Элеонора Дузе

Галеви, женщины падшие и жаждущие возрождения в любви,

как Цезарина Дюма, как Одетта Сарду,— все эти женщины живут в

нашем воображении своей особенной и вместе с тем чисто женской

жизнью, любя до самоунижения, страдая, проклиная свою судьбу,

тщетно пытаясь разорвать оковы, которые налагают па них их собст¬

венные страсти.

Это целая портретная галерея женских типов, написанных ярки¬

ми, сильными красками, залитых теплым светом истинного таланта.

...Клеопатра Дузе выходит на веранду вместе с Антонием. На ней

восточный наряд, узкий, пестрый, стелющийся по земле, опутанный

причудливыми цепями и бляхами. Смуглая грудь прикрыта только

тяжелыми ожерельями. На голове египетская повязка из драгоцен¬

ных камней. Лицо смуглое, большие черные продолговатые глаза то

вспыхивают, то снова заволакиваются. В сотый раз она спрашивает

Антония, любит ли он ее. Ее голос — певучий, капризный. Она опи¬

рается на плечо Антония. В другой руке вместо опахала большой бу¬

кет висящих лотосов... Вот она — настоящая Клеопатра — фантасти¬

ческий образ древнего юго-востока. Вот она — Клеопатра Шекспи¬

ра — влюбленная женщина, уже уставшая любить, но бессильная

совладать со своей последней страстью... Докладывают о вестнике из

Рима. Предчувствие ли это разлуки или просто ужас при мысли о том,

что есть еще целый широкий мир, владеющий ее Антонием, но Кле¬

опатра уже вся возбуждена, глаза загораются, чтобы тотчас померк¬

нуть, голова откидывается назад, как от дурноты; надорванным голо¬

сом она зовет своих приближенных рабынь. «Я упаду... Не может это

длиться... Не выдержит природа...».

Антоний застает ее в этом состоянии. Она гонит его прочь. Она

дает волю своему необузданному воображению: она осыпает его ядо¬

витыми упреками. Недобрая улыбка, особенная улыбка восточной

женщины, приподнимает ее верхнюю губу и обнаруживает два ряда

блестящих зубов. Насмешки сменяются упреком, певучий голос вдруг

становится глухим, сдавленным, потом резким. Но разлад ей невы¬

носим. Антоний очаровывает ее, даже в минуту ссоры. Она прибли¬

жается к нему, кладет руки ему на плечо, и в откинутой голове, в по¬

лузакрытых горящих глазах чувствуется непреодолимая женская

страсть. Они прощаются страстным кратким объятием.

Антоний в Риме. Клеопатра лежит на кушетке ничком и, подпер¬

ши голову обеими руками, облокотясь на локти, смотрит куда-то

вдаль загадочным взглядом, в котором неуловимо переливаются ка¬

кие-то думы. Головная повязка спадает по обеим сторонам ее лица:

настоящий египетский сфинкс. «Хармиона, где он теперь? Как дума¬

ешь? Стоит ли он, иль ходит, или сидит, иль едет на коне? Счастли¬

вый конь: Антония он носит! Конь, будь ретив: известно ли тебе, кто

твой седок? Атлас, держащий землю, рука и меч людского рода. Он

не вспомнил ли теперь о Нильской змейке (так он зовет меня)? Не

говорит ли он, не шепчет ли тихонько: где она?.. Увы! Я пью слад¬

чайшую отраву: возможно ль, чтоб он вспоминал меня, всю черную

от поцелуев Феба, покрытую морщинами годов...» Непередаваемым

голосом, полным мечтательной грусти, говорит Дузе этот монолог, ле¬

жа в той же позе, глядя вдаль широко открытыми глазами. Усталость

отражается на ее лице, и в ту минуту, когда она говорит о своих мор¬

щинах, лицо ее вдруг кажется постаревшим. Вы понимаете, глядя на

эту сцену, что драма Шекспира не просто ряд эпизодических сцен,

как о ней отзываются многие театральные и художественные крити¬

ки. Вы понимаете, что история последней любви египетской царицы

есть настоящая цельная драма. В последней привязанности этой жен¬

щины, когда-то безумно расточавшей свои ласки и искавшей само¬

забвения в объятиях многих мужчин... есть глубоко человечный эле¬

мент. Борьба стихийных сил отражается на закате ее жизни пробле¬

сками сознательного тяготения к прекрасному: колеблясь среди сво¬

их разнородных и прихотливых страстей, Клеопатра идеализирует

человека, чарующего ее своим мужественным величием.

...Напрасно Клеоцатра ждет своего обожаемого Антония. Часы тя¬

нутся медленно... Ничто ее не тешит. Капризным и усталым голосом

требует она музыки, чтобы тотчас же отменить свое приказание. Вос¬

поминание о лучших днях, о том времени, когда Антоиий впервые

попался на ее удочку,— это единственное, что на мгновение тешит и

просветляет лукавой улыбкой ее пасмурное лицо. Входит гонец: «Ца¬

рица» — ...он запинается. Клеопатра приказывает ему говорить, бро¬

сает ему золото, протягивает руку для поцелуя (заметьте эту манеру

восточной царицы — это резкое движение протянутой руки с расто¬

пыренными пальцами, на которых блестят кольца). Гонец медлит.

Клеопатра вскакивает, лицо ее темнеет, неумеренные обещания сып¬

лются на гонца на случай хорошей вести и страшные угрозы — на

случай дурной. «Антоний здоров, дружен с Цезарем, но... Но? Какое

но? Что такое но?..» Гонец объявляет роковую весть. Резкий гортан¬

ный звук вылетает из груди царицы. Безумная ярость охватывает ее.

Страшным ударом она повергает растерявшегося раба на землю, с

обезображенным злобой лицом рвет его за волосы, царапает по лицу,

колотит коленом... Опомнившись, она кричит ему, чтобы он опроверг

свою ужасную весть. Дрожащий раб повторяет свое известие: Анто-

пий женат. Клеопатра своей слабой женской рукой выхватывает из-за