Экзамен-2

— Правильно, — кивнул он и протянул мне рабское одеяние: тугую набедренную повязку. Заодно показал, как её правильно завязывать. У хаарши и людей есть болтающиеся вещи, у них — сзади, у нас — спереди. Это… отвлекает. Так что здесь я с их традициями был согласен полностью. А вот сандали я снимать не стал. Не хватало ещё проиграть только потому, что ногу уколешь!

Урриш вручил мне гладкую палку. Не слишком длинную, не слишком короткую. Это, конечно, оружие, но я на палках никогда не дрался… За исключением вот той тренировки перед несостоявшейся охотой.

— Вы спорите за самку, — внушительно сказал мне Урриш по-английски. — Но ценой может оказаться собственная жизнь.

После чего отправился к моему оппоненту и тоже вручил ему палку. И что-то сказал. Жестом профессионального рефери призвал нас к центру, развернулся и удалился.

Удивительно, но голова моя работала отдельно от тела. Первое, что она подумала — это что хаал (как всегда!) был прав. Времени у меня не было. И что осваивать искусство боя на палках приходится вот в таких экстренных условиях. Причём, каждая ошибка очень болезненно даётся!

Но, с другой стороны, как только я первый (а так же второй и третий) раз получил по рёбрам — то организм словно проснулся. Моя палка не только попыталась защититься от градом сыпавшихся ударов, но и атаковать. И даже один раз удалось!

А вот тут мой противник совершил серьёзную ошибку. Он бросил:

— Куцехвостый!

Первый (и, наверное, последний) раз в жизни оскорбление привело к обратному эффекту. Я как будто опять попал в «комнату пыток», и опять хаал с дочерью доводили меня до белого каления.

Я крепче сжал палку. И даже ушибы как будто стали меньше болеть. И вот так, собранно и сосредоточенно, я ответил на следующих три удара.

И вдруг заметил разницу! Она была настолько неочевидна, что я не видел её, пока не сделал этот рефлекторный жест. Я заметил, что мои руки предназначены для удерживания палок. А руки хаарши с их короткими когтистыми пальцами палку держат — плохо! Эта мысль вспыхнула как молния, ярко, ясно и очень быстро. Я вдруг понял, что мне не обязательно бить самого нахала! Я могу бить куда угодно! Вообще куда угодно — удары будут попадать по палке, которую он держит, а значит — и по нему!

И вот тут страх исчез полностью. Между двумя ударами я вдруг понял с абсолютной ясностью, что несмотря на силу, ловкость и ярость, мой противник не имеет против меня ни единого шанса. Даже стало любопытно, а знал ли об этом Урриш, когда выбирал для нас оружие?

И я с благодарностью вспомнил фильмы конца двадцатого века, когда ловкие бойцы крутили палки и наносили хлёсткие удары. Я так и сделал. С громким «кьяааа!» я кинулся в бой, аки петух, пожертвовав точностью ради скорости. И уже этому гаду пришлось уходить в глухую оборону… Вот только я бил по его палке. А чуть освоившись, начал совершать косые удары, наподобие меча. Моим пальцам тоже доставалось, но сразу стало видно, что противник вообще не понимает происходящего. А я рубил, рубил… И, кажется, пару раз пропустил удобный момент… Но в третий раз не пропустил, когда палка ударилась о палку и пошла вниз, я перехватил верхний кончик и резко толкнул от себя, ударив хаарши в живот.

От следующего удара снизу его палка красиво вылетела и упала далеко, у немногих зрителей. А я упёр конец своего оружия ему в брюхо и спросил:

— Ты что, не понимаешь, что она не могла быть твоей?

— Если бы не ты… — он тяжело дышал.

— Если бы не я, тебя бы вообще не допустили до неё! Ты это понимаешь?

Хаал Смаарр повернулся к Урришу и с высочайшим пренебрежением бросил:

— Он так и не убьёт его.

— Кохаро и так многого добился.

— Но он с ним РАЗГОВАРИВАЕТ! Зачем? Пойди, забери его, быстрее!

Я почувствовал на плече когти, и только тут меня отпустило. Я распрямился, оказывается, всё тело было скручено в тугой жгут.

— Поединок закончен. Вы не имеете права более оскорблять дом хаала. А сейчас последуй на казнь.

— Казнь? Кого? За что?

— Сейчас сам всё увидишь.

— Но я не хочу на казнь!

— О, казнить будут не тебя.

— Я догадался! Но не хочу даже смотреть на чужую казнь!

— Опять твоё «хочу» против всего остального мира? Когда же ты поймёшь, что всем полить на твоё «хочу»? Ты идёшь смотреть результаты того, в чём сам участвуешь.

И, повернувшись к встающему отцу моих детей, веско добавил:

— А ты посмотришь, что бывает с теми, кто оскорбляет гостеприимство храма.

Я не узнал этого хаарши. Но догадался, кто это был. Их же тогда было двое... Его вывели на площадку, стащили с него одежду.. А он растерянно оглядывался и, кажется, уже даже не сопротивлялся. Двое жрецов в традиционных костюмах с капюшонами поставили свою жертву к бронзовому столбу в углу, третий поднёс переносную жаровню, установил её, вытащил из дымящихся углей какой-то короткий клинок, взял в одну руку хвост наказанного и коротко взмахнул.

Переливчатый вопль и частый короткий лай, только недавно вечером слышанный мной от Сисишеп. Палач прижал к обрубку раскалённый металл, и осуждённого тут же отпустили, а тот закрутился на месте, пытаясь то ли остудить зад, то ли поймать несуществующий уже хвост…

Который с поклоном поднесли хаалу. Тот принял его, что-то сказал…

Один из жрецов поднёс мне одежду, снятую с обесхвощенного. Я взял молча, не зная, что делать или сказать в этом случае.

Все собравшиеся развернулись и начали расходиться. Я подумал и направился за хаалом.

— Хаал, я прошу дозволения задать вопросы.

— Оставь человеческий этикет людям. Ты не представляешь, как смешно это звучит!

— Хорошо, тогда просто. Почему его казнили?

— Он шёл убить тебя.

— Но ведь он не сделал этого?

Уши развернулись в жесте «ты это серьёзно?»

— А если бы убил? В храме? Тайно, ночью? При этом, возможно, мою дочь?

— Так её же там не было!

— А если бы она была? А даже если не было — там был ты! И утром в храме хаала Смаарра оказывается труп чужеземца, принятого за стол и претендующего на его дочь. Ты правда думаешь, что ничего не случилось?

— Нет, я не понимаю другого. Ведь он же не сам принял решение, это его этот позвал… Как его?

— Рамарупар не имеет значения. Он может драться с тобой за самку, и он дрался. Он проиграл, но мог проиграть и ты. Но ты прав, человек Коля, он не сам принял решение. А хаарши, который следует чужому решению… кто?

— Раб? — я, кажется, понял.

— Да, он раб. Он не хозяин даже самому себе. Его нельзя выпускать в общество, ведь кто-то может приказать ему, а он пойдёт и сделает. Не сам, не своей волей, но чужой. Так что ему придётся выполнять мою волю. Так будет правильно.