Ефим Сегал, контуженый сержант

– Что же вы, Фимуля, молчите? Расскажите что-нибудь... Или мы будем шагать, как буки?

Ефим ничего не ответил. Он, кажется, забыл обо всем на свете. Только одно он видел теперь и то, как сквозь пелену, - рядом с ним идущую молодую, желанную женщину, которую он любит, да любит!.. Не помня себя, резким властным движением он повернул Тиночку к себе, губы его жадно впились в ее рот. Она не оттолкнула его, тесно прижавшись, ответила долгим трепетным поцелуем... Но вдруг, будто опомнившись, немного отстранилась, растерянно огляделась, нарочито сердясь, тихо упрекнула:

– Сумасшедший! Как тебе не стыдно?.. Нас могут увидеть!..

Ефим не слушал Тиночку, подхватив ее на руки, устремился в сторону, поглубже в лес. Делал он это безотчетно, изнутри подгоняемый пробудившимся в нем сатаной, отнявшим теперь у него разум и наделившим его огромной силой. В первое мгновение Тиночка поддалась этой силе, не противилась, только повторяла:

– Что ты делаешь? Перестань! Слышишь?!

А он чувствовал, нет, знал, что и она во власти того же порыва, это между ними вот-вот произойдет, это неизбежно... Но Тина, точно опомнившись, вдруг вцепилась в ефимову шевелюру, начала сильно дергать волосы.

– Отпусти меня, слышишь? Отпусти!
– зло повторяла она.
– А то закричу!..

Боль отрезвила Ефима. Он сразу ощутил тяжесть ноши, опустил Тину на траву. Она не спешила уйти, не плакала, не ругалась.

– У тебя есть расческа?
– задала самый обыденный вопрос.
– Ты меня совсем растрепал.

Ефим стоя наблюдал, как она приводит в порядок завитые букли.

– Причешись и ты, сядь, - приказала она.

Он послушно сел с ней рядом, нехотя причесался, чувствовал себя усталым, опустошенным, весь обмяк, будто из него выпустили воздух.

– Эх, Фимуля, Фимуля, - проговорила Тина.
– Не ожидала я такого от тебя.

– Чего «такого»?
– хмуро переспросил он.

– А если бы я забеременела?

Он взял ее за руку, прямо посмотрел в глаза.

– Ну и прекрасно! У нас родился бы ребеночек - твой и мой. Разве мы не в силах были бы его вырастить?

Тина резко выдернула руку из его руки, глаза ее потемнели, лицо стало отчужденным, сразу постаревшим.

– Что ты, Ефим Моисеевич, имеешь в виду?
– спросила холодно, надменно. — Жениться на мне задумал?

«А почему бы и нет?
– хотел ответить Ефим.
– Ведь я тебя люблю, люблю!» — но увидев ее мгновенно преобразившееся лицо, ледяной взгляд, не произнес ни слова.

Большое низкое облако внезапно затмило солнце. Посвежело. Закапали редкие капли дождя. Тиночка поднялась с травы, оправила юбку, еще раз пригладила букли, не глядя на Ефима, повелительно сказала:

– Вставай, пошли! Как бы дождь не разошелся.

Они вышли на просеку, не сговариваясь, прибавили шаг. Дождь и впрямь усилился. Когда Ефим и Алевтина приблизились к зданию дома отдыха, она с обычным кокетством протянула ему ручку.

– Ну, хватит дуться! Тоже мне Дон Жуан! Ишь ты!..

Он не ответил на ее примирительные слова. Она удивленно подняла брови, схватила его за руку, потянула за собой:

– Пойдем же к нашим!

– Не пойду, - упираясь, решительно ответил он.

– То есть как ты смеешь не пойти?!
– возмутилась Тина.
– Не могу же я вернуться одна, без тебя? Что подумают обо мне все наши и вообще?!

– Ничего не подумают, - безразлично ответил Ефим, высвобождая руку из цепкой лапки Тины, - небось они уже все там перепились. — Он круто повернулся, быстро зашагал в сторону железнодорожной станции.

«Гадко, ой, как гадко получилось!
– досадовал он, сидя в вагоне электрички. — И кой черт толкнул меня?.. А не за тем ли ты сюда ехал?
– мысленно схватил он себя за шиворот.
– Не юли! Ты жаждал уединенной встречи с Тиной. Вот она и состоялась. Мерзкий осадок на душе? А ты разве ожидал нечто сверхприятное? Почему она пришла чуть ли не в ярость, услышав о твоем намерении жениться на ней? Ответ один и предельно прост: она тебя не любит. А сам-то ты так ли хочешь создать с ней семью? Не она ли сама, и особенно ее родители, вызывают у тебя чувство полнейшей несовместимости, затаенной антипатии? Вспомни, как вздохнул с облегчением, когда в тот весенний пасмурный вечер вырвался из их чуждого для тебя дома! Зачем же лгал в лесу ей и себе? Нечего тебе ответить. Оттолкнула она тебя, ну и молись Господу Богу за спасение. Не нужны вы друг другу, не нужны! Вон ее из головы, из сердца - вон! С корнем, навсегда!»

...Через мост он вышел на Комсомольскую площадь. Предзакатное солнце еще посылало на землю приятное тепло. Ефиму очень не хотелось теперь в общежитие. Остановился, прикинул: отсюда до парка «Сокольники» - рукой подать. Сколько лет он не был в этом славном парке?.. А почему, в самом деле, ему сейчас туда не махнуть?

Глава девятнадцатая

Утром следующего дня Ефим шел на работу со смешанным чувством облегчения и неловкости. С одной стороны - его радовало принятое вчера решение раз и навсегда отказаться от Тины, с другой - было неприятно теперь встретиться с ней. К счастью, в редакции ее не оказалось.

– Здгаствуйте, - Анфиса Павловна со смешком ответила на приветствие Ефима, многозначительно посмотрела на него.
– Как вы себя чувствуете после вчегашнего?
– И спрятав усмешку, добавила: - Не болит голова после выпивки?

– Не болит, - ответил Ефим, уловив подтекст в вопросе машинистки.
– Я до позднего вечера проветривался в «Сокольниках». Так что все в порядке.

Машинистка вперила в него недоверчивый взгляд.

– А почему вы нас так внезапно покинули?

Ефим не успел ей ответить.

– Сегал!
– раздался голос Гапченко из кабинета.
– Зайди ко мне!.. Что это ты вчера сбежал из дома отдыха?
– спросил с подозрительной улыбочкой, когда Ефим вошел к нему.
– Сперва куда-то надолго исчез с Алевтиной. Потом она вернулась одна и всех озадачила: «Мой кавалер дезертировал». Ну, и как? Как там у вас?

Никакой охоты исповедоваться, а тем более пускаться в подробности вчерашнего дня у Ефима не было, и он коротко ответил.

– Никак!

Гапченко не сумел скрыть разочарования:

– А я думал, все в порядке! Все видели, как ты увел ее в лес. Может, ты скромничаешь?

– Повода нет.

– Чудак ты, ей-богу! Я бы на твоем месте не растерялся!
– Гапченко немного помолчал и круто повернул разговор.
– Ты не забыл нашей встречи с Великановой?

– «Я не могу забыть!...» - пропел Ефим строчку из популярного танго.