Ефим Сегал, контуженый сержант
Шрифт:
– Карточки пропали...
– едва выговорил Ефим.
– Вот это номер!
– ахнул старшина.
– Что же ты, бедолага, теперь делать будешь?
Несколько дней Ефим жил впроголодь на талончики «УДП», которые случайно оставил в ящике рабочего стола.
Андреич подмечал, что с ним творится неладное, допытывался, в чем дело. А Ефим почему-то стеснялся, не сразу поведал о своей беде.
– Вон оно что!
– сокрушался Андреич.
– А я то голову ломаю! Да-а! Скверная штука! Помог бы тебе - да сам третий... А ты попробуй сходить в карточное бюро, к заведующему, к Яшке.
– Не поверит. Я сразу приметил, что это за тип. Не пойду. Бесполезно.
Однако пойти пришлось: голод за шиворот потащил.
– С чем пришел?
– не отрывая глаз от бумаг, спросил завбюро.
Ефим, волнуясь, сбивчиво, нескладно рассказал о случившемся несчастье. Яшка изобразил на жирной физиономии широчайшую улыбку, хитро подмигнул:
– Та-ак-с! Стало быть, одной пайки мало - хочешь получить вторую, так сказать, для полной сытости, а?
Ефим вздрогнул, будто от пощечины.
– Что значит вторую?
– переспросил он, чувствуя, как внутри него словно уголек раскаляется.
– Да очень просто. Одну ты уже получил, - охотно объяснил Яшка. — Знаем мы вашего брата, не первый день здесь... Ко мне-то ты чего явился? Может, прикажешь тебе свои карточки отдать? А?
– Зачем же?
– сдержал себя Ефим.
– Я полагал, вы можете чем-нибудь мне помочь...
– Помочь?!
– Яшка постучал толстым цветным карандашом по столу, что-то прикидывая в уме.
– Помочь... Слушай, солдат, а ты, случайно, карточки, того, не махнул? А?
– Как «не махнул»?
– Не понимаешь? Ну, продал...
– Продал?!
– побагровел Ефим.
Мясистое лицо Яшки стало двоиться в его глазах. Горячий ком обжег горло...
– Ах ты, сволочь! Крыса тыловая!
– процедил он сквозь сжатые зубы, схватил с Яшкиного стола тяжелое мраморное пресс-папье и... дальше ничего не помнил.
Глава шестая
Очнулся Ефим на белой железной кровати. Был он один в небольшой, узкой, с высоченным потолком комнате. Единственное окно зарешечено. На окрашенные в зеленовато-желтый цвет стены падал солнечный свет. Рядом с кроватью, под окном, впритык к стене - широкая полка, видимо, заменяющая стол. Напротив окна - плотно закрытая дверь.
«Что за наваждение?
– недоумевал он.
– Где я? Похоже, в тюремной камере-одиночке.» Страшно болела голова, он напряженно перебирал в памяти, что бы такое мог натворить, почему без суда и следствия... И почему он в одном белье? С трудом поднявшись с кровати, подошел к двери, толкнул ее. Дверь не поддалась. «Та-ак, заперто», - пробормотал он и начал что есть силы барабанить в нее кулаками. Тишина... Он еще сильнее то пятками, то кулаками колотил в дверь... Обессиленный сел на кровать и вдруг услышал тяжелые шаги. Кто-то сунул ключ в замочную скважину, повернул его два раза. Вслед за тем в комнату вошел крупный грузный мужчина лет сорока пяти в белом с голубизной халате, с приятным интеллигентным лицом, густой вьющейся черной шевелюрой.
– Здравствуйте, больной, как себя чувствуете?
– спросил тихо, но внятно.
Ефим
привстал.– Ничего, благодарю... Почему «больной»? Вы доктор?
– Доктор. Давайте знакомиться. Меня зовут Борис Наумович. А ваше имя?
– доктор слегка хитрил: ему все было известно о пациенте - и имя и фамилия, но... в этих стенах случалось слышать всякое...
Борис Наумович сел на табуретку, положил мягкую теплую руку на костлявое плечо Ефима.
– Не помните, что с вами вчера произошло?
– Со мной, вчера?
– Да, именно с вами, к сожалению... Вы находитесь в психоневрологической клинике, да-с!.. И если бы не ваша тяжелая контузия, сидеть бы вам в местах куда похуже этого.
– Почему?! За что?
– Ефим глядел на доктора, мучительно силясь вспомнить, что он делал вчера, что такое могло вчера произойти?.. И вдруг его словно осенило: - Я вчера поскандалил с этим мерзавцем из карточного бюро. Ну и что?
– Вы его ударили, разбили в кровь лицо. Слава Богу, хоть по виску не угодили, а то бы...
– Жаль, - покачал головой Ефим.
– Что жаль?
– не понял доктор.
– Жаль, что не по виску.
– Ну, знаете, батенька...
– с укоризной сказал Борис Наумович. — Хорошо, что у вас оказалось при себе удостоверение инвалида войны, а главное - справка о контузии... В общем, из отделения милиции вас привезли к нам. Подлечим. Успокоим... Есть хотите?
Последний вопрос доктора не дошел до сознания Ефима. «Милиция, психоневрологическая клиника» - будто стучало где-то внутри.
– Так хотите есть?
– повторил Борис Наумович.
– Не очень... Голова трещит, как в тиски зажатая... Помогите, если можете.
– Попробуем... А вы ложитесь. Все обойдется.
Ефим смотрел ему вслед. Добрый человек, не зря белый халат носит.
Через несколько минут в палату вошла медсестра, в руке - емкий шприц с торчащей длинной синеватой иглой. Ефим с опаской покосился на это приспособление, съежился: сколько раз его кололи — не счесть! Иной раз ничего, а иной...
Сестра глянула с улыбкой.
– Не бойтесь. И не почувствуете, как уколю. ...Спокойно, вот так... готово!
– Спасибо, сестра, вы волшебница.
Через несколько минут он глубоко спал.
Проснулся Ефим под вечер. Это он определил по тени в углу палаты, по разбавленному серым потолку. Головную боль как рукой сняло. Сжал кисти рук и почувствовал в них силу. Значит, прав был доктор - все обойдется. Только неприятно сосало под ложечкой, хотелось есть. Он повернул голову и - о, радость! На полке у окна стояли тарелки с едой: первое, второе, даже компот и ломтики хлеба, белого и черного!
«Скатерть-самобранка», - обрадовался Ефим. В считанные минуты тарелки опустели. «Закурить бы теперь», -безнадежно подумал он. Но сказка продолжалась: добрая фея положила на подоконник пачку папирос, коробку спичек. Ефим закурил крепкую папиросу, несколько раз жадно затянулся, лег навзничь... Блаженство!..
Вскоре послышались уже знакомые, как ему показалось, шаги.
– Ну и надымили, - сказал, входя, Борис Наумович.
– Как голова, не трещит больше?
– Нисколько. И вообще мне лучше. Большое вам спасибо.