Его зовут Ангел
Шрифт:
– А как мне еще говорить? Как?
– Ангел кидает на меня обреченный взгляд.
– Вселенная не на моей стороне. Не в этот раз. Знаешь, я думаю, это проклятье. Сначала та авария, а сейчас… - он не договаривает, но я понимаю, что он хотел сказать.
– Словно я в черном списке Судьбы, и она непонятно за что предъявляет мне счет. Но почему? Почему я, Августа?
– поверь, Ангел, этот вопрос меня тоже мучает.
– Пусть это звучит эгоистично, но в мире семь миллиардов людей, и есть те, кто действительно заслуживает того, что получил я, но… - Ангел едва не стонет от разочарования и обиды.
– Но в итоге страдаю все-таки я.
И я полностью с ним согласна. Почему хорошие люди должны страдать? Почему все складывается таким образом, что на их пути встает много испытаний и бед? Что это? Аванс за то, что, допустим, их будет ждать после смерти, на небесах? Но если рая нет, если после смерти ничего нет, то в чем тогда смысл? Ведь жизнь одна, и обидно, когда она проходит мимо, когда человек теряет возможность совершить многое из того, что планировал, хотел, о чем мечтал.
– Мама говорит, что шанс есть, что я снова смогу ходить, - говорит Ангел, но я не слышу в его голосе веры.
– Но это какие-то жалкие двадцать, а то и меньше процентов…
– Но это же хорошо, - немного оживляюсь я.
– У тебя есть шанс, а это главное.
– Этого мало, Августа, - с грустью улыбается Ангел.
– Этого так мало для веры.
Я сжимаю кулаки за спиной и становлюсь перед ним, чтобы он видел меня, и я видела его.
– Помнишь, ты говорил о том, что существует в этом мире что-то невозможное, что и заставляет тебя предполагать существование Бога?
– спрашиваю я.
– Сейчас я полностью убежден в том, что ошибался, - напряженно кивает Ангел.
– Его нет. И ничего волшебного тоже. Сейчас я как никогда уверен, что существует лишь то, что есть. А это: инвалидное кресло и куча упущенных возможностей.
– Я думаю, что вера - это и есть нечто необыкновенное, волшебное, - говорю я и внимательно смотрю на Ангела.
– Я точно знаю, что этому понятию не дано научного определения. Поэтому вот оно - проявление Бога. Ты понимаешь?
– Пока не очень.
– Теперь я знаю, почему люди верят. Потому что это разбавляет их мрачную реальность, потому что это помогает им справиться с бедами. Вера, надежда, - я слабо улыбаюсь.
– И пусть даже если когда-нибудь будет стопроцентно научно доказано, что Господа не существует, вера будет всегда, и поэтому будет Бог. Бог - это не какой-то определенный персонаж. Это не тот, кто создал вселенную, или что-то вроде того. Бог - это тот, кто живет в сердцах тех, кто нуждается в вере. Вера - это и есть Бог, Ангел.
Ангел хмурится.
– Впервые за наше знакомство я тебя не понимаю, - бормочет он.
– Поверь, - говорю я.
– Поверь в то, что сможешь вновь ходить. Я верю в это. Каждый день, потому что у меня появилась причина на что-то так отчаянно надеяться. И знаешь что?
– Что?
– Это помогает, - моя улыбка становится широкой.
***
Вечером того же дня в дверь раздается звонок. Я сижу в своей комнате в обнимку с учебниками, пытаюсь делать домашнее задание по физике, но не могу сосредоточиться, что совершенно не удивительно в свете последних событий.
Я удивляюсь, когда мама заходит ко мне.
– К тебе пришли, - говорит она.
Я отрываю взгляд от учебника и в полном недоумении смотрю на нее.
– Ко мне?
– переспрашиваю я. Мама не ошиблась?
– Да. Егор, -
поясняет она и выходит из комнаты.Егор? Зачем он пришел?
Я чувствую, как во мне тут же просыпается злость, и надеваю на лицо серьезную маску. Я встаю со стула и иду к двери. Они открыты, у порога скромно стоит Егор.
– Привет, - говорит он, когда замечает меня.
Я знаю, что мама стоит неподалеку и наверняка все слышит, поэтому заставляю себя расслабленно сказать «привет» в ответ.
– Зачем пришел?
– каких трудов мне стоит прятать желание нагрубить Егору!
– Я… я хотел поговорить, - неуверенно отвечает он.
Я не удерживаюсь и удивленно вскидываю брови.
– О чем?
– Об… Ангеле, - его имя он произносит почти шепотом.
Я удивляюсь еще больше.
– А тебе не все ли равно?
– слабо язвлю я.
Егор слабо вздрагивает и пошатывается назад после моих слов, как от пощечины. И впервые с тех пор, как он заявил, что не может общаться с Ангелом, мне становится жаль его, но лишь на секунду, когда в его темных глазах блуждает растерянность.
– Ладно, - вздыхаю я.
Я надеваю тапки и выхожу в коридор. Мы минуем один лестничный пролет и останавливаемся у пыльного грязного окна, на котором стоит одинокий цветок в горшке, окруженный сигаретными окурками и паутиной.
– Как он?
– подавленно спрашивает Егор.
Я окидываю его таким недружелюбным взглядом, на какой только способна, и думаю, отвечать, или нагрубить. Но он кажется таким несчастным и грустным, что у меня просто язык не повернется произнести что-нибудь обидное.
– Справляется, - говорю я.
Егор слабо кивает, опускает голову и молчит.
– Ему тебя не хватает, - признаюсь я.
– Даже после того, как ты оставил его.
Я замечаю, как он напрягается, и когда поднимает голову, то на лице у него простирается глубочайшее сожаление и потерянность.
– Я виноват, - шепчет Егор.
– Еще как, - соглашаюсь я.
– И оттого, что я сделал, мне отвратительно смотреть на свое отражение каждый день, - добавляет он и громко вздыхает.
– Мне очень, очень жаль, Августа, что я так поступил с ним. Ты права, я не должен был. Но… я не знаю, как объяснить, что заставило меня оставить его в беде. Я не могу.
Я вижу, что Егор говорит это искренне. Лгать он точно не умеет.
Я немного смягчаюсь.
– Я беспокоюсь за него, - продолжает Егор.
– И я ненавижу себя.
Мне становится больно смотреть на него, но его страдания заслуженные. За свои ошибки мы всегда вынуждены расплачиваться.
– Я бы хотел… - неуверенно бормочет Егор.
– Я бы хотел вновь стать с ним друзьями, потому что он мой единственный друг. Ты и он. Но из-за своего глупого страха перед неизвестно чем я потерял вас обоих!
– в глазах плескается отчаяние.
– Мне просто было страшно, Августа. Мне просто было страшно…
Егор готов зареветь, и я не могу представить, как тяжело ему сейчас. Но нам всем нелегко.
Каждый, я думаю, имеет право на ошибку, и на прощение. Я знаю, что Егор искренне раскаивается, и так же знаю, что Ангел простит его, хотя он давно простил. Этот идеальный человек не способен долго злиться, или вообще таить в себе плохие эмоции. Его душа продолжает оставаться чистой и самой светлой даже несмотря на то, что его предавали, оставляли и обижали.
– Завтра мы собираемся прогуляться, - говорю я.