Элизабет Дэвидсон и Тайна янтарного кулона

С самого утра дом наполнился служащими, поварами, когда еще было темно, проснулся дворецкий и уборщицы бегло мельтешили что бы успеть еще раз протереть все поверхности от пыли до того, как проснуться хозяева. Такая суматоха не было по душе Элизабет, но всех слуг в доме она уважала и всегда обращалась на «вы». Самой любимой, конечно, была миссис Филс и нянечка ее младшего брата миссис Розерт. Две старушки отличались от молоденьких служанок доброй душой и внушительным жизненным опытом, а значит, были намного мудрее остальных и в чем-то даже правильнее.

Сама Элизабет не принадлежала к разряду «правильных». Девочка, всегда норовила влезть, в какую-нибудь неприятную ситуацию. И они словно преследовали ее. Все аристократы и знатные люди в городе дивились, как у таких серьезных и воспитанных родителей как у Уильяма и Елены могло родиться такое исчадие ада. Но, к сожалению, никто, из этого знаменитого круга их знакомых не знал, какими были ее родители до такой аристократической жизни и они, по всей видимости, забыли сами.

— Элизабет, пора вставать, — тихо сказала миссис Филс мелодичным и приятным голосом. Он был похож на голос девушки по радио, что рассказывала детям сказки перед сном. В детстве Элизабет часто засыпала именно под этот голос. — Если мадам Дэвидсон увидит тебя не приготовленной к завтраку, ты сама знаете, что будет.

Элизабет неохотно перевернулась с живота на спину и тяжело вздохнула, что бы почувствовать свежий деревенский воздух.

— Мои родители ужасны? — хриплым голосом спросила она, устремив пустой взгляд на потолок, надеясь на справедливый ответ, которым абсолютно всегда удостаивала ее миссис Филс.

— Почему же ужасны? — ответно спросила она, подбирая туфли к утреннему наряду Элизабет. — Какими бы они ни были, всегда помни, что они твои родители и, так или иначе, любят тебя.

— От безысходности, — безразлично бросила Элизабет. — А на самом деле они любят только свои роботы, а мы для них никто.

— Но твоя сестра ведь не жалуется на такую жизнь, — справедливости ради подметила миссис Филс.

— Она точно такой же сноб, как и они, — с отвращением ответила Элизабет и встала с кровати.

Моментально в голове что-то зазвенело, и Элизабет снова на нее присела.

— Подними руки, — ласково приказала миссис Филс и стащила с девочки кружевную ночную рубашку. — Ты задала мне этот вопрос, когда тебе было восемь лет. Помнишь, что я тебе ответила?

Элизабет задумалась, а пока она думала миссис Филс надела на нее ужасно колючее и нестерпимо некрасивое малиновое платье, подала лакированные красные туфли на застежках и подошла к туалетному столику.

— Вы сказали, что самое главное не стать такой как они, — без особых усилий вспомнила Элизабет.

— Именно, — с мягкой улыбкой на губах подтвердила миссис Филс и стала расчесывать длинные светлые с противным (как считала сама Элизабет) золотистым отливом волосы девочки. Они были довольно длинными и благодаря стараниям Элизабет всегда не расчесанные и запутанные.

Но проблема с волосами становилась пустым местом, когда в комнату с нечастыми визитами захаживала мать Элизабет. Это была высокая, элегантная женщина всегда в строгой, официальной одежде с идеально прямыми блестяще-черными волосами. Ее темно-карие глаза отражали только силу. Эта женщина даже на мужчин наводила страх одним лишь уверенным выражением прекрасного лица. Четкая линия губы говорили (как ни странно) о знатности рода, и, к сожалению, а может и счастью, у Элизабет были тонкие бледно-розовые губы без каких-то там признаков знатности. Женщина шла грациозно, спину держала прямо, словно гордый лебедь. В самом ее обличии все было идеальным, как и она сама. Как только она вошла, Элизабет мгновенно встала и почувствовала, как сердце в груди забилось быстрее.

— Доброе утро, миссис Филс, Элизабет, — вежливо, тем не менее, холодно, поздоровалась Елена.

— Доброе утро, мадам, — натянуто улыбнувшись, произнесла миссис Филс.

— Доброе утро, мама, — тихо сказала Элизабет и почувствовала, как по коже пробежал холодок от пристального взгляда матери. Еще никогда в жизни Элизабет так не призирала свою мать как сейчас. Это холодное и чужое выражение лица, эти строгие слова, этот другой человек. Она чувствовала всем сердцем, как ненавидит ее, но промолчала и даже попыталась улыбнуться.

— Мы с отцом решили сегодня поиграть в гольф на заднем дворе, — без особых эмоций в голосе сообщила Елена и, несмотря на лето, Элизабет вдруг стало холодно. Откуда-то изнутри появилась непонятная дрожь, которую она попыталась всеми силами унять. — Я надеюсь, что вы с сестрой присоединитесь. Мы оставим машину возле парадных дверей. Ждем вас там после завтрака. Кэтрин я уже предупредила.

Ничего не объяснив, она уже хотела уходить, но тут вдруг что-то привлекло ее внимание, и она словно вскипела. Ее манеры не позволяли ей раскричаться, и поэтому она сдавлено спросила:

— Миссис Филс, кто вчера вечером убирался в этой комнате?

Она смотрела прямо на стеклянный столик. Ни Элизабет, ни растерянная миссис Филс ничего не понимали и не знали, откуда берет свой источник гнев Елены, но старушка все-таки ответила.

— Я, мадам, — абсолютно спокойно сказала она.

— Тогда ответьте мне, зачем вы убрали лепестки розы, которые вчера как дополнение интерьеру рядом с вазой положил мистер Фиништейн? — Елена говорила холодно и четко. Ее темные глаза горели, а ноздри раздулись от гнева и нервного дыхания женщины.

Миссис Филс с той же непревзойденным спокойствием обернулась, взглянула на пустой столик и с легкой дерзостью в голосе ответила:

— Простите, мадам. Видимо я не заметила тонкую натуру канталийского дизайнера в куче вялых лепестков.

Елена побелела от гнева и злобы.

— Снимаю с вас треть оплаты! — прошипела она и, хлопнув дверью, ушла прочь.

Элизабет повернулась к зеркалу на туалетном столике, но побоялась увидеть в нем разъяренное лицо миссис Филс и вместо этого посмотрела на свои бледные руки, лежащие на худых коленях.

— Где лепестки? — все так же спокойно спросила миссис Филс и Элизабет, наконец, осмелилась оглянуться на нее.

Ничего кроме доброй улыбки она не увидела и именно поэтому бросилась к кровати. Собрав лепестки под подушкой, она с виноватым видом отдала их старушке.

— Мисси Филс, я… я не хотела… я вам все отдам…я ведь не знала, что этот глупый дизайнер приезжал, — проскулила Элизабет и с глухим стуком упала на мягкий пуфик.

— Ничего страшного, — мягко и добро ответила миссис Филс.

— Ну, а деньги? — осторожно спросила Элизабет, когда миссис Филс принялась заплетать ей вторую косу.

— А что деньги? — все с той же улыбкой ответила мисси Филс. — Я ведь здесь не ради денег работаю.

— А ради чего? — возбужденно произнесла Элизабет и ее глаза загорелись прежним озорным блеском.

— Ради тебя, — нежно сказала миссис Филс и завязала тугую косу шелковой лентой. Элизабет покраснела еще больше.

После стараний миссис Филс она стала хоть немного похожа на ребенка из богатой семьи, ну или, по крайней мере, просто на девочку.