Элемент Водоворота

Подсознательно уловив изменившуюся интонацию и автоматически отметив, что гостеприимный хозяин пытается его расшевелить, парень неопределенно пожал плечами. Он не знал, что должен был чувствовать. Он старательно тренировался и учился, готовился к кульминации, к коде своей жизни – встрече с Итачи. Он много раз представлял, как это будет. Тщательно пытался скрыть надменную улыбку, когда ему говорили, что жить местью глупо, поскольку как только он отомстит, его жизнь потеряет какой-либо смысл. Он не снисходил до объяснений, что смысл его жизни был уже давно потерян в ту ночь, когда Итачи перерезал всех его родных, убил родителей и покинул деревню. Остался только долг, обязательства. Он должен был жить, чтобы отомстить. Он был уверен, что битва с Итачи будет последним событием в его жизни. И вот брат мертв, он – опустошен, но жив. А жив ли?

– Но прежде я хочу рассказать тебе кое-что, – заговорщически произнес незнакомец в маске. – Об Итачи. Ты ведь ничего не знаешь про своего брата.

Что-то внутри шевельнулось на грамотно заброшенную наживку. Но что может изменить правда? Итачи мертв, он сам – живой труп. Бесчувственный, холодный, черствый.

– Я вижу, встреча с братом не прошла для тебя бесследно, кажется, ты переоценил свои силы. Жалеешь? – не унимался незнакомец, и это стало порядком раздражать.

Саске скрипнул зубами и снова не ответил. Жалеет ли он? Если бы он этого не сделал, то точно бы жалел и продолжал беситься в бессильной злобе, сжигаемый изнутри огнем ненависти. Переоценил свои силы? Пожалуй. Он не думал, что будет так… больно, не думал, что, несмотря ни на что, все еще любит брата.

– Итачи не хотел, чтобы ты все это знал, но, мне думается, так будет правильнее, – проговорил мужчина вкрадчивым голосом.

– Если ты хочешь что-то рассказать, то валяй. – Саске раздраженно прикрыл глаза и оперся спиной и затылком о холодную каменную стену. – Только не надо думать, что я умираю от желания слушать. – Голос был чужим, хриплым и надтреснутым, но он не лукавил, ему было на самом деле все равно.

– Не очень-то вежливо, но в целом объяснимо. – Мужчина в маске сделал театральную паузу. – Меня зовут Учиха Мадара.

– Ты неплохо сохранился для своего почтенного возраста. – Саске зло ухмыльнулся, бросив на него издевательский взгляд.

– Итачи вырезал клан Учиха по приказу старейшин Конохи, – выложил козырь мужчина, видимо, осознав, что на упрямого парня ничего не действует.

Память услужливо выудила воспоминания о той самой ночи: полная луна, темные окна домов, непривычная тишина, трупы на улице, убитые отец и мать в луже крови и Итачи с обнаженной катаной над ними. «Беги, прячься, ненавидь, становись сильнее! Когда получишь такие глаза, как у меня, найди меня и попробуй убить». Саске мотнул головой, отгоняя воспоминания. Воодушевленный молчанием слушателя и недоверчивым и одновременно растерянным взглядом из-под сдвинутых на переносице бровей, которым Саске наградил его, назвавшийся Мадарой продолжил рассказ.

– Клан замышлял восстание против властей Конохи, хотел захватить власть. Итачи был преданным сыном Деревни Скрытого Листа, он понимал, что восстание приведет к гражданской войне, спровоцирует жертвы. Он видел войну и не хотел повторения. – Тон голоса был будничным, а фразы – рублеными, словно он пытался высказать как можно больше значимых фактов, пока есть такая возможность. – Он долгое время был шпионом в клане, двойным агентом. По приказу старейшин он убил всех членов клана, кроме одного. Кроме тебя, Саске.

Саске с усилием сглотнул.

– Итачи не хотел, чтобы о предательстве клана и о его миссии узнал кто-нибудь в деревне. Он не хотел, чтобы имя клана было опозорено. Он также не хотел, чтоб ты знал правду. – Голос стал чуть мягче, и от этого Саске снова поморщился. – Он спланировал все: каждый свой поступок, каждую встречу с тобой, чтобы ты становился сильнее, и сильнее становилась твоя ненависть. Чтобы ты смог выжить, научился защищать себя. Возродил клан Учиха и вернул ему былое уважение, восстановил свое имя, стал героем Конохи, убив его, ниндзя-отступника, предателя, убийцу.

Мужчина рассказывал подробности, убедительно жонглируя фактами. Он начал издалека, вспомнив о временах, когда только основывалась Коноха, о непримиримом соперничестве Первого Хокагэ Сенджу Хаширамы и Учиха Мадары, об их многочисленных столкновениях и о том, как клан вынудил Мадару согласиться на мирный договор. Поведал о настороженном отношении в Конохе к клану, о постоянных подозрениях, о том, как постепенно Учиха становились все более обособленными и, наконец, перебрались на уединенную окраину деревни, обнеся свое поселение высоким забором. О том, как, спустя много лет, их обвинили в организации нападения Кьюби на деревню. Как после этого клан оказался под неослабевающим пристальным вниманием АНБУ. О том, как мало-помалу беспочвенные подозрения стали причиной возникновения реальных планов переворота. Как АНБУ подослали Учиха идеального шпиона – Итачи, как клан до последнего верил, что тот на самом деле шпионит в интересах семьи. Как Третий Хокагэ пытался урегулировать ситуацию мирным путем, предлагая подписать новый мирный договор, и как старейшины Конохи отдали брату приказ уничтожить клан Учиха, чтобы предотвратить восстание, не дожидаясь мирного разрешения ситуации.

Саске почти не слушал, выхватывал лишь отдельные фразы, словно заголовки газетных статей, отпечатывая их в воспаленном мозгу кроваво-красными буквами. Он инстинктивно отказывался верить. Весь его хрупкий маленький мирок строился на нескольких вытекающих друг из друга простых постулатах: брат – убийца и предатель, Саске должен отомстить, брат ненавидит его, и это взаимно.

Он закрыл глаза.

Они с братом сидели на террасе дома, разглядывая окрашенные розовым предзакатным солнцем крыши соседних домов. В душе и сердце царили мир и спокойствие, Саске никак не мог побороть улыбку, краешки губ упрямо ползли вверх. Мальчуган опустил голову, стараясь ее скрыть, ведь проявление чувств считалось слабостью в клане Учиха. А он не будет слабым. Он будет как брат.

– Мне нужно, чтобы ты запомнил одну вещь, Саске, – голос Итачи был как всегда негромким, а интонация – спокойной, но что-то заставило взглянуть на брата.

Итачи сосредоточенно смотрел на свои сложенные в замок руки, собранные в хвост длинные волосы казались еще темнее в лучах закатного солнца, безукоризненно прямой нос, тонкие губы и пронзительные темные глаза, такие же, как у него самого. Все как всегда, только… все же неуловимо иначе.

– Я хочу, чтобы ты помнил, что я всегда буду твоим старшим братом. Даже если меня не будет рядом. Даже если ты возненавидишь меня. – Итачи повернулся к младшему брату и, взглянув в глаза, добавил: – Я люблю тебя, отото, пожалуйста, всегда помни об этом.

Тогда эти слова показались маленькому Саске странными. О чем говорил Итачи? Разве он сможет ненавидеть брата? Потом он долго не вспоминал о том разговоре. Он вообще старался изгнать из памяти все светлые воспоминания о детстве, о брате. Так было легче. Легче ненавидеть, легче жить. Нет, не жить, выживать. Воспоминания приходили к нему только во сне. Но какими бы приятными и светлыми они ни были, в конце всегда были ночь, кровь и смерть. Он просыпался от собственного крика, в пропитанной холодным потом одежде, неприятно прилипшей к коже. Он сжимал кулаки и обещал себе вновь и вновь не помнить, не думать, не чувствовать. Только мстить.

Сейчас воспоминания хлынули потоком, словно прорвавшая дамбу вода, заполнили голову, завладели сознанием. Фоновым сопровождением звучал голос Мадары, а перед мысленным взором Саске мелькали образы и воспоминания, проносились калейдоскопом, иногда повторяясь и помимо воли складываясь в общую картину. Разум все еще отказывался верить, но сердце отбивало бешеным ритмом: «Это правда». Он и не думал, что у него все еще есть сердце.

Тогда на крыльце у Итачи уже был приказ, теперь Саске понимал, что на еще немного угловатых юношеских плечах лежал непомерно тяжелый груз, брат уже знал, что убьет всех родных и близких и что Саске возненавидит его, что он сам сделает все, чтобы добиться именно этого. Итачи прощался с ним. Прощался по-настоящему. Маленькая слабость, в которой он не смог себе отказать, потому что он и в самом деле… Саске закашлялся, как будто поперхнувшись словами.