Его девственница
Шрифт:
– Совсем нет, сэр. Я очень хорошая.
– Ну, это заслуживает награды. Хорошие девочки получают вознаграждение. Я должен позволить тебе кончить для меня?
– Да, - вздыхает она.
– Да, пожалуйста, сэр, - поправляю ее.
– Да, пожалуйста, - она делает паузу. – Сэр.
– Засунь пальцы в трусики и прикоснитесь к себе. Покажи мне, как ты заставляешь себя кончить.
– Мне больше нравится, когда ко мне прикасаешься ты.
Я быстро пересекаю пространство между нами, останавливаясь, когда подхожу так близко к ней, что мы почти соприкасаемся. Она смотрит на меня,
Когда я веду пальцем по соску, он превращается в жесткий маленький камушек. Она стонет, и этот стон заставляет меня захотеть обойтись без всех этих прелюдий и трахнуть ее прямо сейчас на полу кухни.
Я рычу, разочарованный своей потребностью в том, чтобы быть сдержанным.
– Не испытывай меня, Пьюрити, - предупреждаю я ее, мой голос жесткий, - иначе я вообще не позволю тебе кончить. Теперь приложи пальцы между ног и трахни себя.
Ее глаза расширяются, но она делает именно то, что я ей говорю. Она засовывает пальцы в трусики.
– Да, сэр.
– Видишь, как это легко? – спрашиваю я. – Теперь я не могу видеть, что делают твои пальцы внутри трусиков, поэтому тебе придется описать это для меня.
– Я трогаю себя, - произносит она тихо. Ее язык пробегается вдоль нижней губы, пока она смотрит на меня.
– Ты можешь описать лучше, Пьюрити. Где ты себя трогаешь?
– Я прижимаю палец к клитору.
Услышав, как она говорит слово «клитор», я чертовски доволен.
– Продолжай, - поощряю ее я. – Чем лучше ты опишешь мне то, что делаешь, тем лучше я вознагражу тебя.
– Каким образом ты наградишь меня? – спрашивает она; но взгляд, который я посылаю ей, заставляет ее замолчать. – Я имею в виду, я потираю пальцами свой клитор, и это ощущается действительно хорошо.
Ей так неловко, что это очаровывает.
– Хорошая девочка. Вот каким образом ты получишь вознаграждение.
Кончиком пальца я дразню ее сосок, по кругу поглаживая его, пока он не становится маленьким камушком.
– Приятно ощущается?
– Очень приятно, - говорит Пьюрити, ее голос подрагивает, когда она начинает ласкать себя быстрее.
– Очень приятно что, Пьюрити?
– Очень приятно трогать свой клитор, - стонет она. – Очень приятно, когда ты ласкаешь мой сосок. Это делает меня мокрой.
– Покажи мне, какая ты мокрая.
– Я очень мокрая.
Она вытаскивает пальцы, кончики ее пальцев блестят.
– Ты когда-нибудь пробовала себя?
Она качает головой.
– Я не могла такого сделать.
Отрывая пальцы от ее груди, я берусь за запястье Пьюрити и поднимаю пальцы к ее губам.
– Открой рот. Я хочу, чтобы ты поняла, какая ты сладкая.
– Но ты никогда не пробовал меня, - протестует она. – Ты говоришь, что я сладкая, но что, если я невкусная, как…
Отпуская запястье, я падаю к ее ногам. Она громко визжит от удивления, когда я, придерживая ее одной рукой за бедро, быстро отодвигаю в сторону нижнее белье, обнажая киску. Без предупреждения, я накрываю ее своим ртом, мой язык прикасается к ее щели и движется вверх до клитора.
На
вкус она даже лучше, чем я мог себе представить, сладкая, как мед и сахар. Если я останусь между ее ног на минуту дольше, я кончу прямо здесь, не касаясь своего члена.Черт, если она сейчас кончит у меня на лице, игра окончена. Я лишу девушку девственности прямо на кухонном полу, все остальное в мире будет проклято. С отчаянным стоном я отрываю от нее свой рот так же быстро, как коснулся ее. Когда я поднимаюсь, я вижу шок на ее лице.
Прежде чем Пьюрити начинает протестовать, я целую ее.
На долю секунды ее руки касаются моей груди, будто она собирается оттолкнуть меня. Ее ладони прижимаются ко мне, и ее тело застывает, когда она пробует себя с моих губ.
Потом ее язык находит мой, и она тает.
Я хотел поцеловать ее, чтобы она почувствовала свой вкус. Я всего лишь хотел, чтобы она знала, какая она невероятная на вкус. Вот и все, ничего больше.
Но когда она тает напротив меня, практически растекаясь, я не могу перестать целовать ее. Меня удивляет, как сильно я не хочу останавливаться.
Это тот тип поцелуя, который разрушает все. Такой поцелуй, который сбивает вас с пути, сверкая неоновой вывеской перед вашим лицом, показывая вам, что то, что вы делаете прямо сейчас, что-то значит. Поцелуй, лишающий вас силы.
Именно поэтому я отрываю свои губы от нее.
Это не тот поцелуй, который я ожидал от этой девушки. Мой первый поцелуй не был таким. Он был неуклюжим, неловким, и даже отдаленно не сексуальным.
Этот же поцелуй был охренеть-каким-разрушительным.
Меня не часто застают врасплох. И, само собой, я не ожидал, что меня удивит восемнадцатилетняя девственница, которая ничего не знает о поцелуях, сексе или жизни. Но теперь я стою здесь с сердцем колотящемся в горле, пытаясь собрать себя – и стараясь не казаться таким неспокойным, каким я являюсь на самом деле.
Пьюрити касается кончиками пальцев своих опухших губ и несколько раз подряд моргает. Она прочищает горло.
– Это было…
Я должен закончить ее предложение чем-то умным, но я не могу заставить себя сделать это.
Мне нужно восстановить контроль и самообладание. Мне не нужно говорить с ней об этом проклятом поцелуе.
К черту наблюдение за тем, как она трогает себя передо мной. Я сам заставлю эту девушку кончить.
– Я собираюсь трахнуть тебя пальцами, Пьюрити, - говорю я ей. – Собираюсь скользнуть пальцами в эти трусики, и ты кончишь на мою руку. Ты пойдешь на следующую пару, пахнущей сексом. Ты поняла?
Ее руки поднимаются к моим рукам, и она цепляется за меня пальцами, прижимаясь к моим бицепсам. Она кивает, закусывая свою нижнюю губу.
– Да, сэр.
Я просовываю пальцы в ее нижнее белье, прижимая их к ее опухшему клитору. Пьюрити хнычет, ее лицо в дюймах от моего. Я мог бы с легкостью поцеловать ее снова, но я не делаю этого, потому что я не позволю этой девушке застать меня врасплох, как она это сделала, когда я поцеловал ее.
Так не пойдет. Это я сохраняю контроль и разгадываю ее, а не наоборот. Сохранение контроля – именно тот фактор, из-за которого я прямо сейчас не сажаю ее на кухонный островок и не трахаю.