Елисейские Поля
Шрифт:
– Ты поедешь со мной, мама. Поможешь мне выбрать.
– И я, и я, – просит Люка.
– И тебя возьмем. А потом мороженым тебя угощу. Ну, идем, помоги мне одеться.
Владимир Иванович берет Люку за плечо:
– Спасибо, Люка, за Веру.
– Ну вот еще. – Люка скромно опускает глаза…
– Достань чулки, серые, те, с каемкой, знаешь, и платье серое бархатное, – командует Вера из ванной. Вода шумно бежит из крана, и плохо слышно, но переспрашивать нельзя. Вера рассердится. – Рубашку с кружевом. И все надуши.
Вера выходит из ванной розовая и свежая, совсем не похожая на ту, что сидела
– Зачем это?
– А тебе что? Не тебя ведь пудрят.
Мелкая легкая пудра летит по комнате. Люка кашляет.
– И ноги тоже?
– И ноги, – насмешливо отвечает Вера. – Ну, давай скорей рубашку.
– Это все так стараются для портнихи?
– Все.
Люка обдергивает Верино платье:
– Какая ты красивая.
Вера печально качает головой. Маленькие серые перья на ее шляпе дрожат.
– Теперь уже недолго.
– Что недолго?..
Но Вера старательно мажет губы перед зеркалом.
– Мама, я готова. Идем. Скажи, сколько времени еще не будет видно?
– Месяцев пять, даже шесть.
Вера надевает шубу.
– Господи, как мало времени осталось. Ах, как мне надо торопиться жить.
Владимир целует ее руку:
– До свидания, Верочка.
– Я, наверное, опоздаю к обеду. Знаешь, в магазинах, у портнихи…
– Ничего, Верочка. Я подожду.
Они втроем спускаются с лестницы. Но на улице Вера вдруг останавливается.
– Вот что, – говорит она смущенно, – я передумала. Я лучше поеду одна.
– Хорошо, хорошо, Верочка, – поспешно соглашается Екатерина Львовна. – Я тоже думаю, мы будем тебе только мешать.
– Приходи вечером, мама.
– Как же так, Вера, а мороженое?
Но Вера, не слушая, останавливает автомобиль. Люка подбегает к ней:
– Я скажу шоферу адрес, а ты садись.
Вера зло смотрит на нее.
– Что ты за мной шпионишь, змееныш? Поезжайте прямо, – говорит она шоферу и захлопывает дверцу.
Люка совсем сбита с толку:
– Отчего она опять рассердилась?
– Не обращай внимания, Люка. Вера очень нервна, это пройдет.
– А мороженое как же? Вера обещала…
Но Екатерина Львовна торопится:
– Тебе пора в лицей, Люка.
7
На столе две бутылки вина, финики, копченая селедка, плитка шоколада, учебники и тетрадки.
Жанна в гостях у Люки. Люка подливает ей вина, угощает ее финиками, Екатерина Львовна, как всегда, у Веры.
– …Она жила одна в огромной квартире. Одной жить страшно. Она богатая была и все боялась, что ее убьют, никому не верила, – рассказывает Люка шепотом. – Боялась, и убили. Утром нашли в кухне с перерезанным горлом, и все стены в крови. Как раз в Марди-Гра, и маски приходили смотреть. А вечером в доме напротив нашли вторую старуху зарезанную. И думали, тот же убийца. Но это одна зарезала другую, понимаешь? А потом и себя. Вечером в Марди-Гра. Под окнами танцевали Пьеро, играли на бумажных дудках. А соседи видели, как старуха накануне стучалась. И пряталась под зонтик, чтобы ее не узнали. Под зонтик, хотя дождя не было. А та с балкона смотрела: «Это вы? Что давно у меня не были?» – и сама впустила… Зонтик, а дождя не было, – повторяет Люка. – Как приятно, даже в горле щекочет. Зонтик. Большой
зонтик. Под ним вдвоем идти можно. – Люка на минуту задумывается. – А ее все-таки видели… И зонтик не помог. Сама зарезалась бритвой, а не то бы гильотина.Жанна испуганно смотрит на нее:
– Ты это выдумала?
– Нет, я в газете читала. Хочешь, еще расскажу?
– Нет, нет, пожалуйста, не надо. Я боюсь. Мне ночью приснится.
Люка хохочет:
– Трусиха, – и серьезно прибавляет: – Я тоже иногда боюсь ночью, но только не убийц. Что же ты не пьешь?.. Не вкусно?
Жанна пьет, потом вдруг тяжело и беспомощно кладет голову на стол и плачет:
– Ах, Люка.
Люка трясет ее за плечо:
– Ну, Жанна, ну что с тобой? Хочешь воды? Съешь шоколаду, пройдет.
Но Жанна плачет все сильней:
– Ах, я так несчастна.
– Ты?.. – удивляется Люка и с любопытством смотрит на подругу.
– Я, я… – всхлипывает Жанна, – я его так люблю… А он, а они…
– Кто он? Кто они?
– Поль. Поль и Ивонна…
– Ах вот оно что… – Люка трясет головой.
– Нет, ты не смейся. Я ужасно, ужасно, ужасно люблю его.
– А он?
– Он совсем не любит меня. Ему безразлично – я или Ивонна.
Люка смотрит на хорошенькую плачущую Жанну, и ей жаль ее. От выпитого вина она как-то особенно ясно все понимает: и Жаннино горе, и звон часов в столовой, и всю жизнь.
– Послушай. – Она трясет Жанну за плечо. – Ты не плачь. Ты несчастна, но ведь и я тоже несчастна. Это всегда так. Так уж устроено. Сначала все несчастны, а потом выходят замуж, и богаты, и счастливы. Я знаю. Так и с Верой было. И с нами так будет. Надо только подождать. И я жду. Мы только еще немножко слишком молоды. Вот и все.
Жанна поднимает лицо:
– Правда, Люка?
– Ну конечно правда, раз я говорю.
– И Поль женится на мне?
Люка не понимает, как можно влюбиться в Поля. У него потные руки и зубы пломбированные. Но раз Жанна плачет…
– Да, да, он женится, – убежденно шепчет Люка. – Я знаю.
Жанна вытирает глаза кулаком и улыбается блаженной и пьяной улыбкой:
– А что же будет с Ивонной?
– Ивонна лопнет от зависти.
– Как? Совсем лопнет? – уже смеется Жанна.
– Совсем. По всем швам. Придется куски собирать, чтобы в гроб класть. Я знаю. А мы будем счастливы…
Люка наливает себе и Жанне вина:
– Ну, выпьем за наше счастье. Мы будем счастливы. Я знаю… Только немножко еще подождать… И будем счастливы. Честное слово.
Четвертая часть
1
В начале июля перебрались на дачу. Люка была недовольна. Стоило тоже. Разве это дача? Час езды от Парижа, и ни моря, ни хотя бы гор. На такую дачу даже стыдно выезжать. Но Вере нужно в Париж к доктору, а Владимиру Ивановичу – на завод. Вот и сидят здесь.
В саду клумба с левкоями и два куста жасмина. Дорожки слишком белые, слишком чистые. Как будто на открытке. Все сделано для того, чтобы нравилось. А вот Люке не нравится. Совсем не нравится. Даже наоборот, противно. И беседка в углу сада такая ненужная. С кем и о чем в ней беседовать? Лучше бы уже в Париже остаться. Там все-таки Жанна, не так скучно. И от Верочки немного отдохнули бы…