Его зовут Ангел

За своими мыслями я не замечаю, как останавливаюсь перед домом Ангела. Я делаю глубокий вдох и иду к подъездной двери, но та открывается.

Я вижу, как Ангел выезжает в инвалидном кресле, а позади - его папа. Я застываю и превращаюсь в неподвижную наблюдающую статую. Виктор Валерьевич спускает инвалидное кресло вместе с Ангелом по плавному спуску, который делают рядом с лестницей специально для колясок. Я смотрю на Ангела. Он похудел. У него впали щеки, глаза не блестят так, как раньше. Он одет во все черное, как будто у него траур.

– Спасибо, папа, - благодарит Ангел Виктора Валерьевича.

Мужчина смотрит на меня и шумно выдыхает.

– Привет, Августа, - обращается он ко мне.

Я заставляю себя оторвать глаза от инвалидного кресла и смотрю на него.

– Здравствуйте, - бормочу я.

– Позвони мне, как будешь возвращаться, - говорит Виктор Валерьевич Ангелу, затем снова смотрит на меня, кивает в знак прощания и направляется к подъезду, но он не заходит, ждет, пока мы уйдем.

Я громко сглатываю и гляжу на Ангела. Он выглядит смущенным и подавленным. Ужасное сочетание.

– Привет, - говорю я ему неуверенно.

– Привет, Августа, - отвечает он с той же неуверенностью.

И мы молчим, не зная, что сказать друг другу.

– Пап, ты можешь идти, - говорит Ангел, не оборачиваясь.

Я перевожу взгляд на мужчину, который с беспокойным лицом слушает сына и исчезает за дверью.

– А где Егор?
– спрашивает Ангел.

Я напрягаюсь, и он это замечает, но терпеливо ждет ответа. Что я могу сказать ему? Что Егор испугался и решил «выйти» из команды? Что он бросил Ангела? Нет. Я знаю, какую боль причиню этими словами Ангелу… Я не имею права так поступать с ним, но и лгать тоже нехорошо.

– Он… - бормочу я.
– Он… у него дела, - и для достоверности пытаюсь улыбнуться, но губы предательски дрожат.

Ангел пристально смотрит на меня, он начинает подозрительно щуриться, и вскоре его глаза становятся узкими, как щелки.

– Ты врешь, - уверенно говорит Ангел.

– Нет, с чего ты взял?
– к сожалению, я ужасная лгунья. Ну, или просто Ангел так хорошо меня знает.

– Я вижу, - отвечает он.

Я не могу больше смотреть на него и отвожу взгляд в сторону. Моя ложь раскрыта. Я сдаюсь.

– Он сказал, что не может видеть тебя… таким, - хрипло произношу я.

Я слышу судорожный вздох, и мое сердце мучительно рвется на части.

– Понятно, - только и говорит Ангел.

Я в замешательстве поднимаю голову и не могу понять, серьезно он, или пытается скрыть свое глубочайшее разочарование от услышанного. Я долго смотрю на него, но так ничего и не выясняю.

– Ты не расстроен?
– удивленно вопрошаю я.

– Меня в очередной раз бросили, - говорит Ангел, глядя прямо мне в глаза.
– Конечно, я расстроен. Но я не вправе осуждать его.

– Вправе! Егор не должен был так поступать, - в порыве зашкаливающих эмоций я подхожу к инвалидному креслу и останавливаюсь в шаге. Ангел и я напрягаемся.
– Настоящие друзья не оставляют в беде, - тихо говорю я.

– Давай не будем об этом, - просит Ангел.

Я киваю.

– Хорошо.

Он вздыхает и начинает катить кресло, и я вижу, что это дается ему с трудом. Поэтому я обхожу его и становлюсь сзади.

– Что ты делаешь?
– спрашивает Ангел, когда я беру дело в свои руки и качу коляску вместо него.

– Помогаю, - отвечаю я спокойно.

Это так непривычно, и я жутко переживаю, но пытаюсь сохранять спокойствие.

– Не нужно. Я могу сам, - говорит Ангел без должной уверенности.

Я хочу сказать ему, что он не может, но поджимаю губы и проглатываю эти слова.

– Все нормально, Ангел, - говорю я, и мы выбираемся из двора на главную улицу.

Мимо нас проходят люди, и они косятся на Ангела.

Неожиданно он фыркает.

– Что?
– спрашиваю я.

– Все так смотрят… - хмуро поясняет Ангел.
– Этим они лишний раз дают понять, что я урод, - снова фыркает.
– Как будто я сам этого не знаю.

– Ты не урод. Не говорит так.

– Урод.

– Не урод.

– Мы можем спорить бесконечно, - угрюмо констатирует он, и я жалею, что не могу видеть его лицо.
– Я не хочу спорить.

Мы молчим.

– Куда пойдем… поедем… где будем гулять?
– интересуюсь я, стараясь быть максимально осторожной в словах.

– Без разницы, - равнодушно отзывается Ангел.
– Но я бы хотел на озеро, только это невозможно.

Я вспоминаю про озеро, и в мое сердце просачивается тепло. Я тоже скучаю по этому месту.

– Мы можем прогуляться в парке, - предлагаю я, отлично понимая, что никакой парк не сможет заменить райское местечко на озере.

– Это далеко, - говорит Ангел.

– И что?

– А то, Августа, что я не способен преодолевать такие расстояния самостоятельно. Я не способен выбраться даже из собственного дома… из постели! Что уж говорить о парке…

– Я же здесь, я помогу.

– Я не договорил, - отчеканивает Ангел.
– И тем более мне не хотелось бы утруждать тебя довозить меня до парка.

– Мне не трудно, - мягко возражаю я.

– Чушь. Тебе трудно, - фыркает он.

– Мы все равно пойдем в парк, Ангел.

Он больше не спорит со мной.

Я не могу не заметить, как теперь все смотрят на нас… точнее на Ангела. Вроде бы ничего не обычного (для людей, я имею в виду, что инвалидов в Санкт-Петербурге много… боже, я только что назвала его инвалидом), но я знаю, что Ангел думает, ловя на себе многочисленные взгляды.

Когда мы приходим в парк, там почти нет людей. Сегодня тепло, снег постепенно оттаивает, и из-за этого слякоть. Никто не любит гулять в такую погоду. Никто не любит весну. Ангел любит. Я вспоминаю об этом и улыбаюсь. Но я спрашиваю себя, счастлив ли он, что наступила весна, когда находится в таком положении? Есть ли вообще место в его мыслях для весны?

– Знаешь, - начинаю я, потому что молчание становится невыносимым, - думаю, я не заслужила этого - тишины с твоей стороны. Ты игнорировал меня, как будто мы вообще не знакомы! Это не справедливо, и…

– Извини меня, - перебивает Ангел уставшим голосом.

– Мог хотя бы позвонить, - продолжаю я.
– Хотя бы написать смс, или…

– Мне жаль, ясно?
– резко обрывает меня он.

Я поджимаю губы и говорю себе, что не должна злиться на него.

– Прости, - в итоге выдыхает Ангел, и его плечи опускаются. Я продолжаю толкать коляску вперед и думаю, как ужасно себя сейчас ощущает Ангел. Мне бы хотелось провалиться на его месте, умереть, исчезнуть… Но я - это не Ангел. Я не позволю ему исчезнуть.
– Я действительно не мог… не хотел звонить тебе. Я знаю, что ты не поймешь, но хотя бы попытайся, потому что… потому что… - его голос срывается, и я, забеспокоившись, резко останавливаюсь и оббегаю коляску, становясь перед Ангелом и с тревогой глядя на него. Он не смотрит на меня, но я вижу, как плотно сжаты его губы, как напряжены его скулы.