Эликсир сущности

Кастеллано деловито распорядился:

— Мария, найди эту, как ее…

Он защелкал пальцами, вспоминая.

— В общем, старуху-служанку из третьего акта. Я видел, как на репетициях они перемигивались с Ковшиным. Пусть явится в его гримерку, мы будем там.

— Еще нужен дублер, — напомнил я. — Тот, который заменил Ковшина. Кажется, его фамилия Удашев?

— Да, — подтвердил Кастеллано. — Алексей Георгиевич Удашев. Но его сейчас нет в театре. Алексей Георгиевич всегда приезжает за час до начала спектакля.

— Мы поговорим с ним позже, — недовольно нахмурился Зотов.

Мария вышла, бросив на Прудникова такой взгляд, что бедный следователь снова закашлялся.

Кастеллано церемонно кивнул нам:

— Прошу за мной, господа!

* * *

Кастеллано стремительно шагал по коридорам театра.

Догнав его, я спросил:

— Фамилия Удашева попадалась мне в газетах. Давно он работает в театре?

— Тридцать лет. В прошлом году мы отмечали его юбилей. Сам император прислал поздравление.

— Вот как? — удивился я. — Тогда почему он всего лишь дублер? Почему вы отдали главную роль не ему, а Ковшину?

— Мы ставим «Ромео и Джульетту» великого Шекспира! — гордо заявил Кастеллано. — Новое прочтение классики. Вы знаете, сколько лет Ромео?

— Шестнадцать, кажется, — припомнил я.

— Вот именно! Алексей Георгиевич играл эту роль последние двадцать лет, и играл замечательно. Но публика привередлива! Она требует молодого Ромео.

Кастеллани выразительно закатил глаза к лепному потолку.

— Публику можно понять, — улыбнулся я. — Но как Удашев умудрялся играть Ромео в своем возрасте?

— Алексей Георгиевич в отличной форме. Кроме того, есть зелья перевоплощения.

— Понимаю, — кивнул я. — А где артисты берут эти зелья?

— Покупают у зельеваров на Стеклянном рынке.

Господин Кастеллано легко сбежал по черной лестнице, заваленной старым театральным хламом. Я поторопился за ним, на бегу заметив оскаленную волчью маску, которая таращилась на меня пустыми глазницами из кучи мусора. Позади громко пыхтел следователь Прудников.

— Пришли! — объявил Кастеллано, указав на дощатую дверь под лестницей.

— Так это же кладовка, — удивился я. — В таких дворники хранят метлы и лопаты.

— Отдельную гримерную надо еще заслужить! — гордо произнес Кастеллано. — А Ковшин недостоин и этого.

Я подергал дверь.

— Заперто.

— Конечно, — кивнул Кастеллано. — Ключ у Ковшина.

— Разрешите, Александр Васильевич, — сказал Зотов.

Я посторонился.

Зотов нетерпеливо хлопнул ладонью по замку. Замок жалобно щелкнул, и дверь открылась.

Комнатушка была крохотная. В ней едва поместились обшарпанное трюмо с треснувшим зеркалом и колченогий табурет. Табурет лежал на боку, одна из ножек треснула.

Словно кто-то с силой шваркнул несчастным предметом мебели об пол.

— Смотрите, Александр Васильевич, — сказал мне Зотов, шагнув вперед.

Через всю полированную столешницу трюмо тянулись три свежие царапины. Лак был безжалостно содран, под ним белело дерево.

Похоже на следы когтей.

— Интересно, — усмехнулся я.

Дар напомнил о себе коротким толчком в груди. Я повернулся к господину Кастеллано:

— Далеко отсюда до служебного выхода?

— Дверь сразу за этой лестницей, — поджав губы, ответил Кастеллано.

— И она не запирается? — уточнил я. — Воров не боитесь?

— А что здесь красть? — всплеснул руками Кастеллано. — У нас ничего нет, мы нищие! А дверь закрывается на задвижку изнутри.

— То есть, выйти через нее из здания может кто угодно?

— Ну, конечно! — непонимающе воскликнул Кастеллано.

Я выдвинул левый ящик трюмо. Он оказался пустым.

В правом ящике жил паук. Когда я нарушил его уединение, паук испуганно заметался из угла в угол, скользя длинными ногами по гладкому дереву.

— Здесь нет никакого грима, — сказал я Кастеллано. — Ковшин им не пользовался?

— Может быть, мерзавец унес его домой? — предположил режиссер. — Эти актеры вечно все тащат!

— Опишите его, — попросил я.

— Коренастый, волосы русые. Глаза… серые, кажется. И зубы очень ровные, белые.

— Не похож на Ромео, — заметил Зотов.

Надо же, оказывается, занятой начальник тайной службы знаком с творчеством Шекспира!

Я взглянул на Зотова с уважением.

— Это и не нужно, — отмахнулся Кастеллано. — В актерском деле все решает талант и перевоплощение. А Ковшин очень талантливый, поверьте. Подлец!

— Талантливее Удашева? — предположил я.

Кастеллано пожал плечами, подтянув их к самым ушам.

— Он моложе, это огромное преимущество. Господа, вы позволите мне заняться делами? Я должен готовиться к спектаклю.

За стеной хлопнула дверь.

— Пустите меня! — выкрикнул женский голос.

Оттолкнув Прудникова, в гримерку ворвалась старушка. Она была в длинном старомодном платье и черной кружевной накидке, из-под которой выбивались седые волосы. На левой руке старушки болтался кожаный ридикюль.

— Где Спиридон? — требовательно спросила старушка. — Вы его нашли? Что с ним?

Ее голос был молодым и звучным, без старческой хрипотцы. Это меня удивило.

— А вы кто, мадам? — вежливо поинтересовался Зотов. — Мать или бабушка?

— Я? — грозно спросила старушка. — О, черт!

Она быстрым движением выхватила из ридикюля крохотный пузырек. Выдернула пробку и одним махом проглотила содержимое пузырька.

Мы во все глаза смотрели на нее.

На мгновение я заметил, что лицо старушки расплылось. Я растерянно моргнул и вдруг увидел перед собой молодую девушку.

— Так что со Спиридоном? — требовательно повторила девушка.

Полицейский следователь Прудников сдавленно охнул.

— Почему вы молчите? — воскликнула девушка. — Вы из полиции? А это что такое?