Элемент Водоворота

– Итачи жил, чтобы защищать тебя. До самой смерти… Нет, даже смерть была ради тебя: чтобы освободить тебя и дать тебе новую силу. Он очень любил тебя, Саске, – Мадара произнес слова, которые Саске не смог проговорить даже мысленно.

Учиха уставился широко распахнутыми, ничего не видящими глазами на свои сжатые кулаки. Костяшки пальцев побелели, а сами пальцы сводило судорогой. Сердце стучало в ушах, заставляя сжимать челюсти и кулаки еще сильнее. Мадара подошел к нему и присел на корточки, положив руку на плечо и обеспокоенно заглянув в расширенные зрачки.

– Эй, парень, ты в порядке? – голос звучал издалека, едва донося вложенный в слова смысл.

Как настоящий отпрыск гордого клана, Саске утвердительно кивнул головой.

– Хочу побыть один, – прохрипел он в ответ.

Мадара понимающе кивнул, медленно поднялся и вышел.

Саске сидел неподвижно, боясь пошевелиться, даже после того, как за сородичем закрылась дверь. Ему, привыкшему скрывать, а чаще подавлять эмоции, не позволявшему себе испытывать чувства, бежавшему от любого намека на привязанность, казалось, что малейшее движение приведет к неминуемому взрыву, последствия которого будут разрушительны. Все, во что он безоговорочно верил, на чем строилась его система координат, оказалось ложью. Он давно свыкся с мыслью, что у него нет будущего, но теперь и прошлое оказалось чьей-то злой неуместной шуткой. Хотелось что-то сделать, как-то исправить. Но как?

Он снова увидел себя восьмилетним мальчишкой, отказывавшимся верить, вспомнил, как преследовал убийцу, пытаясь достать его кунаем, как выдохся, но продолжал бежать. Как Итачи остановился на освещенной холодным лунным светом улице и повернулся к брату. Он говорил непривычно много и эмоционально, его жесткая интонация била, словно плеть, оставляя кровоточащие раны в душе. Говорил о силе и границах своих возможностей. О том, что притворялся любящим братом, чтобы узнать его лучше, оценить его. Что не станет его убивать, оставит в живых для самого себя, чтобы посмотреть, что получится из младшего брата, и сразиться с ним в будущем, когда отото станет сильнее.

Саске помнил, как подступала тошнота, как кружилась голова и катились слезы, как горело левое плечо, рассеченное шурикеном, как он потерял равновесие и упал. Затуманенными глазами он видел, как уходивший Итачи повернулся вполоборота, бросил на него прощальный взгляд и в его глазах блеснули прозрачные капли. А потом наступила темнота. Раньше он не позволял себе помнить сверкнувшие в свете луны слезы на лице брата. Это воспоминание вместе со многими другими, счастливыми и грустными, веселыми и печальными, было погребено на самом дне его памяти.

Он с усилием разжал кулаки и посмотрел на побелевшие ладони. Вот этими самыми руками он убил брата, человека, который любил его настолько, что пожертвовал собственной жизнью, чтобы спасти его. Человека, который, несмотря на годы ненависти и злости, был самым дорогим и близким для него. Итачи. Сколько же ему пришлось вынести, перед каким выбором его поставили, каково ему было принять такое решение?

Он почувствовал, как внутри поднималась буря, грозившая разорвать его на части. Последние десять лет Саске жил ненавистью, старательно и последовательно уничтожал в себе все другие чувства. Вот и сейчас злость, гнев и ненависть по привычке поднимались в душе, пустив корни на благодатной почве. Хотелось стереть с лица земли, сжечь дотла, раздавить, развеять по ветру, уничтожить. Задушить собственными руками, чтобы почувствовать, как под подушечками пальцев в последний раз едва различимо дрогнет жилка, обозначив последний удар сердца, чтобы увидеть, как в расширенных от ужаса глазах медленно угаснет искра извращенного, больного разума, который отдал такой приказ, поступил так с кланом Учиха, с братом, с ним самим.

Но волна разрушения совершенно неожиданно разлетелась в брызги, ударившись о вдруг возникшую в сознании удивительно прочную стену. Саске ощутил, как от зародившегося сомнения задрожали руки. Итачи отказался от мести, хотя мог отомстить страшно и быстро. Он мог бы довести их до безумия, заставив виноватых сначала дрожать в суеверном страхе, ожидая своей участи, а затем умолять, чтобы он избавил их от мучений, отправив на тот свет. Но брат не хотел больше крови. Напротив, взял всю вину на себя, приложил массу усилий и выстроил все таким образом, чтобы дать Саске возможность вернуться в Коноху героем, восстановить клан Учиха, его былое уважение и славу, служить верой и правдой Хокагэ, стать примером для детворы. Саске усмехнулся, вспомнив свою жизнь в деревне, Академию ниндзя, однокашников, учителей, миссии, задания. Команду Семь: Какаши, Сакуру, Наруто. Все это было так давно, казалось, в другой жизни.

Какаши как-то сказал ему, что ненависти поддается только слабый духом человек. Тогда Саске подумал, что это абсолютная ерунда, и надменно скривил губы, решив выкинуть этот тезис из головы, как совершенно ненужный. Но мысль засела глубоко, затаилась и начала зреть, медленно и незаметно подтачивать основы его мироздания. Она готовила почву, чтобы в подходящий момент завладеть его сознанием. И вот теперь вспыхнула огненными буквами. Он положил всю жизнь для того, чтобы стать сильным, он думал, что достиг многого, но он был бесконечно слаб, потому что им по-прежнему руководила ненависть. Вспомнилась последняя улыбка Итачи, улыбка освобождения, искренняя и счастливая. Улыбка сильного человека. На ладонь упала горячая капля, Саске удивленно моргнул. Он не плакал с той самой ночи, когда потерял всех близких и остался единственным представителем клана Учиха в Деревне Скрытого Листа.

Снова пойти по пути мщения было так просто, но сейчас, как никогда, ему хотелось остыть, чтобы все обдумать на холодную голову, в конце концов, к ненависти всегда можно вернуться, уж что-что, а жить ради мести он умеет. Учиха горько усмехнулся, поморщившись от боли, поднялся на ноги и пошел в ванную.

Склонившись над раковиной, Саске оперся о нее обеими руками и медленно поднял голову, посмотрев в глаза отражению в висевшем на стене зеркале. Несколько секунд он напряженно изучал собственное лицо, спокойное и безразличное: бледные слегка впалые щеки, тонкие губы, прямой нос, холодные темные глаза, черные брови, всклокоченные жесткие волосы, тяжелый дерзкий взгляд. Затем глубоко вздохнул, устало прикрыл глаза и снова посмотрел в зеркало, взгляд зацепился за три черных томоэ на алой радужке горящих глаз.

Итачи сказал ему, что для того, чтобы получить Мангекьо-Шаринган, придется убить своего лучшего друга. И долгое время Саске старался не заводить друзей, чтобы среди них не появилось того самого, жизнью которого пришлось бы пожертвовать ради силы глаз. Потом в его жизни появился Наруто, этот светловолосый болван, который каким-то странным образом сумел пробраться под броню Учихи и поселиться слишком глубоко под кожей. Саске помнил, как однажды утром он также стоял перед зеркалом в ванной, сжав в руке зубную щетку, размышлял о предстоящей тренировке и вдруг мысленно назвал Наруто другом. Он замер, а глаза в отражении расширились от понимания, что Удзумаки придется убить, чтобы приблизиться к своей цели еще на шаг. Саске также помнил, как смотрел в лицо Наруто в Долине Свершения, склонившись над ним и понимая, что тот полностью в его власти, что он как никогда близок к тому, чтобы стать еще сильнее. И как совсем недавно держал Наруто за шею, занося катану для решающего удара. Но оба раза его азарт и желание победить брата в последний момент отступали перед острым нежеланием причинять боль этому жизнерадостному идиоту.

Потом он подвел под это целую теорию. Он не хотел быть как Итачи, не хотел убивать ради получения силы, ради проверки своих способностей, ради определения призрачных границ возможностей. Он не убивал и не позволял это делать другим. Ведь он хотел убить только одного человека – своего брата. Он поклялся себе, что сможет развить свои способности до такой степени, что его Шаринган превзойдет глаза старшего брата. И он выполнил свое обещание. Он смог рассеять даже Цукиеми.

Если бы неделю назад ему кто-то сказал, что пресловутый Мангекьо-Шаринган может пробудиться после смерти Итачи, он бы рассмеялся ему в лицо. Уж кого-кого, а брата он вовсе не считал своим другом. Но сейчас, пройдя через эту битву, узнав всю правду, он был уверен, что это будет именно так. Ведь Итачи всегда был и оставался его самым давним, самым лучшим, самым верным и, по правде говоря, единственным другом. И теперь он его потерял. Навсегда.

Он вспомнил, как Итачи делал это: сначала чуть прищуривался, затем опускал веки и с усилием распахивал глаза. Саске проделал то же самое, и его радужки снова изменились. Он прекрасно помнил Мангекьо-Шаринган Итачи в форме винта с тремя изогнутыми лопастями. Он увидел его впервые в ту самую ночь и совсем недавно во время их сражения. Его собственный Мангекьо был идеально симметричным, по форме напоминал не то шестиконечную звезду, не то цветок с шестью лепестками. При этом если у брата рисунок был черным на фоне алой радужки, то у Саске радужка осталась угольно-черной, а шестиконечная звезда была ярко-красной.