Эльф из Преисподней. Том 3

Однако оставлять невидимку без призрачного шанса на спасение показалось чересчур просто. Пусть помучается, придумывая как угодить мне, пока я поднимаюсь по лестнице.

— Создай портал отсюда до Коцита, и я, пожалуй, соглашусь.

— Если бы я могла открывать проходу между измерениями, меня бы тут уже не было. Но я знаю, как добраться до портала, который находится во дворце. И могу провести ритуал для его открытия.

В надтреснутом, скрипучем голосе звучала убеждённость, которая заставила меня развернуться. Из подвала тянуло молчаливым, смирившимся отчаянием десятков рабов. Различить среди этой вони эмоции моего собеседника было невозможно. Но мне понравилась его уверенность. Он хорошо играл.

— Я должен поверить, что полутруп, который вот-вот отправится на разделку к мяснику или извращенцу, владеет такой тайной?

— Бывшей наместнице лично я бы поверила.

Я обдумал её слова. Отдельно прикинул, в каком состоянии должна находиться женщина, если её голос не отличался от мужского — вернее, угадать пол в этом хриплом карканье не сумел бы никто. Скверно с ней обошлись.

Не то чтобы меня это трогало. И не то чтобы я поверил ей.

— Но я попрошу за свои услуги не только освобождение. Мне нужна месть. Я хочу видеть, как эта шлюха, Лилитина, извивается в муках у моих ног. Хочу услышать её последний вдох.

И вновь ни грамма лжи. Если, конечно, ориентироваться сугубо на интонации, а заниматься этим на плане, где поднаторели в обмане и предательствах — гиблое занятие.

— С какой стати я должен посчитать, что ты говоришь правду?

— Я беспомощна. Если ты поймёшь, что я лгу, то без усилий расправишься со мной. Хотя, раз уж ты проник сюда, драться ты умеешь не только с калеками. Не оставляй меня гнить среди этих отбросов, которые смирились со смертью.

Для той, кто был обречён на заклание, в рабыне оставалось чересчур много запала. Это заинтересовало меня. Может, она лгала. Скорее всего. Но если я подойду к решётке и меня не устроит то, что я увижу, всегда можно принять предложение и распотрошить якобы бывшую наместницу.

При моём приближении запертые рабы в ужасе забились в дальний угол.

У прутьев клетки застыла лишь одна фигура. На ней висели замызганные лохмотья, от которых ощутимо попахивало. Обрывки одежды не скрывали ни многочисленных следов побоев, ни струпьев, ни свежих и застарелых шрамов. Короста из грязи и высохшей крови скрывала добрую часть тела. На лбу торчали пеньки оторванных рогов, одного уха недоставало, а короткие волосы слиплись и торчали во все стороны.

Глаз у моей собеседницы не было. Не оттого, что их выкололи; просто конкретно эта раса дьяволов их не предусматривала.

Передо мной стояла лилит. Когда-то красивая, а ныне — обломок самой себя. Тонкий хвост, усеянный язвами, обвивал одну ногу незнакомки.

— Ты, случаем, не знакома с Верилией? — пришла в голову странная мысль.

Лилит поморщилась, и это усилие едва не свалило её в кучу лежалой соломы. Она вцепилась в решётку, чтобы не упасть. Тем не менее в её словах звучала живость, резко контрастировавшая с незавидным положением.

— Нет… Какая ещё Верилия?.. Слушай: если хочешь попасть во дворец, вытащи меня. Я проведу тебя к покоям наместницы. Мне известен тайный ход. От тебя потребуется всего-то прикончить её и свалить через портал, который я открою. Легче лёгкого.

От неё исходило неуловимое чувство чего-то знакомого. Я потянулся к нему, и наваждение исчезло — скрылось так резко, что должно было навести меня на мысль, что мне почудилось. Но лишь пробудило подозрения.

Эта лилит что-то скрывала. Впрочем, если она раньше правила Лошупо, тайнами она была забита под завязку. И ни одна не уберегла её от позорного заключения в борделе для садистов.

Я прикинул все за и против. Холодная логика подсказывала, что верить измученной дьяволице, готовой наплести что угодно, лишь бы её выпустили, нельзя. Но чутьё… чутьё никак не желало отпускать странного чувства, испытанного несколько мгновений назад. Оно утверждало, что рабыня могла пригодиться.

И заодно заявляло, что эта развалина, которая чуть не умерла от того, что скорчила рожу, опасна.

Это напоминало вызов. Я не любил проходить мимо вызовов.

С громким лязгом решетчатая дверь распахнулась. Несмотря на мои ожидания, рабы не ломанулись наружу — их воля была смята столь тщательно, что ни о какой тяге к свободе не шло и речи.

Исключением стала лилит. Она немедленно проковыляла ко мне, держась заметно бодрее, чем минуту назад. Воодушевление от перемен? Или она притворялась более измученной, чем была на самом деле?

— Я Мино, — бросила лилит и потащилась к выходу. Даже не остановилась возле меня.

Что ж, повадки у неё были поистине королевские. Хотя дьяволы физически не были способны к благодарности. И вытащил я её не ради того, чтобы она рыдала от избытка чувств, целуя мне ботинки.

— Что бывшая наместница забыла в публичном доме?

— Становилась ближе к народу. Разве не очевидно? Падаль, которая меня свергла, решила поизмываться надо мной. Продала сюда с наказом не убивать, но как следует помучить. Заставить молить о смерти.

— Что-то мне подсказывает, что она не преуспела.

— Отнюдь. Я еженощно думаю о смерти. О том волшебном миге, когда плюну на труп Лилитины.

Несмотря на громкие слова, по лестнице Мино взбиралась, опираясь на мою руку. На середине дороги мне наскучило таскаться с ней, придерживая под локоть, и я взвалил лилит на плечо. Она был лёгкой, костлявой и хрупкой.

Первые минуты лилит страшно ругалась. Затем смирилась, благо для борьбы всё равно сил всё равно не имела, да и пошли мы значительно быстрее.

Пока мы поднимались, я внутренне готовился к тому, что она попытается вцепиться мне в горло или иным способом избавиться от намечавшегося возврата долга. Но Мино бездействовала. Это тревожило. Она была достаточно умна, чтобы сообразить, что без меня у неё не получится выбраться.

А я не любил разумных, которые корчили из себя умников.

Оставив внизу клетки с рабами, которые так и не выбрались на волю, мы двинулись дальше. Но не к выходу. Я направился к кабинету хозяина борделя, которого должна была проведать Верилия.

— Куда? Выход не там! — зашипела Мино.

Отсутствие глаз не мешало ей ориентироваться и строить из себя всезнайку. Я уже упоминал, что терпеть не могу умников?

Заткнув лилит рот обрывком её тряпья, я сказал:

— У меня осталось незаконченное дельце.

И всё на этом. Мино, конечно, от ярости едва не задохнулась (а может, в удушье сыграла свою роль засунутая слишком глубоко ткань). Однако меня её неудовольствие не беспокоило.

Если начистоту, я провоцировал её. Вынуждал проявиться вновь то странное присутствие, практически безупречно скрытое под образом умирающей невольницы.