Эмблема предателя

Пару часов назад вошел Юлиан, встревоженный раздавшимся криком, и обнаружил отца схватившимся за голову и вопящим во все легкие, а дядя истерически заорал, чтобы он немедленно вышел. Он снова закрылся в мерседесе и зарыдал.

Когда всё успокоилось, Манфред отправился за племянником и объяснил ему план. Юлиан вошел в сарай и приблизился к Паулю.

– Ты это сделал только ради мамы?
– спросил он голосом, наполненным почти благоговейным уважением.

– И ради тебя, Юлиан. Потому что я хочу, чтобы мы жили все вместе.

Мальчик не ответил и с силой сжал руку Пауля и не отпускал ее, пока его отец не решил, что пришла пора трогаться в путь. Он сел вместе с Юлианом на заднее сиденье автомобиля.

Манфред проехал семнадцать километров, отделяющие их от концентрационного лагеря, с напряженно сжатыми губами. Им понадобился почти час, чтобы добраться до места, потому что Манфред почти не умел водить, и машина время от времени глохла.

– Когда подъедем туда, автомобиль не должен заглохнуть ни в коем случае, Манфред, - предупредил его Пауль, весьма обеспокоенный.

– Сделаю всё, что смогу.

Въезжая в Дахау, Пауль обратил внимание, как разительно этот город отличается от Мюнхена. Даже сейчас, под покровом ночной темноты, бросалась в глаза царившая здесь нищета. Щербатые, грязные тротуары, разбитые дорожные знаки, облезлые фасады домов.

– Какое печальное место, - заметил Пауль.

– Да уж! Изо всех мест, куда могли увезти Алису, это, безусловно, самое худшее.

– Почему ты так говоришь?

– Наш отец был владельцем порохового завода, который располагался в этом городе.

Пауль уже собирался сказать Манфреду, что его мать работала на этом заводе по производству боеприпасов и что ее уволили, но слишком устал для болтовни.

– Чертовски иронично, что отец продал эту землю нацистам. А они устроили здесь лагерь.

Наконец, они увидели желтую вывеску с четными буквами, возвещающую, что лагерь находится в восьмидесяти метрах.

– Остановись, Манфред. Медленно развернись и поезжай немного назад.

Манфред подчинился, и они вернулись обратно к небольшому зданию, которое проехали несколько минут назад. Оно было похоже на домик лесника, хотя выглядело уже давно нежилым.

– Юлиан, слушай внимательно, - сказал Пауль, взяв мальчика за плечи, чтобы тот посмотрел ему в лицо.
– мы с твоим дядей пойдем в концентрационный лагерь и попытаемся спасти твою мать. Но ты с нами идти не можешь. Я хочу, чтобы ты вышел из машины с моим чемоданом и подождал нас за этим зданием. Спрячься хорошенько, не говори ни с кем и не показывайся, пока не услышишь, как я или дядя тебя зовем. Ты меня понял?

Юлиан кивнул, и губы у него задрожали.

– Ты храбрый мальчик, - сказал Пауль, обнимая его.

– А если вы не вернетесь?

– Не надо так думать, Юлиан. Потому что мы непременно вернемся.

Устроив Юлиана в тайном убежище, Пауль и Манфред сели обратно в машину.

– Почему ты не дал ему указаний на случай, если мы не вернемся?
– спросил Манфред.

– Потому что он смышленый парнишка. Он заглянет в чемодан, возьмет деньги и бросит остальное. И в любом случае, мне его некуда отправить. Как выглядит рана?
– спросил Пауль, зажигая освещение и снимая марлевую повязку.

– Воспалена, но не сильно. Веки не красные. Болит?

– Очень.

Пауль посмотрел на себя в зеркало заднего вида. Там, где раньше находилось глазное яблоко, теперь была только пустота, прикрытая сморщенной кожей. Из-под века вытекла тоненькая струйка крови, похожая на алую слезу.

– Она должна выглядеть старой, черт подери.

– Может, тебя и не попросят снять повязку.

– Спасибо, что напомнил.

Он вытащил из кармана повязку и надел ее, выбросив марлю через окно в кювет. Снова поглядев на себя в зеркало, он почувствовал мурашки по коже.

Из зеркала на него смотрел Юрген.

Он взглянул на нарукавную повязку с нацистской свастикой, красовавшуюся на левой руке.

Пауль вспомнил, как однажды подумал, что скорее умрет, чем нацепит на себя этот символ. И сегодня Пауль Райнер мертв. Сегодня я Юрген фон Шрёдер.

Он пересел с заднего сиденья вперед, вспоминая, каким был его брат. Его выражение надменного превосходства. Его манеру повышать голос, тем самым возвышая самого себя и заставляя всех остальных чувствовать себя низшими существами.

"У меня все получится, - думал Пауль.
– Вот увидим".

– Вперед, Манфред. Нельзя терять времени.

59

ТРУД ОСВОБОЖДАЕТ

Эту фразу из стальных букв он прочитал над воротами у въезда в лагерь. Однако эти слова были не более чем дополнительной преградой. Никто из тех, кто здесь находился, не заработал себе свободу.

Когда мерседес остановился при въезде, из боковой двери вышел сонный охранник в черной форме, бросил беглый взгляд внутрь машины с помощью фонаря и сделал им знак проезжать. Ворота тут же начали открываться.

– Как просто, - прошептал Манфред.

– Ты знаешь хоть одну тюрьму, в которую было бы трудно попасть? Проблемы возникают при выходе, - отозвался Пауль.

Ворота полностью открылись, но автомобиль не сдвинулся с места.

– Да что с тобой, черт побери? Не стой здесь!

– Я не знаю, куда ехать, Пауль, - ответил Манфред, вцепившись обеими руками в руль.

– Вот дерьмо.

Пауль открыл окно и сделал охраннику знак приблизиться. Тот мгновенно подбежал.

– Слушаю.

– У меня страшная головная боль. Сделайте одолжение, объясните моему тупице водителю, как доехать до начальника лагеря. Я привез из Мюнхена приказы.

– Сейчас здесь осталась только охрана в караульной.

– Так покажите, как туда добраться. Мы с этим придурком говорим на разных языках.

Охранник дал указания Манфреду, которому не пришлось притворяться, что он зол на своего "хозяина".

– Ты не слишком ли переусердствовал?

– Если бы ты знал, как мой брат обращался с прислугой... Это я еще изображаю его в лучшие дни.