Его сладкая месть
Шрифт:
— Мне сказали, это курьер. Отец что, лишил тебя средств, и ты подрабатываешь? — колко замечаю, понимая, что накрылся мой вечер в одиночестве.
— Нет, — Данил смотрит на меня такими похожими и одновременно ясными глазами, — я просто не мог не увидеть тебя снова. Ты как? Отец не пытался тебя запугать?
Если бы! Увы, нет. Только прислал восхитительное обещание.
— Нет, твой отец человек слова, — в моих словах злая ирония. — Но ты мог позвонить. Я не хочу никого видеть, извини.
— Можно войти? — Данил игнорирует мои слова. — Марина, я долго думал. Я не могу тебя оставить одну. Так надо.
— Входи, —
— Зачем ты так? Я поставлю в вазу? — он разувается в прихожей и решительной походкой направляется в кухню.
— У меня стресс, и я предупреждала, что сейчас совсем не милый собеседник. Не перецепись об веник своего папы.
Чувствую кожей, как мальчик там замирает от шока, да и не увидеть слегка потрепанный мною букет невозможно. Захожу седом в тот момент, когда он пытается его достать и выбросить.
— На место поставил. Или решил пойти по стопам отца? Как вы меня оба достали…
— Марина! — Даня не находит, куда определить свой букет, кладет оба на столешницу. Черные и белые розы резко контрастируют друг с другом. — Я бы никогда не позволил себе… Я просто хочу помочь! Я знаю, что тебе нельзя оставаться одной. Прошу тебя, поехали со мной в ночной клуб. Обещаю, я не сделаю ничего из того, чего ты сама не захочешь. Просто потанцуем, отдохнем. Выпьем. Тебе нужно вновь почувствовать свободу, которой он тебя лишил!
Смотрю, сощурившись. Вечер дома все равно уже испорчен.
— В клуб, говоришь? А знаешь, что… поехали!
В огромном пафосном заведении оглушительно бьет музыка. По танцполу двигаются многочисленные тени, похожие на зомби в свете стробоскопа. Не упускаю возможность сорвать восхищенных взглядов и улыбок. Пока иду уверенной походкой к диванам в лаунж-зоне. Если я выйду танцевать, Данилу предстоит драка с желающими со мной познакомиться.
А он решил сделать так, чтобы у меня не было мыслей о его папаше. Я отчасти благодарна мальчику, старается и действительно желает добра, но внутри пустота. Он — живое напоминание о том, что мне довелось пережить. И никаких чувств к нему быть не может. Это странно и неправильно — но у меня нет даже благодарности!
Коктейли практически не берут. Мыслями я каждый раз возвращаюсь в тишину загородного дома, в ту лавину ярких и захватывающих эмоций. Даже страх тогда был для меня сладким!
Чтобы не сойти с ума, опрокидываю «маргариту» махом и выхожу на танцпол. Двигаюсь так, как подсказывает тело, и уже спустя пять м минут оказываюсь в эпицентре голодных взглядов. Мне на всех наплевать. Я не замечаю даже Данила, который танцует рядом, при каждом удобном случае стараясь приобнять и всем показать, что я с ним. Достало!
На часах почти четыре утра. Ног не чувствую от диких танцев. Клуб пустеет, и с каждым опустевшим столиком возвращается жгучая тоска.
— Поехали уже домой, — допиваю кофе и беспечно целую Даньку в щеку. — А ты был прав. Меня попустило.
Садимся в машину. Закрываю глаза. Рассчитывая подремать, пока едем, но не тут-то было. Данил сгребает меня в свои неожиданно сильные объятия и горячо целует.
— Ты охренел? — не успеваю продолжить. Мальчик продолжает атаковать мой рот с каким-то отчаянием, как будто во всем мире я единственная девушка, и контролировать себя он больше не
может.Руки скользят по моей спине, прижимая крепче. Не хватает воздуха, и я пытаюсь вырваться.
— Марина… — в его голосе надрыв. — Прости. Люблю. Не могу больше…
— Что ты сказал?
— Я люблю тебя! Поверь, я ни с чем это не перепутаю. Марина, я хочу быть с тобой!
— Если ты сейчас же не успокоишься и не поведешь, я возьму такси. Нашел время! С вашим семейством мне уже все понятно.
— Я не знаю, что буду делать, если мы не будем вместе. Сама мысль невыносима… Марина!
— Мне все равно, что ты будешь делать. Спасать меня, выдвигая такие условия, вообще не стоило. Главное. Не иди папиным следам, хотя знаешь… с тебя не убудет!
Данил ожесточенно бьет кулаками по рулевому колесу. Я отворачиваю голову.
— Любишь его, да? Отца моего любишь? После всего, что он с тобой сделал? Понимаешь только язык плетки и мужской кулак?
— Спасибо, Дань, мне было хорошо с тобой сегодня, — открываю двери и выхожу в прохладный воздух предутреннего мегаполиса.
Узел так и не желает распутываться, а внутри у меня пустота и тоска, помноженная на бесконечность…
Глава 24
Я вызвала такси. Чтобы не замёрзнуть, вернулась в клуб и выпила крепкого кофе у барной стойки. Когда вышла по звонку водителя, карем глаза заметила, что Данил так и не уехал. Его взгляд жег мне спину.
На миг я ощутила чувство вины. Не по-человечески как-то, ведь, если задуматься, младший Крейн реально меня спас. И его приставания при желании можно было списать на горячий характер. Но потом я разозлилась на себя еще сильнее.
Да никому я ничем не обязана! Я не обещала ничего. Как и не было моей вины в том, что я ушла от Алекса. Хватит позволять всем, кому не лень навешивать на меня комплекс должницы.
Звезды постепенно гасли в небе. Я смотрела, как едва уловимо сереет горизонт. День обещал быть ясным. И город без людей казался намного лучше.
Войти в подъезд я не спешила. Остановилась, вслушиваясь в тишину, закурила с удовольствием, глядя в предрассветное небо.
Я не знала, что мне делать дальше. Ожидание шагов от Алекса было мучительным. Он может кормить меня ими до скончания веков, но так ничего и не предпринять. Хуже всего то, что он уже получил о меня все, чего так жаждал и боялся воплотить, когда мы еще были вместе. Тогда это будет самая изощренная месть — греть меня на медленном огне ожидания и ничего не дать взамен. И совсем не добавило оптимизма то, что я прекрасно понимала — Алекс знает, что со мной происходит, что я чувствую. Знает, что теперь я не смогу о нем не думать.
Я могла изобразить видимость отношений с его сыном, с кем-то другим, запретить доставлять мне цветы, но это бы ничего не изменило. С Алексом Крейном такие игры не прокатывали.
Я не услышала тихих шагов за спиной. И когда на плечо легла чужая рука, с глухим восклицанием шарахнулась в сторону. Но оборачиваюсь, уже знала, кого именно увижу.
Мы смотрели друг другу в глаза. И меня парализовало совсем не от страха. Так жарко и так восхитительно я себя не чувствовала. В этот момент утратило значение все, что Александр Крейн со мной сделал.