Ельцын в Аду

А больше всего он обожал играть на гармони в кругу друзей и петь частушки... про каждого из присутствующих. В своих воспоминаниях поэт как раз переживал один из таких вечеров.

Новый год встречали в Доме печати. Есенина упросили спеть его литературные частушки. Василий Каменский взялся подыгрывать на тальянке. Каменский уселся в кресле на эстраде, Есенин — у него на коленях. Начали:

– «Я сидела на песке

У моста высокого,

Нету лучше из стихов

Александра Блокова!..

Ходит Брюсов по Тверской

Не мышой, а крысиной.

Дядя, дядя я большой,

Скоро буду с лысиной!..

Ах, сыпь! Ах, жарь!

Маяковский бездарь.

Рожа краской питана,

Обокрал Уитмана!..

Ох, батюшки, ох-ох-ох,

Есть поэт Мариенгоф.

Много кушал, много пил,

Без подштанников ходил!..»

И, хитро глянув на Каменского, прижавшись коварнейшим образом к его груди, запел во весь голос припасенную под конец частушку:

– «Квас сухарный, квас янтарный,

Бочка старо-новая,

У Васятки, у Каменского,

Голова дубовая!..»

Зал затрясся от хохота. В руках растерявшегося Каменского поперхнулась гармошка.

– Пошло и неостроумно, - скривился Ницше. Завистники тут же накинулись на частушечника:

– Слышь, Есенин! «Да, мне нравилась девушка в белом...» - твои строки?

– Мои.

– А продолжение какое?

– «А теперь я люблю в голубом...»

– Неверно. В нынешней России оно звучит по-другому: «А теперь я люблю голубого!» Ха-ха!

– «Снова вспомнил я боль былую...» - прошептал гений.

– Чего пристала к нему?!
– кинулся на защиту ЕБН.
– Человек ведь был хороший!

– Чушь! Он был «очень тяжелый человек», - не согласился Дьявол.
– Как-то, сидя в кабаке, твой кумир схватил со стола тяжелую пивную кружку и опустил ее на голову

Ивана Приблудного — своего приятеля. Обливающегося кровью, с рассеченной головой Приблудного увезли в больницу. У кого-то вырвалось:

– «А вдруг умрет?»

Не поморщив носа, Есенин сказал:

– «Меньше будет одной собакой!»

А когда «певец русской деревни» слышал критические замечания по поводу своего творчества, то приходил либо в бешенство, либо в глубочайшее уныние: несколько раз после чьих-то резких слов даже был близок к самоубийству. Тем не менее и сам не щадил ничьего самолюбия. Однажды раскритиковал в пух и прах новое произведение своего знакомого — молодого поэта Шварца. Той же ночью Шварц отравился...

– Во какая загогулина! А я слышал, что он очень щедрым считался...

– У него весьма своеобразная щедрость! Сорил деньгами налево и направо, в ресторанах и кафе всегда сам платил за всех, раздавал милостыню не монетами, а пачками купюр. Однажды, выйдя из редакции, в которой только что получил гонорар, увидел худющую бездомную дворнягу. Не раздумывая, купил в ближайшей мясной лавке несколько колец колбасы и стал угощать ею собаку. Вскоре прибежала еще одна собака, за ней другая, третья... Пришлось несколько раз бегать в лавку. Покончив с угощением, Есенин, без гроша в кармане, но довольный, отправился к приятелю. Занять денег...

А вот совсем иной случай опишет тебе сейчас поэт Анатолий Мариенгоф, близкий друг Есенина;

– «К отцу, к матери, к сестрам ( обретавшимся тогда в селе Константинове Рязанской губернии) относился Есенин с отдышкой от самого живота, как от тяжелой клади. Денег в деревню посылал мало, скупо, и всегда при этом злясь и ворча. Никогда по своему почину, а только — после настойчивых писем, жалоб и уговоров». Когда из деревни приезжал отец и робко заговаривал про нужду, про недороды, про плохую картошку, Есенин взрывался криком:

– «Я вам что — мошна?! Сдохну — поплачете о мошне, а не по мне!»

«Вытаскивал из-под подушки книгу и в сердцах вслух читал о барышнике, которому локомотивом отрезало ногу. Несут того в приемный покой, кровь льет — страшное дело, а он все просит, чтобы ногу его отыскали, и все беспокоится, как бы в сапоге, на отрезанной ноге, не пропали спрятанные двадцать рублей.

– Все вы там такие...»

– А я думал, он бедняков воспевал...
– бормотал ЕБН.

Галина Бениславская, гражданская жена Есенина:

– Это не так! «Надо сказать, что С.А. любил деньги, не раз говорил: «Я хочу быть богатым!» или «Буду богатым, ни от кого не буду зависеть — тогда пусть поклоняются!» «Богатый» для него был синоним силы и независимости, свободы.

… Тут общее внимние отвлек другой литератор.

– Глянь, Гайдар нарисовался! Аркаша, выслушай свежие новости из ельцинской России. Чука и Гека сменили Чип энд Дейл. Тимура, кстати, тоже: эти мультяшные герои теперь вместо него спешат на помощь. А какой кошмар приснился Геку, тьфу... твоему внуку Тимуру, знаешь?

Гайдару снится страшный сон:

Навстречу пьяный Ельцин - он

Грозит Дудаю кулаком

И обзывает дураком.

Кругом пожар, блестят штыки,

Идут буржуйские полки...

Тимур опешил: вот те на -

Грядет чеченская война!

– А вон Платонов прибыл! Классик, ты – член КПСС или Союза писателей?

– «Я ничего не член». Не надо обзываться!

– Не огорчайтесь! «Меня Жданов публично блудницей назвал – и то ничего», - утешила его Анна Ахматова.

Под ручку с директором издательства пролетела душенька Ходасевича, ласково напевая тому в ушко:

– «Издатель! Друг! С лицом веселым

Мне чек скорее подмахни

И пресс-папье своим тяжелым

Автограф милый промокни».

... Опять зашелестели, словно опадающие осенние листья в лесу, короткие диалоги:

– Пишу роман, листов на тридцать...

– Смотри, на ногу не урони!

– Внимание, опасное место!
– снова предупредил философ-экскурсовод. Входим в сектор социалистического реализма!

– А что это такое?
– спросил ЕБН, знавший термин, но не его суть.