Эмблема предателя

Она искоса взглянула на сына, который безотрывно смотрел на нее, желая узнать ее мнение. Алиса сделала вид, что не заметила.

– Ну как тебе, мам?

– Что?

– То, что ты видишь? Фото?

– Немного шевеленки. Но ты правильно выбрал выдержку и диафрагму. В следующий раз, когда будешь снимать натюрморт в недостаточном освещении, используй штатив.

– Да, мама, - ответил Юлиан, улыбнувшись от уха до уха.

"Паршивец знает, что я специально обратила внимание на дефекты", - подумала Алиса и тоже не могла сдержать улыбку. С рождением сына она стала гораздо мягче. Алиса потрепала его по белокурым волосам, а это всегда вызывало у нее улыбку.

– Юлиан, хочешь, устроим пикник в парке вместе с дядей Манфредом?

– А ты мне позволишь взять Кодак?

– Если обещаешь быть осторожным, - с неохотой согласилась Алиса.

– Конечно! В парк, в парк!

– Но сначала иди переоденься.

Юлиан быстро выбежал из комнаты, и Манфред молча уставился на сестру. Под красноватым светом, скрывающим выражение лица, она не могла разгадать, о чем он думает. Алиса, в свою очередь, вытащила из кармана бумагу, которую ей дал Пауль, и впилась в нее взглядом, словно эти несколько слов могли превратиться в Пауля.

– Он дал тебе бумажку с адресом?
– спросил Манфред, читая через ее плечо.
– И это пансион. Бога ради...

– Возможно, у него благие намерения, Манфред, - ответила она, защищаясь.

– Не могу тебя понять, сестренка. Всё это время ты страдала от того, что ничего о нем не знаешь, считая его мертвым и всё такое. И вот он внезапно появляется...

– Ты же знаешь мои чувства к нему.

– Сначала ты могла бы подумать.

При этих словах она скривилась.

– Вот уж спасибо, Манфред. Как будто я недостаточно раскаивалась всё это время.

– Прости, - сказал Манфред, заметив недовольство сестры и ласково потрепав ее по плечу.
– Я не хотел этого говорить. Конечно, ты вольна делать всё, что хочешь. Я лишь не хочу, чтобы тебе причинили боль.

– Я должна попытаться.

Оба несколько мгновений молчали. Из комнаты мальчика доносился шум свалившихся на пол предметов.

– Наверняка пытается поймать мяч.

– А ты уже подумала, что скажешь Юлиану?

– Не имею ни малейшего представления. Полагаю, как-нибудь постепенно.

– Что значит "постепенно", Алиса? Собираешься показать ему ногу и сказать: "Вот это нога твоего отца"? А на следующий день руку? Это нужно сделать разом, тебе придется признать, что всю жизнь ему лгала, и это будет тяжело.

– Да, понимаю, - задумчиво произнесла Алиса.

Снова раздался грохот, на сей раз громче.

– Вот и я!
– прокричал Юлиан с другой стороны двери.

– Вы лучше идите первыми, - сказала Алиса.
– Я сделаю пару бутербродов, и мы встретимся через полчаса у фонтана.

Когда они ушли, Алиса попыталась привести в порядок мысли и то поле битвы, которое оставил после себя Юлиан, но ей пришлось бросить это занятие, обнаружив, что она складывает вместе носки разных цветов.

Она прошла в микроскопическую кухню и сложила в корзинку фрукты, несколько бутербродов с сыром и мармеладом и бутылку сока. Она как раз решала, взять ли одну или две бутылки пива, когда услышала звонок в дверь.

"Они точно что-нибудь забыли, - подумала она.
– "Тем лучше, пойдем все вместе".

Алиса распахнула дверь.

– Вот же дырявая у вас голо...

Последнее слово превратилось в испуганный хрип. Любой другой издал бы его, увидев мундир СС.

А Алиса - потому что узнала лицо того, кто его носил.

– Скучала по мне, шлюха жидовская?
– с улыбкой поинтересовался Юрген.

53

Когда в дверь постучали, Пауль держал в одной руке недоеденное яблоко, а в другой - газету. Еду, которую хозяйка пансиона поставила на стол, он оставил нетронутой, потому что эмоции после встречи с Алисой скрутили его желудок. Он заставил себя прожевать яблоко, чтобы успокоить нервы.

Услышав стук, Пауль вскочил, бросил газету и вытащил из-под подушки пистолет. Спрятав его за спину, он открыл дверь. Это снова оказалась хозяйка.

– Герр Райнер, тут к вам пришли, - сказала она с выражением тревоги на лице.

И отошла в сторону. Посреди коридора стоял Манфред Танненбаум, держа за руку перепуганного мальчика, прижимавшего к себе старый и потертый футбольный мяч, как будто это был спасательный жилет. Когда Пауль пристально посмотрел на мальчика, у него ёкнуло сердце. Белокурые волосы, точеные черты лица, маленькая ямочка на подбородке и голубые глаза. И его манера держаться, не отводя взгляда, хотя и наполненного страхом.

– Это...?
– спросил он у Манфреда подтверждения, в котором не нуждался, потому что сердце уже всё ему сказало.

Тот кивнул, и в третий раз в жизни мир Пауля полетел вверх тормашками в одно мгновение.

– Боже ты мой! Что я наделал!

Десять минут спустя Пауль и Манфред смотрели, как мальчик набросился на сосиску с вареной картошкой, которые не стал есть его отец. Оба молчали. Манфред пытался справиться с потрясением, потому что вернувшись домой за задержавшейся Алисой он обнаружил квартиру пустой, а Пауль боролся с шоком, который испытал, впервые заглянув в глаза сыну.

– Вы мой отец?
– спросил мальчик, как только они вошли в комнату.

Манфред и Пауль вытаращили глаза от изумления.

– Почему ты это сказал, Юлиан?

Мальчик не ответил дяде и взял Пауля за руку, заставив того пригнуться, так чтобы они могли посмотреть друг другу в глаза. Кончиками тонких пальцев он провел по лицу отца, изучая его, словно просто посмотреть было недостаточно. Пауль закрыл на это время глаза, понимая, что может вот-вот расплакаться, а ему бы этого не хотелось.

– Я на вас похож, - наконец объяснил Юлиан.

– Да, сынок. Очень похож.

– Я могу что-нибудь поесть? Просто умираю с голода, - сказал мальчик, показывая на поднос.

– Конечно, - ответил Пауль, подавив порыв обнять ребенка. Он не осмеливался слишком с ним сближаться, ведь мальчик только что узнал, что у него есть отец.

– Иди вымой руки и лицо, - велел Манфред, ласково подтолкнув его к умывальнику.

– Что случилось?
– спросил Пауль.

– Мы собирались устроить пикник. Мы с Юлианом вышли первыми, чтобы подождать его мать, но она слишком долго не появлялась, и мы вернулись. Когда мы подошли к углу дома, сосед сообщил, что к Алисе приходил кто-то в форме СС. Я не осмелился вернуться из страха, что нас там ждут, но идти мне больше некуда.