Ельцын в Аду
Шрифт:
– Оставьте! Куда вы меня тащите?
– вопил незадачливый писатель.
– Сейчас определим куда. Грешил ли ты рукоблудием?
– Я лично нет, а вот моя правая рука занималась... Пописываю, знаете ли...
– Значит, к половым извращенцам тебя отправим!
– заявили бесы. Все трое исчезли под громкий вопль графомана:
– Что вы творите, империалиствующие империалисты!
– Что хуже – рукоблудие или словоблудие?
– задумчиво спросил Борис Николаевич.
– Естественно, второе. От мастурбации, кроме библейского Онана, никто серьезно не пострадал. А
– Приветствую Вас в Зоне творческих душ, господин экс-президент!
– перед спутниками возник поэт Владислав Ходасевич.
– Я - в некотором роде Ваш крестный отец в царстве мертвых, так как именно я пел Вам отходную. Позвольте вкратце описать Вам суть небытия в нашем адском кругу:
«Века, прошедшие над миром,
Протяжным голосом теней
Еще взывают к нашим лирам
Из-за стигийских камышей.
И мы, заслышав стон и скрежет,
Ступаем на Орфеев путь,
И наш напев, как солнце, нежит
Их остывающую грудь.
Былых волнений воскреситель,
Несет теням любой из нас
В их безутешную обитель
Свой упоительный рассказ.
В беззвездном сумраке Эреба,
Вокруг певца сплотясь тесней,
Родное вспоминает небо
Хор воздыхающих теней.
Но горе! Мы порой дерзаем
Все то в напевы лир влагать,
Чем собственный наш век терзаем,
На чем легла его печать.
И тени слушают недвижно,
Подняв углы высоких плеч,
И мертвым предкам непостижна
Потомков суетная речь».
Так что не надейтесь на наше понимание Ваших современных проблем. Каждый из нас застрял в своей эпохе. Хорошего Вам отдыха в этот дареный Богородицей день!
И поэт исчез. А вокруг возникла местность, подобной которой Ельцин и вообразить не мог.
Похожие на крысиные или на лисьи норки. Котлы с говном, оборудованные брандспойнтами и насосами... Башни из слоновой кости... Гадюшники... Непонятного вида конюшни...
– Что это, Фридрих?!
– вырвался вопль души.
– Жилища разных творцов. Кто где хочет, тот там и обитает. Вот – стойла Пегасов... Бордель для продажных муз... Серпентарии – сборища творческих союзов...
– Зачем у бочек брандспойнты?!
– Дерьмом друг друга поливать!
– Творцы и здесь, в аду, враждуют, как на земле?
– удивился ЕБН.
Тут же отозвались несколько душ.
– «Собрание литераторов – это республика волков, всегда готовых перегрызть глотки друг друга», - это утверждал я, Беранже.
Появился Гете и развил тему:
– «Где рифмач, не возомнивший,
Что второго нет такого?
Где скрипач, который мог бы
Предпочесть себе другого?
И ведь правы люди эти:
Славь других — себя уронишь.
Дашь другому жить на свете -
Сам себя со света сгонишь».
Сверху, с Небес, раздался голос Киплинга:
– «НО, КАК ПРЕЖДЕ, ЗДЕСЬ И ТАМ
ДЕЛЯТ БРАТЬЯ ПО СТИХАМ ТУШУ ЗУБРА В ДРАКЕ МЕЖ СОБОЙ...»
– Ладно, Борис, пойдем. Тебе будет интересно. По дороге встретим очень много талантливых и даже гениальных душ!
Экс-президент стал впитывать в себя адские картинки, сливавшиеся в невероятный калейдоскоп.
...
Группа обнаженных юношей внимала благообразному старцу, который вещал им:– «Конца души не найдешь, пройдя весь путь, - так глубоко».
– Это – великий древнегреческий философ Гераклит, - дал пояснение Ельцину его гид.
– Блаженный Августин, что делал Бог до того, как создал Вселенную?
– задал каверзный вопрос какой-то бес.
– «СОЗДАВАЛ АД ДЛЯ ТЕХ, КТО ЗАДАЕТ ТАКИЕ ВОПРОСЫ!» - ответил из рая святой.
– Остроумно, но не убедительно!
– прокомментировал Дьявол.
... Вильям Шекспир спорил с толпой литературных критиков:
– Да сам я все писал – мои пьесы и сонеты! Сам! Почему все, кому не лень, пытаются исказить историческую правду?!
– «Чем менее история правдива, тем более она доставляет удовольствия»!
– ответил великий философ и ученый Фрэнсис Бэкон.
– Что может сказать умного человек, чья фамилия в переводе означает «копченая свинина»?!
– огрызнулся кто-то из литшавок.
Ельцин не успел услышать отповедь Бэкона, его отвлек Вольтер:
– Я очень хотел стать академиком. Был уже в зените славы, меня знал весь мир, лучшие люди Европы ходатайствовали за меня. Однако академия была непробиваема. Но вот мне устроили аудиенцию у любовницы короля. Пятнадцать минут провел я у нее и стал академиком. И я сказал: «Любовница короля может больше, чем сто томов моих сочинений!»
«Перед смертью я испугался, что Бог есть, и исповедался, объявил, что умираю верным католиком, и подписал просьбу о церковном прощении. Однако, подписав, прошептал: «Но если там ничего нет, эти жалкие три строчки не смогут отменить тысячи исписанных мною страниц»...
– И действительно не отменили!
– захохотал Сатана.
– Ты же у меня в пекле!
– А вот идут мои самые любимые авторы - Шиллер, Байрон, Гельдерлин, - представил подошедшую тройку душ Ницше.
– Слышь, Байрон, как ты сюда попал?
– изумился Ельцин.
– Нас в советской, панимаш, школе учили, что ты – чуть ли не святой: борец за свободу, демократ, защитник рабочих и крестьян!
– Все верно, - ответствовал лорд, - но в инферно я не только за это... Так, грешил по пустякам. Совершал содомию с женой (у вас в стране, господин Ельцин, сейчас это называют ласково: анальный секс), за что она, узнав, чем именно мы занимались, подала на меня в суд. Ну, еще был слишком интимный контакт с сестрой – ребеночка ей сделал...
Экс-президент опешил – и чуть не вошел внутрь душеньки, одетой в камзол, с большим париком. Она оказалась вежливой:
– Простите, сударь, за мою неловкость. Позвольте представиться: я – Глюк!
– Какой там глюк! Я их сотни раз видел. Ты – вполне обычная с виду душка. Глюки знаешь какие бывают?! У-у-у!
– Да я композитор Глюк!
ЕБН сконфузился, что бывало с ним чрезвычайно редко. А Ницше уже указывал ему на очередную знаменитость:
– А вот этот художник – Ге!
– Зачем так грубо? Может, у него есть и хорошие картины!
– заступился экс-гарант за живописца. Ницше странно на него посмотрел (ЕБН не понял, почему) и продолжил экскурсию: