Его сладкая месть

Движением ноги Алекс заставил меня расставить ноги шире. Я едва устояла на ногах, попытавшись отнять руки от стены.

— Уберешь их — будешь спать стоя, — пообещал мой монстр, лаская мою горячую плоть с нажимом и давлением.

Я потеряла над собой контроль. Потерлась о его горячую ладонь, со стыдом осознав, что мои греховные соки только что щедро оросили его длинные пальцы. Только бы Алекс не стал бить меня моим же оружием…

— Так заводит новое место заключения? — растягивая влагу по лепестками моей киски, сухо поинтересовался мужчина. — Что ж. Легче будет принять неизбежное.

Его ладонь обожгла ударом мою внутреннюю поверхность бедра. Сладкий пульс охватил вслед за этим все тело, я едва успела загасить на губах свой протяжный стон.

— Тебе понравится, — задержав ладонь на пульсирующей от удара коже, произнес Алекс. — А теперь на колени. Прямо здесь, у стены.

Это стало едва ли не спасением, потому что ноги меня уже не держали. Все тело дрожало натянутой струной от смешения эмоций, превалирующей из них была жажда близости — пусть даже с тем, кто без купюр заявил о своем намерении уничтожить меня. Не отрывая рук от стены, чтобы не упасть, я медленно опустилась на теплый, явно с подогревом, пол.

— Умница, — потянув за прядь моих волос, похвалил Алекс, отстраняясь. Я перестала соображать окончательно. На колени, чтобы сделать ему минет? Или он решил меня добить классической позой, которая, как говорила Юлька, называется «позой покорности»? Я совсем запуталась.

А Алекс тем временем щёлкнул пультом, вследствие чего зашумела система климат-контроля, и неторопливо раскатал матрац прямо у моих ног.

— Ложись, — прозвучал новый приказ.

Я подчинилась только потому, что у меня внутри была надежда на то, что сейчас я все-таки смогу кончить и избавиться от такой неправильной и унизительной реакции на все действия Крейна. То, что укладывал он меня на этот матрац вовсе не для близости, мне просто не пришло в голову. Психика решила пощадить, хоть и ненадолго.

— Ты… ты потом заберешь меня отсюда? — все же не сдержалась я. Крейн присел на корточки, вглядываясь в мое лицо.

— Запомни, Марина. Только моя воля и твое беспрекословное подчинение.

От этих слов повеяло неизбежностью. Мои пальцы сжали упругую ткань матраца поверх тонкой простыни, но Крейн перехватил руки и вытянул их над головой, сжав запястья в одной ладони.

Я не успела ничего понять даже тогда, когда услышала звон цепи над головой. Все это представлялось мне кошмарным сном, и я до последнего не верила, что все слова Алекса скоро станут действиями. С глухим щелчком цепь соединила мои запястья за колечки оков.

— Ни одного лишнего движения, Марина. Пока на это не будет моей воли.

Я теперь натурально оцепенела. Боясь пошевелить руками и поверить в то, что меня действительно приковали, как цепную зверушку. Даже покачала головой, отрицая. И это промедление позволило Крейну так же неторопливо, будто ему было все рано, что я начну сопротивляться, сменить местоположение и зафиксировать длину цепи на браслетах на моих ногах.

Закричать я не успела. Алекс сжал мой подбородок и накрыл ошеломленно раскрытый рот поцелуем собственника. Это только сильнее углубило мой шок — до такой степени, что когда он разорвал поцелуй и накрыл глаза темной повязкой, я только судорожно вздохнула.

На меня обрушилась темнота. Такая же глубокая и беспросветная, как душа того, кто обрек меня на все эти испытания.

— Ты останешься здесь, — провел по моему животу кониками пальцев Крейн. — И первый совет, избавь меня от своей истерики. Как ты правильно заметила — это сделка. На переговорах ты, надеюсь, не истеришь?

Я сглотнула. Голосовые связки меня едва слушались.

— Ты… ты останешься здесь?

— Я буду рядом, — накрыв низ живота своей ладонью, ответил Алекс. — Но не здесь.

Лучше бы я этого не спрашивала. Иногда неведение лучше истины, и сейчас, похоже, именно этот случай.

— Ты… ты сошел с ума! Ты не можешь оставить меня одну!

Попыталась достать его руками. Со звоном натянулась цепь, ограничив мою свободу.

— Привыкнешь, — спокойно ответил Крейн.

— Я боюсь темноты! Ты не можешь бросить меня тут, в незнакомом доме…

— Я вернусь утром. Тогда сниму с тебя эти цепи, постарайся уснуть.

Внутри взорвался апокалипсис. «Я не верю… ты не настолько жесток… я все осознала, я приму твои правила на эти две недели, только не бросай меня!» — я не кричала только потому, что гордость в один щелчок не уничтожить. Сильная и несгибаемая Марина Самохвалова. В руках человека, которого ни на миг не переставала любить, распятая его волей на цепях в камере.

Разорвать эту цепь было бы не под силу даже Крейну. Я все равно попыталась то ли встать, то ли просто дернуться, натягивая их до боли в запястьях и щиколотках.

Руки Алекса сомкнулись на моей талии, прижимая к матрацу.

— Не надо. Это не поможет. Ты только причинишь себе лишнюю боль. Или мне тебя скобами фиксировать, чтобы ты не дергалась? Они могут затруднить дыхание, если будешь волноваться…

Его голос с оттенками самодовольства и триумфа сводил с ума. Именно поэтому я из последних сил попыталась взять себя в руки, абстрагироваться от кошмара — просто представить его каким-то фильмом, не имеющим к нам никакого отношения. Тепло его ладоней, удерживающих меня на полу, странным образом согревало и не давало замерзнуть от острого психологического холода. Но все эти попытки найти хоть что-т о хорошее разбивались об арктический шторм, бурлящий внутри.

Наедине с Крейном я потеряла себя. Настоящая Марина Самохвалова никогда бы подобного не позволила — она бы билась до крови за свою свободу. И когда меня накрыло — даже не страхом спать распятой на цепях, а именно бессильной злостью, я потеряла над собой контроль.

Слезы брызнули в черную повязку. Мне бы радоваться, что мой палач этого не увидит, но я не сдержалась. По сути удар был такой, что сломались бы и более стойкие. Всхлипнула, втянув ртом воздух с надрывом, не оставляющим сомнений в моих истинных чувствах. На беду, Алекс все это заметил едва ли не сразу. Проел кониками пальцев, четко повторяя дорожки моих слез под черным шелком.

— Тише! — ласка и приказ одновременно только добавили переживаний. — Я знаю, о чем ты думаешь. Твои крики и попытки сопротивляться ничего бы не изменили.

Я повернула голову в сторону, чтобы избежать прикосновений пальцев Крейна. Но он их так и не отнял.

— Твои крики и сопротивление не изменили бы ничего. Пришлось бы применить силу. Немного больнее… и чуть дольше. Так что ты сберегла силы, а они тебе очень понадобятся.

— Я тебя ненавижу, — не знаю, как я выговорила это четко и не дрогнув, хотя рыдания уже сковали горло. Все, чего я хотела — чтобы Крейн отставил свои «успокаивающие» психологические нотации и поскорее ушел прочь. Я не буду рыдать перед ним. Если это случится, у меня потом просто не хватит сил подняться с колен.

— Плачь, — поддев пальцами край повязки и сняв влагу, благосклонно позволил дьявол во плоти. — Помогает расслабиться и уснуть.

Я дернула руки так, что оковы впились в мои запястья, отрезвляя. Боль была ощутимой. Но я не показала, что её испытываю.

— Можешь тестировать на прочность свои оковы, — продолжал упиваться властью Алекс, — но за каждую ссадину на принадлежащем мне теле ты расплатишься сполна.

Я закусила губу. Его слова были похожи на отравленные стрелы, активирующие бессилие и безысходность.