Ехал грека через реку
Шрифт:
Адам только развел руками и пошел провожать Лену до такси.
— Анастасия Алексеевна, — хмуро произнес Адам, когда они уже укладывались спать, — а пройдитесь, пожалуйста, по комнате.
— Ваше самодурство, — она сушила волосы Евы полотенцем, — просто переходит всякие границы.
— Вы морщитесь, когда наклоняетесь и странно двигаетесь. Спина болит?
— Просто немного устала.
— Что за разгильдяйство, — рассердился Адам. — Вы вообще помните, что у вас есть еще один ребенок, о котором надо заботиться?
— Провалами в памяти не страдаю, — огрызнулась Ася, бросила
— Что? — напугался он.
— Ногу свело.
— Горе мое, — он усадил ее на кровать и, присев на пол, поставил стопу себе на бедро. — Икру? Здесь? Вы пьете магний?
— Больно, — пожаловалась Ася, когда Адам начал массаж.
— Конечно, больно. Сколько раз вы сегодня наклонились и присели? Я, кажется, просил вас не принимать участие в этих садово-полевых работах.
Ева села рядом с ним на пол и обхватила колени руками. Она с беспокойством наблюдала за происходящим.
— Завтра суббота, — продолжал Адам, — мы можем пойти в бассейн. Или же вы можете проваляться в кровати весь день. Мы с Евой будем за вами ухаживать. Ведь будем, Ева?
Девочка торопливо закивала.
— Вы записались на курсы для беременных? У вас нормальная консультация? Какие витамины вы принимаете?
— Я вас боюсь, — пробормотала Ася. — Что за внезапный и обостренный интерес к моей беременности?
— Я подумал, что с вами происходит такое глобальное событие, а мы мало об этом разговариваем. Наверное, это может быть обидным.
— Да нет, — ответила Ася. — Про все эти дела мы много говорим с Олегом. Целыми днями трындим, если честно. Он даже в курсе количества лейкоцитов в моей моче. На следующей неделе должен сдать генетический тест.
От неожиданности Адам прижал коленку Аси к своей груди.
— Серьезно? Вы серьезно?
— Верните мне мою ногу, — опасливо попросила Ася. — Что на вас сегодня нашло?
— С какой стати вы обсуждаете свои лейкоциты с каким-то левым женатым мужиком?
— Ну, объективно… — начала было Ася, но Адам не дал ей договорить:
— Ева, пожалуйста, ну объясни ты своей няне! — попросил он расстроенно. — Мы же команда!
Девочка потрогала пальцем крошечную татуировку на запястье Аси, которая повторяла альтернативный портрет козявки в интерпретации самой Евы.
— Простите, — сказала Ася, — что я потратила сегодня такую прорву ваших денег. Мне просто ничего другого в голову не пришло. Но надо было спросить вашего согласия. Теперь я сожалею о своем порыве. Со мной такое бывает, меня иногда заносит.
Адам, прижавшись щекой к ее колену, смотрел на нее снизу вверх. В мятой футболке и шортах, Ася была похожа на виноватого Винни Пуха.
— Спасибо, — ответил он.
— Хочу скорее увидеть козявку, — заявила Ева.
От радости, что она снова перешла на человеческий язык, Адам рассмеялся. А Ася и глазом не моргнула.
— Это будет в начале весны, — объяснила она. — Сейчас закончится лето, потом наступит осень, потом выпадет снег, мы встретим Новый год, а потом мой ребенок придет в этот мир вместе с теплом и солнцем.
— Так долго! — разочарованно протянула Ева.
— Ничего и не долго. Вжух-вжух,
и вот тебе уже восемьдесят, ты смотришь на старуху с косой и думаешь, что ничегошеньки не успела в своей жизни.— Ася, — с укоризной покачал головой Адам. — Ложитесь уже в постель, хватит болтать ерунду. Я принесу вам теплого молока.
— И соленый огурец!
Содрогнувшись, Адам отправился на кухню.
23
— Ева очень сложный ребенок, — тихий голос Аси едва перекрывал шелест ветра. — Если бы меня в четыре года разлучали с матерью, я бы плакала и цеплялась за нее, бежала бы за машиной и ни за что бы не отпустила. Но Ева даже не обняла ее на прощание. Она все прячет внутри себя, и меня это пугает. Дети должны быть открыты этому миру.
— Плачут и цепляются за матерей только те дети, которых очень любят, — тихо ответил Адам. — Нелюбимые дети на такое не решаются.
— Ох, Адам, — и она обняла его.
Очертания сада выглядели непривычно.
Ночь была холодной, но под пушистым пледом, в обнимку, казалось теплой.
— У моей матери было две крайности, — Адам ненавидел тех, кто жалуется на родителей, но сейчас слова сами лились из его горла. — Она либо впадала в истеричную, всепоглощающую любовь, либо становилась холодной и равнодушной. Никогда заранее было не угадать, что на нее найдет. С возрастом я стал бояться ее любви больше, чем равнодушия. Это было похоже на удавку на шее. В восемнадцать я переехал сюда, и с тех пор наши отношения стали куда лучше.
— А мне даже рассказать нечего. Совершенно никаких детских травм. Даже обидно, — пожаловалась Ася.
— И все равно мы с вами оказались в одинаковом положении. Я — отец-одиночка, а вы — мать-одиночка. Что доказывает то, что детство не играет никакого значения во взрослой жизни. И это дает нам надежду на то, что Ева вырастет более-менее успешным человеком.
— Из нас двоих никто не успешен, — хмыкнула Ася. — Вы зарабатываете тем, что вешаете людям лапшу на уши, и живете в стеклянном доме, а у меня и вовсе нет никакого дома.
— А какой дом вы хотите?
— Мне все равно. Я и в своей крохотной коробчонке чувствовала себя отлично. Знаете, Адам, я всегда была уверена, что люблю жить одна. И представить себе не могла, что буду жить с другими людьми и даже спать в одной кровати. Но вы не мешаете.
Адам осторожно наклонил голову, чтобы посмотреть на ее лицо. Глаза Аси были закрыты, и легкая улыбка играла на ее губах. Умиротворенная, спокойная, честная.
— Я очень благодарен вам за то, что не мешаю вам в собственном доме, — произнес он мягко.
Ася беззвучно засмеялась, и движение ее губ, крупные зубы, незащищенное горло, мимические морщинки вокруг глаз, и волосы, которые так и лезли Адаму в рот и нос, — все это рождало некую двойственность. Абсолютное спокойствие и учащенное сердцебиение.
Одновременно.
Застыв в этом мгновении, Адам с какой-то обреченностью считывал свой пульс.
Трындец.
— Ну давай, обрушивай на меня свои громы и молнии, — приветствовала его Вика в понедельник.
— Доброе утро, — он сел на свое рабочее место и распахнул ноутбук.