояс и, не надевая его, волоча за собой, покачиваясь из стороны в сторону, спотыкаясь, направился к зданию дома отдыха. Стоящая рядом с Ефимом Тина умиленно восклицала:
– Смотрите-ка, Фимуля, генерал, директор, а такой простецкий, такой артельный! Правда?..
«Вы что, в самом деле ничего не понимаете или прикидываетесь глупенькой?» - готово было вырваться у него, но ласковое «Фимуля» остановило невежливый вопрос.
– Правда или неправда, - уклончиво сказал он, влюбленно, нетрезво глядя на Тину.
– Не все ли равно? Тиночка, - он мягко взял ее за руку, - посмотрите, как здесь замечательно! Давайте лучше уйдем куда-нибудь подальше от хмельной братии. Ну, так пошли?..
– он настойчиво сжал ее руку.
– Право, не знаю... И что вам вздумалось от всех убежать?
– Играла васильковыми глазами Тиночка.
– Ишь ты какой! Ладно, идемте, погуляем в лесу... Смотрите же у меня!
– Она погрозила ему пальчиком.
То ли по привычке произнесла она лукавую угрозу, то ли предупреждала о чем-то Ефима - он не догадался.
Высокое апрельское солнце светило и грело по-летнему. Полдень миновал часа три тому назад. Если бы не холодок, поднимавшийся от еще сыроватой земли, не прохладный западный ветерок, от жары, наверно, захотелось бы поскорее укрыться в тень, под деревья. Но Ефим и Тина медленно шагали по широкой солнечной аллее, молча держась за руки, наслаждаясь теплом, одурманенные запахами весеннего леса, чуть дрожащим зелено-голубым светом.
Ефим молчал еще и оттого, что волнение лишило его дара речи. Впервые за последние несколько лет он очутился в лесу наедине с женщиной, и не просто с женщиной, а, как казалось ему раньше и в чем в этот час он уже не сомневался, - с любимой! Он все крепче сжимал Тиночкину руку, которая словно излучала, нет, в самом деле источала возбуждающий жар. Наверно, и Тиночка испытывала подобное чувство. Почти неощутимо она прижалась плечом к Ефиму, взглянула на него немного снизу вверх подернутыми влагой темно-синими сейчас глазами, с легкой дрожью в голосе спросила: