Его нельзя любить. Сводные

Пячусь, а потом со всех ног бегу домой. Сейчас мне лучше спрятаться. Я не готова к его присутствию рядом, не вытяну просто.

К моему сожалению, музыка в машине затихает. Я слышу, как хлопает дверь, оборачиваюсь мельком и вижу, что Ян идет следом.

Дома сразу бегу на кухню, чтобы Ольга стала непрошеным свидетелем, и, может быть, тогда Ян ретируется. Кладу ноутбук на стол и замираю у островка.

В кухне пусто. Ольги нигде нет.

Шаги становятся громче. Ян идет прямо сюда, возможно, на свет, а возможно, как ищейка, чувствует меня по запаху.

— Чем занята?

Несмотря на то, что его голос не становится для меня неожиданностью, все равно вздрагиваю. Приподнимаюсь на носочки и хватаю с полки чашку.

Молча тянусь к чайнику. Я так нервничаю, что льющийся из носика кипяток обжигает большой палец. Почему сейчас?

Кожу печет. Глаза наполняются слезами. Быстро перемещаюсь к раковине и включаю холодную воду.

Ян в это время подходит ближе. Встает рядом. Не замирает за моей спиной молчаливой статуей, а упирается ладонью в столешницу сбоку. Его присутствие давит на виски. Хочется кричать от беспомощности и своих дурацких, никому не нужных чувств.

— Дай, — вырывает мою руку из-под холодной струи. — Лучше мазь, — выдвигает ящик сверху и достает аптечку.

У меня пальцы дрожат от его прикосновений. Молюсь, чтобы он этого не почувствовал, но, судя по тому, как внимательно он меня разглядывает, молитвы не помогают.

— С чего такая забота? — прищуриваюсь, наблюдая за тем, как он сворачивает с тюбика крышку.

— Дружеская, — смотрит на меня из-под длинных ресниц.

Как только прохладный гель касается кожи, я издаю непонятный звук облегчения. Смотрю на руки Яна, у него костяшки сбиты. Ссадины свежие.

— Это откуда?

К своему удивлению, трогаю его покрасневшую кожу. Она обжигает похлеще кипятка. Отдергиваю руку в то же мгновение, как осознаю, что творю дичь.

— Не важно.

Ян дует на мой палец, и сердце предательски сжимается. Бабочки в животе вот-вот повылезают из своих могил.

Что он от меня хочет? Зачем так издеваться?

Ян убирает за ухо прядь моих волос. Подходит ближе. Мы касаемся друг друга телами. Я чувствую его тепло и то, как слегка шершавая ладонь обхватывает мою щеку.

— Не надо. Ян, пожалуйста, не надо.

Дрожу. Никак не могу успокоиться. Меня так сильно трясет, что зубы стучат. Слова получаются едва разборчивыми.

— Угу, — кивает, а сам не останавливается. Водит подушечками по моей коже, очерчивая губы.

Я и пошевелиться не могу. Просто стою и медленно моргаю. Впитываю в себя каждое его прикосновение и всю эту поддельную нежность.

— За… — только и слетает с языка на выдохе, потому что договорить он не позволяет. Его губы сливаются с моими, утягивая за собой в какую-то беспросветную бездну безумия.

Ян усиливает напор. Губы к губам.

Нежно. За гранью нежности. Совсем не пошлые прикосновения. И только мои слезы наполняют этот поцелуй влагой.

Я реву, получая его убивающе правильные поцелуи. И абсолютно не знаю, что делать.

Что со всем этим делать?

Я хочу, чтобы он отстранился. Чтобы отпустил и дал мне выдохнуть. Хотя бы немного прийти в себя. Я глазами его об этом молю. Израненное сердце просто не выдержит, если он продолжит.

Ян чертыхается, заглядывает мне в глаза, а потом делает шаги назад. Его пальцы скользят по моим щекам, прежде чем он убирает руки в карманы.

Отворачиваюсь, упираясь ладонями в столешницу. Рассеянно вытираю непрошеные слезы. Так трудно дышать.

Мне нужна опора, чтобы устоять на ногах.

— Не плачь.

Его тихий голос ничуть не успокаивает.

— Это из-за ожога. Ты не стоишь моих слез, — выдаю хрипло, шмыгая носом.

— Согласен. Давай поговорим, Ник.

24.3

— Ладно. Там, — киваю в сторону обеденной зоны.

Ян уже идет туда. Я же стараюсь продышаться и окончательно стереть с лица остатки слез.

Когда подхожу к столу, медленно отодвигаю для себя стул.

— Может, из разных комнат поболтаем? — Гирш закатывает глаза и пересаживается ближе.

Я же намеренно хотела поговорить на расстоянии стола. Села на противоположную ему сторону.

Мы смотрим друг на друга. Внимательно. Не издавая никаких звуков.

Ян пару минут сидит неподвижно, а я жду, что же он скажет. Понятия не имею, что у него в голове, но вот в моей отчего-то проскальзывает маленькая надежда. Может быть, он чувствует то же, что и я? Просто скрывает?

Губы трогает улыбка. Гирш реагирует на изменение моих эмоций мгновенно. Радужки в его глазах обдают теплом. Это действует на меня расслабляюще.

— И о чем ты хотел поговорить?

Гирш отбивает какую-то незамысловатую мелодию пальцами по столу, а потом выдает совсем не то, что я желала бы услышать:

— Я помогу восстановить ноутбук.

Сердце тут же покрывается коркой льда. Нет, его ранят. Стрела влетает точно в цель. Наконечник был смазан ядом, я-то знаю. Вот он и парализует. Мои губы все еще улыбаются, но душа рыдает. Там дождь. Холодный осенний ливень.

— Ноутбук?

То есть все это было ради того, чтобы сообщить мне, что он поможет восстановить утопленный компьютер? Серьезно?

— Ноутбук.

Ян кивает, а потом резко отворачивается. Воспринимается это как пощечина. Предательская, хлесткая и очень болезненная.

— Хорошо. Спасибо.

— И еще.

— Что? — упираюсь ладонями в поверхность стола, готовясь встать и уйти.

— Ничего, — он качает головой и поднимается первым. — Я поеду.

— Куда?

Зачем я это спрашиваю? А со стула зачем следом вскочила? Еще немного, и вцеплюсь в Яна мертвой хваткой.

— Домой. Я теперь буду жить в городе, на квартире.

— Понятно. Ладно. Пока.

— Пока. Это, — берет ноут в руки, — заберу с собой. Верну через пару дней.

— Хорошо.

Ян направляется в сторону гостиной, пока я смотрю ему в спину и сдерживаю себя, чтобы не кинуться следом. Не начать признаваться в своих дурацких, никому не нужных чувствах.

Это больно, мамочки, как же это больно.

Дверь хлопает.

Медленно опускаюсь на стул, облизывая соленые от слез губы.