Эликсир для Жанны д’Арк

Орешкин подсаживался к охранникам за столик, угощал их, невзначай задавал вопросы. Правда, выудить ничего толкового не удавалось. Парни несли всякую чепуху, жаловались на скуку, на каждодневную рутину. Алексей иногда критиковал напарника, с которым «каши не сваришь». Обижался, что ему никто не верит.

«В каком смысле?» – удивлялся администратор.

«В прямом, – твердил парень. – Я рассказываю, что видел своими глазами, а они смеются».

«Что же ты видел такого?»

«Не скажу, – хмурился Алексей. – Ты тоже не поверишь».

Допытываться Орешкин не решался. Если парень почует, что его используют в качестве источника информации, замкнется. Тогда вовсе ничего не узнаешь.

Тарас на контакт шел неохотно. Процедит пару фраз – и молчит. Администратору молчуны казались подозрительными. Кстати, он тоже обратил внимание на запах, которым несло от охранников. Ничего приятного в этом запахе, по его мнению, не было. А Варьке, вишь, нравится.

– Черт бы их побрал, – буркнул Славик, закрывая за собой дверь в подсобку. – Еле мента сплавил, который на Варьку запал, так новая напасть подвалила.

Он вышел в зал и сразу окунулся в шум, душный полумрак и хмельное веселье. Звучала цыганская музыка. Глаша бегом сновала между столиками, подносила еду и напитки. Орешкин бросил взгляд на столик, за которым сидел Тарас. Ни его, ни девушки не было.

– Варвара, ты где? – испугался он, вертя головой.

Ресторан гудел. Отовсюду слышался пьяный хохот, крики, звон бокалов. Пахло углями, дымом из каменного очага и жаренным на вертеле мясом.

– Глаша! Глаша!

Та пролетела мимо с подносом, уставленным закусками. Орешкин выругался и побежал к выходу. На полпути он чуть не столкнулся с Прозориным. Тот шагал навстречу, за ним тенью скользил человек, с ног до головы одетый в черное.

«Федор! – догадался администратор, изображая радушие. – Оказия! Неужели хозяин «Дубравы» пожаловал вместе со своим приживалом? Хорошо, что Туровский лежит с больной ногой у себя в номере. А может, Прозорин приехал проведать тестя?..»

Глава 28

Поместье «Дубрава»

Лавров вернулся из Москвы затемно, разочарованный анализом содержимого склянки и заинтригованный историей Снежаны Орловой.

В столовой он застал Катю за накрытым к ужину столом. Она вспыхнула, потом взяла себя в руки и поздоровалась.

– Вам лучше? – спросил Роман, усаживаясь рядом. – Вы очень бледны.

– Мне нездоровилось, – едва слышно произнесла Катя. – Я встала с постели только после обеда.

Она была в шерстяной тунике и лосинах и выглядела при этом не менее элегантно, чем в нарядном платье. Никаких украшений. Слегка подведенные глаза, чтобы скрыть следы слез, немного пудры. От Кати исходил слабый запах фиалок. На шее справа виднелось характерное синеватое пятнышко.

Она перехватила взгляд гостя, торопливо подняла воротник и сказала:

– Угощайтесь. Мы будем ужинать вдвоем.

– А где хозяин?

– Они с Федором уехали кутить.

– Куда?

– В «Трактир», вероятно. Это ближайший ресторан, в пансионате, – Катя покосилась на дверь и понизила голос. – Меняли сломанный вами замок, потом заперлись в лаборатории. А потом Сергей объявил мне, что они с Федором хотят развлечься. Я обрадовалась, что муж уезжает. Честно говоря, после нынешней ночи мне… я видеть его не могу!

– Простите, если я поступил бестактно, – сочувственно вымолвил Лавров. – Я не должен был врываться в вашу спальню, но… оставаться безучастным, когда женщина зовет на помощь, было выше моих сил.

– Ужасно стыдно, что вы все это видели, – вздохнула Катя. – Мой муж… не понимаю, что на него нашло. Набросился на меня, как зверь… в темноте. Я его не узнала, подняла крик. Надеюсь, Роман, вы не станете…

– Ни в коем случае, – предупредил он ее просьбу. – Я ничего не видел. Со света в кромешной тьме мои глаза ослепли.

– А уши оглохли?

– Так и есть.

Катя криво улыбнулась и обхватила себя руками за плечи. Ее затрясло.

– Не говорите папе, – выдавила она. – Если он узнает… не представляете, что он сделает. Я боюсь даже думать.

– Не скажу, – пообещал он и привлек Катю к себе. – Вы на меня сердитесь?

– Чуть-чуть…

– Вам нужно выпить чего-нибудь покрепче, – прошептал он. – Мне тоже не помешает.

Ее била нервная дрожь. Должно быть, она целый день готовилась к этому мучительному объяснению. Кате было неловко перед человеком, который случайно подсмотрел ее интимную тайну.

– Я полагаю, вы сильно испугались и по-настоящему звали на помощь. Это была не игра.

– Вы правы, – призналась Катя, прижимаясь к нему. – Я ужасная трусиха. В тот миг я мысленно попрощалась с жизнью. Утром ночной кошмар показался мне глупостью, но тогда… я умирала от страха.

Он поцеловал ее волосы, холодную щеку, дрожащие губы. Катя не отвечала, но и не противилась. Вероятно, она до сих пор пребывала в шоке.

– Он ведь не хотел меня… убить?

– Ваш муж? Ну что вы!

– Я ни разу не изменяла Сереже, – прошептала она. – Но теперь я хочу это сделать.

– Вы потом не пожалеете?

– Потом? – спросила она таким тоном, словно не верила, что это «потом» когда-нибудь наступит.

Лавров решил прощупать почву, знает Катя о Снежане Орловой или нет.

– Портрет Миллы Йовович в фехтовальном зале никого вам не напоминает?

– Она там изображена в роли Жанны д’Арк.

– Я болван, Катя, – хлопнул он себя по лбу. – Лопух. Как же я сразу не догадался?

– Вы не смотрели фильм? Он так и называется: «Жанна д’Арк».

– У меня мало свободного времени.

– Вы женаты? – вылетело у Кати. Она смутилась и уткнулась лицом в плечо гостя. – Простите, это меня не касается.

– Я противник брака, – сухо ответил он. – Любовь не приживается в неволе.

Катя отстранилась и сбоку посмотрела на него. Ее волосы лежали естественными крупными завитками, брови были подправлены, но сохранили природную линию. Густые ресницы без всякой туши загибались кверху. Внешностью она ничем не уступала Снежане, а по части женственности превосходила ее.

– Загадочная штука – любовь, – заключил Лавров. – Никогда не знаешь, чего от нее ждать.

– Вы это к чему?

– Жанна д’Арк – кумир вашего мужа?

– Ему нравятся женщины, которые умеют пользоваться оружием. Мечом, саблей, шпагой. Он и меня пробовал приобщить к фехтованию. А я терпеть не могу спорт. Фитнес, аэробика – другое дело. Только без фанатизма.