Его искали, а он нашелся

Так вот.

Я только что на практике доказал, что все фигня, а превратить все тело в чистейшую Тень можно вообще мгновенно. Вот я еще улыбаюсь неверящей улыбкой девственника, получившего пожизненный абонемент в бордель премиум-класса, а вот я уже Тень. Форма вышла не слишком большой, полностью повторяющей размеры меня-человека, но при этом максимально плотной. В таком состоянии, я даже без Эгиды мог танковать высококлассную магию.

– Больно, говоришь?
– Шелестит мой голос помимо моей воли.

Я привык к тому, что давая Тени власть над своими словами, пропитывая их ею, говоря через нее, мои слова становятся страшными. Шелест, смех и голодные вопли, яростный визг, ненавидящее шипение и обещание всех мук мира - вот что слышат в моих словах окружающее. Этим голосом, как показала практика, можно напугать даже неспособных к страху искаженных тварей. У меня даже титул подходящий есть!

Правда-правда.

Но сейчас мои слова были не злыми, не ненавидящими и даже не обещающими муки, нет. Шипящий шелест был нежным, почти ласковым. В иной ситуации, такое звучание вызвало бы у меня когнитивный диссонанс, но сейчас я как-то не обращал на подобное внимания. Впервые со времен боя с Роше, я пребывал в высшей, максимальной из возможных, форме бешенства, от которого страшновато становилось даже мне, не говоря уж об окружающих.

Шаг был выполнен настолько быстро, что даже мне не удалось уловить момент, когда я оказался рядом с эльфийкой, чье лицо побледнело от ужаса, а рефлексы бросили тело в безнадежный бой. Колдовать она в нынешнем состоянии не могла, а то, что могла, серьезной магией не считалось даже по меркам обычных обывателей.

Ударом руки выбиваю кинжал, тот, что похож на корень, ценою небольшой царапины на предплечье. Яд, могущий сгноить человека за считанные секунды, был мною проигнорирован и пожран Тенью быстрее, чем я осознал, что отравлен. Еще один шаг, уже обычный, и тонкое, изящное тело звездной девы оказывается крепко прижато к стене склада, а моя рука, пальцы на которой превратились в прямые и тонкие кинжалы, впилась в плоть ее, пробивая плечевой сустав и принося невообразимую боль.

Одновременная активация Хватки, останавливается у самой границы того, чтобы начать эльфийку жрать. Крик боли и отчаяния она удерживает даже не столько из-за выдержки, сколько по причине перехваченного судорогой горла. Уста ее издали только тихий вздох, а я уже поднял ее на этих кинжалах, еще глубже рассекая мышцы, принося еще больше боли. На губах ее выступила кровь из поврежденных легких, а я, все тем же неправильным голосом Тени, продолжил:

– Мне не нужна еще одна игрушка, в отличие от столь лакомой души.
– Улыбаюсь раскрывшейся на абсолютно черном лице зубастой пастью, что кажется еще чернее даже на фоне абсолютной черноты.

– Нет.
– Не отрицание, но просьба, просто сил на то, чтобы просить, у нее нет, их все забирает чистейший ужас именно перед той гибелью, что ранее заставила ее отступить даже от своей мести.

– Так назови мне хоть одну причину, по которой я пощажу твою вечность?
– Еще один рывок поднимает ее повыше, так что ноги уже не касаются земли, а на пол заброшенного склада падают капельки свежей крови.
– У тебя одна минута.

– Я могу оп... оплатить свою жизнь.
– Привычка бороться и выкручиваться до конца заставляет ее искать выход из безнадежной ситуации, хотя ей приходится сглатывать наполняющую рот кровь, чтобы просто говорить.
– Арте... факты и золото.

– Ложь.
– Давлю еще сильнее, вызывая агонию на лице, что даже удерживать спокойствие уже не может.
– Все ценное уже на тебе, а его я возьму с трупа.

– За меня... отомстят...
– Ужас и безнадега, заставляют ее опускаться до совсем уж примитивной лжи, где оба мы знаем, что она есть ложь.

– Лжешь.
– Прерываю ее, снова проворачивая когти в ране, вызывая полноценный вскрик и выкашлянный мне в лицо поток такой сладкой крови, что тут же впитывается в теневую плоть.

– Пожалуйста...
– По лицу начинают течь непроизвольные слезы то ли от боли, то ли вызванные отчаянием.

– Нет.
– Лишь та же нежность в словах моих, но сострадания там не найти никогда.
– Время истекает.

– Молю... поща... ди...
– От гордой, пусть и сломленной женщины не осталось и следа, только умирающая Вечность, пытающаяся оттянуть конец.

– Нет.
– Ответ не меняется, а очередной поворот когтей вызывает полный боли всхлип.

– Я не... хочу... умирать... так...
– В глазах лишь мольба, а мой облик уже наверняка неразличим из-за слез и подступающего небытия.

– Мне плевать.
– Отступаю от стены, держа ее полностью на весу, превратив когти в ее легких в шипованные крюки, что вызывает новую вспышку агонии, не дающей упасть в забытье.
– Еще причины?

Вспышка боли, что прервала беспамятство, дала силы на отчаянную попытку сделать хоть что-то. Она не могла атаковать, ведь любую попытку я предотвращу, а все, на что ее хватило, так это на очередной поток крови мне в лицо, что прочистил дыхательные пути и позволил выкрикнуть мне в лицо последние слова:

– Я хочу жить!

На землю она упала уже здоровой, а сам я едва не завопил от невыносимой боли в груди - мои удары, оказывается, куда больнее обычных ран. Намного больнее. Несколько секунд стою на месте, опасаясь, как бы я таки не угробил сам себя, что было бы глупейшей кончиной. Но боль прошла, а раны затянулись, что позволило вернуться в человеческую форму и посмотреть на свернувшуюся калачиком эльфийку.

Все тело бьет не дрожь даже, а болезненная судорога, едва ли не припадок. Дыхание сдавлено из-за рыданий, а ясновидение впервые за все время не ощущает даже попыток самоконтроля с ее стороны. Это уже не сломанная личность, это полный крах и разрушение. Но с каждой секундой вся ее воля, все то, что делает ее ею, Тиалрианрелией из Дома Туманного Древа, ветви Цветочной Синевы, соцветия Извечного Биения, постепенно восстанавливается обратно. Потому что теперь, побывав там, откуда не возвращаются, увидев глотку небытия и вывернувшись из нее, она снова захотела жить.

Наклоняюсь и подымаю ее за воротник странного доспеха. Этакое полное боди, несколько облегающее, но скрадывающее фигуру и имеющее металлические вставки из чего-то зачарованного, что наверняка обеспечивает неплохую защиту. Висящая на вытянутой руке эльфийка постепенно приходит в себя, начав нормально дышать и даже попытавшись применить какую-то успокаивающую технику.

– Зачем?
– В голосе все та же самая усталость, но теперь в ней нет смертной тоски и готовности сдохнуть.

Горечь ее никуда не делась, не пропала боль, ненависть не приугасла, как никогда не отступит пустота в том месте, где когда-то было ее сердце. Сердце, лучшая и ценнейшая половина которого была убита из-за какой-то никому не нужной тайны, а остатки она вырвала и осквернила сама, оставшись совершенно одинокой пред ликом неизбежности.

– Потому что так нельзя.
– В моих словах усталость не меньшая, но вместе с тем бесконечное упрямство, что делает меня мной.
– Нельзя сдаваться, нельзя умирать раньше, чем придет смерть. Мы дышим, пока живы, сражаемся, пока можем, вгрызаемся в глотку всему миру и самой смерти лично. Потому что ничто никогда не бывает закончено до тех пор, пока ты еще живой. Живи. Ищи повод для жизни и смерти, но не смей, никогда, слышишь, сука ты ушастая, никогда не смей принимать смерть раньше времени.