Элизабет Дэвидсон и Тайна янтарного кулона

— Давай положим лепестки на место, — предложила миссис Филс и замельтешила к стеклянному столику.

Кучка помятых лепестков спокойно лежала возле вазы с белыми розами. Старушка и девочка рассмеялись. Миссис Филс закрыла двери на балкон, и они вдвоем вышли из комнаты.

*

Войдя в столовую Элизабет ахнула. Канталийский дизайнер оказался на самом деле талантливым, и прежде хмурое помещение превратилось в просторную столовую. Комната тонула в оттенках белого, голубого и молочного. В центре разноцветного ковра расположился длинный дубовый стол великолепной работы. На нем кружевная скатерть и круглая ваза с любимыми белыми розами Елены. Вокруг стола, словно его дополнение располагались прекрасные стулья из того же дерева с подушечками и мягкими спинками. У стены был растоплен камин, а над ним висела картина с семейным портретом Дэвидсонов. Элизабет как считала сама девочка, выглядела на ней очень глупо.

Стол был уже сервирован, как полагаться. Элизабет пришла первой, так как обычно Кэтрин слишком долго выбирала наряд для выхода в «свет», а родители… Что можно было сказать о взрослых?

В приличном обществе не стоило садиться за стол, перед тем как придет глава семейства, а тем более начинать трапезу, поэтому Элизабет подошла к окну, и ее сердце тут же замерло. Примерно десять сельских ребят направлялись к лесу с радостными возгласами и криками, а она с жадностью смотрела им вслед и мечтала хоть на секунду стать одной из них или просто побыть вместе с ними. Вольной птице было тесно в замкнутой клетке. Особенно в клетке хороших манер и поведения.

Вдруг на лестнице послышались шаги, и что бы снова не расстраивать отца своими мечтаниями и фантазиями она резко задернула голубую штору и быстрым, но осторожным шагом подошла к камину.

Это шла ее сестра Кэтрин. Девушке было шестнадцать лет. Ее с раннего детства накрыло волнами легкой жизни, но то, что она знала о настоящей жизни, можно было прировнять нулю. Привлекательность и послушность дали девушке возможность стать одной из тех примерных аристократических девиц, о которых вечно писали в газетах. А вздорный и вольный характер Элизабет как раз таки и закрыл девочке дорогу на страницы изданий, если конечно не в колонку «Их разыскивают миастры». Но Элизабет не расстраивалась по этому поводу, а даже радовалась. Сейчас Кэтрин выглядела как всегда: легкий макияж (только перед родителями), коротенькое ситцевое платьице цвета заката и тряпочные лодочки. Все для того, что бы изобразить святого и послушного ребенка. Вот именно это и отличало двух сестер: одна готова была плясать под чью угодно дудку, а другая сама играет на такой дудке. Но, тем не менее, Кэтрин все-таки была красива. Ее волнистые каштановые волосы стали украшением смазливого лица и лживых голубых глаз. Маленький носик, тонкие губки со слоем гигиенической помады и маленький подбородок — стали визитной карточкой молодой девушки в мир взрослых и влиятельных парней и мужчин. Но только для Элизабет это было не самым главным, хотя для сестры значило много. Смирившись с лживым образом жизни Кэтрин, Элизабет просто перестала обращать внимания на нее.

Зайдя в комнату, она ничего не сказала и нахально уселась на место отца. Элизабет это задело, но выдавать этого она не стала.

Через несколько минут на ступеньках снова послышался шум. Это шли родители Элизабет. Кэтрин мгновенно соскочила со стула, словно ошпаренная, и ненароком перевернула его. Шаги родителей были уже возле двери, и поэтому Кэтрин отпрыгнула назад, так что сестра оказалась ближе всего к перевернутому стулу. Девочка испугалась и нагнулась, что бы поднять его, но именно в тот момент вошли родители. Элизабет чувствовала, что непременно получит хороший нагоняй, и поэтому не стала отрицать и подняла стул. Никто все равно бы ей не поверил.

— Итак, объясните, что здесь происходит, — строгим тоном приказала Елена.

Сопротивляться не было смысла.

— Я случайно перевернула стул отца, — робко ответила Элизабет и бросила на него виноватый взгляд

Уильям Дэвидсон был рослым мужчиной выше Елены почти на целую голову и шире в плечах. Она казалась маленьким комарик по сравнению с ним. Да и злости в таком теле было больше чем у нее. По внешности он ничем не отличался от других мужчин: короткие волосы, голубые глаза и широкие скулы. При одном его виде у Элизабет колыхалось сердце, словно она увидела монстра, а ведь это все-таки был ее отец.

Родители были при всей готовности к гольфу. Отец в белой футболке с надписью «Питер Брейк» (так звали его любимого игрока) и в таких же белых спортивных штанах. А мать в сиреневом платье с соломенной шляпой в руках. И везде чувствовалась роскошь, даже в самой Элизабет, отчего девочке было вдвойне противно.

Перед началом трапезы Уильям попросил дворецкого заменить стул, который перевернула Кэтрин, на другой, что очень обидело Элизабет, но обижаться при таком раскладе было глупо. На перерыве между вторым и десертом Елена неожиданно сказала:

— Думаю, Элизабет, что для тебя сегодня игра в гольф отменяется, и что бы потратить это время с пользой проведи еще один урок с миссис Трайсер. Думаю два часа воспитания и хороших манер, не помешают вам, юная леди, — холодно произнесла она и взглянула на Элизабет своим ледяным взглядом. От этого жеста у девочки снова пробежали мурашки по коже, но она сдержалась.

— Да, мама, — тонким и почти хрустальным голосом согласилась Элизабет и решила молчать все остальное время завтрака.

Когда трапеза наконец-то закончилась, Элизабет поблагодарила за еду и сразу убежала к себе в комнату. Там ее ждала милая и добрая миссис Филс, и место где ей было больше всего в мире хорошо — ее кровать. Миссис Филс разбирала вещи, которые Элизабет засунула под кровать и аккуратно вешала в гардероб.

— Что случилось на этот раз? — обычным тоном спросила миссис Филс, продолжая развешивать помятую одежду.

Элизабет не хотелось рассказывать, но на душе стало так тоскливо, что не поделиться своим горем стало бы просто мукой.

— Кэтрин столкнула папин стул перед завтраком, и все свалила на меня, — панический пробормотала она и чуть не заплакала.

Девочка закрыла глаза, что бы остановить слезы и с приглушенным звуком упала на мягкую кровать.

— И теперь меня ждет два часа хороших манер с миссис Трайсер, — дополнила Элизабет и уперлась лицом в подушку.

Послышался легкий запах перьев и лавандового отбеливателя.

— Плохо то, что ты заработала эти часы незаслуженно, но, в самом деле, немного тебя упустили в воспитании, — неожиданно отрезала миссис Филс и Элизабет чуть не упала с кровати.

— Что?! — взревела она и тут же поняла, что старушка говорит правду. Тем не менее, становиться послушной куклой в руках родителей она не собиралась и только гордилась своим характером. Точно такой же характер был у ее дедушки, и после его смерти бабушка часто говорила, что Элизабет напоминает ей о нем. Но теперь она не видела ни дедушки, ни бабушки, и даже съездить на кладбище не получалось. У всех были дела.

— Извините, — сразу и более степенно сказала Элизабет, и миссис Филс снова улыбнулась своей доброй улыбкой. — Я всем приношу только страдания.

— С чего ты взяла? — удивленно спросила миссис Филс и закрыла дверцу соснового гардероба.

— Потому что так и есть. Даже вас я оскорбляю, хотя вы самый близкий мне человек. — В голосе девочки чувствовалась нежность к этой женщине, которая была так ей дорога, но которая почему-то заставила ее покраснеть.

— Не стоит стыдиться своих чувств, — еще шире улыбаясь, посоветовала миссис Филс и присела рядом с Элизабет. На лице девочки горели алым пламенем щеки, а глаза блестели непонятным блеском. Такой блеск появился в ее глазах, когда она только родилась, и никто не мог объяснить его причину. Все только любовались таким нежным и ласковым созданием снаружи и дивились маленькому монстру внутри.

— И почему ты думаешь, что меня оскорбляешь? — приятным и таким родным Элизабет голосом, спросила миссис Филс. — Я уже не в том возрасте, что бы обращать внимание на такие пустяки. А обижаться, так тем более. В моем возрасте люди спешат сделать то, что не успели сделать в молодости.

— И вы тоже? — Элизабет возбужденно посмотрела на старушку, жаждя ответа.

— Я? А что я? Я сделала все, что от меня требовалось и вот доделываю начатое, — тонко произнесла женщина, и словно прочитав в глазах Элизабет вопрос, преждевременно сказала: — У меня нет незаконченных дел, и я не стану привидением.