Его волчица. Я тебя приручу

Демьян хотел что-то сказать, но я не позволила ему, замотав головой и опрометью бросившись наверх в его комнату. Осознание своего положения снова навалилось тяжелой глыбой.

Как больно осознавать, что и я теперь среди тварей, от одного только упоминания о которых у людей волосы встают дыбом.

С другой стороны, стая Йоланты прекрасно устроилась в небольшом польском городке. И скрываться в лесу им пришлось только по той причине, что их выслеживали и похищали для использования в лаборатории.

А здесь я враг, никому не доверяю, никого не могу попросить о помощи и сочувствии. С момента, как я закрылась в комнате, прошло несколько часов. Не хотелось признавать, но Демьян взял новые высоты в проявлении деликатности и не беспокоил меня. К счастью для него. Потому что я не знала, какой прием окажу – наброшусь и расцарапаю лицо в кровь, буду кричать или умолять снова отпустить меня.

В комнату, отведенную под медкабинет, меня провел Михал, снабдив предварительно моей же одеждой, в которой я прибыла сюда. Его девушка Кася занималась самой процедурой, и оказалось, что я не понимаю ее, так как говорила она по-польски и не была ни оборотнем, ни результатом экспериментов.

Терзающее меня любопытство по поводу ее присутствия здесь пришлось оставить при себе.

Я сконцентрировалась на правильности процедуры взятия крови, но быстро оставила это занятие, погрузившись в некий транс, скорее всего, связанный с большим количеством выкачанной крови.

Так прошло несколько дней, похожих друг на друга, как копии. Демьяна видела мало, проводила несколько часов в медкабинете и пряталась в комнате наверху. Мой мучитель приходил ночью, хмурый, усталый, но по-прежнему будоражащий все мои чувства.

Чтобы запретить себе любые послабления, я мысленно запечатывала рот и бойкотировала Демьяна. Он же потчевал меня длинными пространными монологами-отчетами о прошедшем дне. Скрывая от него, да и от себя, интерес, я впитывала сведения и анализировала их.

Из-за всего этого у меня было предостаточно времени, чтобы подумать над той ситуацией, в которую мы попали. Я начала понимать, что и людям, и оборотням, и генетическим полуоборотням – всем необходим взгляд со стороны. Они не видят общей картины целиком, охотясь друг на друга, сражаясь за территорию, уничтожая врага.

Им не нужно сражаться! Если бы кто-то ко мне прислушался, они бы поняли, что могут оставить друг друга в покое и жить, как жили до всех этих событий.

Но, наверное, я слишком наивна, чтобы верить, что хоть один человек прислушается к моим пацифистским лозунгам.

Думаю, во все времена, когда бы ни разгорались войны, находились миролюбивые люди, видящие разумный исход конфликта без кровопролития. Но разве их кто-то слушал? Разве бывает, чтобы война окончилась по напутствию добрых людей? Никогда.

У человека в крови есть что-то такое, требующее столкновений, жажды битвы, желание доказать свою правоту, уничтожить несогласного с ним. Наверное, если оставить на Земле малую горстку людей и один жалкий клочок суши, то они не заживут на нем мирно, а найдут причины для вражды, разделятся на группы и будут бороться за оставшуюся часть пригодной для жизни территории.

А то и вовсе уничтожат единственное место обитания, лишь бы оно не доставалось врагу.

Наивно с моей стороны при таком раскладе думать, что я смогу что-то изменить или убедить кого-то.

Но разве имею я право даже не попытаться? Ведь для чего-то я оказалась здесь, приехав с совершенно другой целью. Я отправилась в Польшу, чтобы всего лишь найти Демьяна и передать сообщение, но оказалась в самой гуще событий, и от меня теперь зависит очень многое.

Может быть, потребовать у Демьяна в обмен на мою кровь переговоров между ним и вожаком стаи оборотней? Адам – резкий, грубоватый лидер, но и разумный, способный побороть горячность и принять верное решение.

Правда, он изгнал меня, но об этом стараюсь не думать, иначе обида душит до слез. Демьян же хитрый, изворотливый, но бесконечно преданный своим людям. Им бы объединить усилия, забыть о жертвах противостояния и обратить свой взор на истинного виновника всех событий – на профессора Вежбицки.

Неужели они не видят, что это он стал первопричиной всех бед для обеих стай? Если обе группы уничтожат друг друга, он только выиграет. Оборотней для своих исследований он всегда найдет. Йоланта рассказала мне, что их тысячи по всему миру. А если сгинут результаты неудачных экспериментов, то Вежбицки только вздохнет с облегчением.

Нельзя дать ему уйти от ответственности за бесчеловечную жестокость, которую он совершил. И хотя он спас всех этих людей и, возможно, даже руководствовался благими намерениями, сотворил истинное зло. Он просто продлил их агонию и заставил страдать, боясь, что каждый новый день станет последним, жить в разлуке с родными и прятаться ото всех.

Я так уверилась в своих рассуждениях, что почти готова была высказать их Демьяну, хотя всё во мне восставало, когда я просто видела его. Не могла представить, что буду с ним разговаривать. Рот словно набивался ватой, тело деревенело, я реагировала на него пышущей злобой, ненавистью, иссушающим страхом.

Он до жути пугал, человек, который меня уничтожил. Я искренне порой желала ему смерти, но он, как тот самый живучий таракан, единственный из всех получил какое-то особое исцеление. Ничто его не брало.

И даже кровь моя не была ему нужна, хотя он исправно получал свою порцию, чтобы не порождать вопросы среди своих людей.

Демьян рассказал мне о своем отличии от других членов группы в очередном порыве слепого доверия, в попытке вызвать у меня ответную откровенность.

Я же выслушала и, как обычно, промолчала, но понимала, что у меня в руках некий рычаг давления, что могу шантажировать его, если расскажу всем об его отличии от основной стаи.

Но закулисные игры не для меня. И я слишком труслива для открытого противостояния. Да и не хватало сил, чтобы продумывать подобные шаги.

Мне бы справиться со своей второй сущностью, всё чаще заявляющей о себе. Я не могла спать, не могла нормально есть, меня беспокоило постоянное шевеление под кожей, настоящий зуд, как будто изнутри оболочку прорывает мех, пальцы кололо – когти так и норовили разодрать кожу и выпростаться наружу. Моя волчица хотела на свободу, ей жизненно необходимо было бегать по лесу, ловить дичь, выть на луну. Ее потребности становились моими, и я была словно дикий загнанный зверь в ловушке, мысли которого путаются и становятся примитивными.