Эмигранты. Поэзия русского зарубежья

Русь Северный венец

Только мы, северяне, сполна постигаем природу В полнозвучьи всех красок, и звуков, и разностей сил, И когда приближаемся к нашему Новому Году, Нам в морозную ночь загораются сонмы кадил. Только мы усмотрели, что всё совершается в мире Совершенством разбега в раздельности линий Креста, Лишь у нас перемены — в своем нерушимом — четыре, Всеобъемная ширь, четырех тайнодейств полнота. Не дождит нам зима, как у тех, что и осень и лето Не сумеют сполна отличить от зимы и весны. Наша белая быль в драгоценные камни одета, Наши Святки — душа, наша тишь — неземной глубины. О, священная смерть в безупречном — чистейшей одежды, Ты являешь нам лик беспредельно-суровой зимы, Научая нас знать, что, когда замыкаются вежды, Воскресение ждет, — что пасхальны и вербы и мы. Только Север узнал, как в душе полнозначна примета, И предпервую весть приближенья весенних огней Нам чирикнет снегирь, — красногрудый, поманит он лето, Мы расслышим весну — в измененных полозьях саней. Переведались дни — через оттепель — с новым морозом, Зачернелась земля, глухариный окончился ток, И проломленный наст — это мост к подступающим грозам, В полюбивших сердцах разливается алый Восток. Развернись, разбежись, расшумись, полноводная сила, Воля Волги, Оки и пропетого югом Днепра, Сколько звезд — столько птиц, и бескрайно колдует бродило. По лугам, по лесам, по степям — огневая игра. Насладись, ощутив, как сверкают зарницы в рассудке, Захмелевшая кровь провещает свой сказ наизусть, И вздохни близ купав, и довей тишину к незабудке, И с кукушкой расслышь, как в блаженство вливается грусть. Досказалась весна. Распалилась иная истома. Огнердеющий мак. Тайновеющий лес в забытьи. Полноцветное празднество молнии, таинство грома, Вся Россия — в раскатах телеги пророка Ильи. Вся небесная высь — в полосе огневеющей гривы, В перебросе копыт, в перескоке и ржаньи коня. И серебряный дождь напоил золотистые нивы, В каждой травке — припев: «И меня, напои и меня!» Что красивее колоса ржи в полноте многозерни? Что желанней душе, чем тяжелая важность снопа? Что прекрасней, чем труд? Или песня — его достоверней? Лишь работой, припавши к земле, наша мысль не слепа. И опять оттолкнись от тебя обласкавшего праха, Посмотри, как простор углубился вблизи и вдали, Закурчавился ветер, летит, налетает с размаха, Улетают — с душой — далеко — за моря — журавли. Разбросалась брусника. Развесились гроздья рябины. Многозаревный вечер последнее пламя дожег. Столько звезд в высоте, что, наверно, там в небе — смотрины. Новый выглянул серп. Завтра — первый перистый снежок. Осень 1925 Вандея

Русский язык

Язык, великолепный наш язык. Речное и степное в нем раздолье, В нем клекоты орла и волчий рык, Напев и звон и ладан богомолья. В нем воркованье голубя весной, Взлет жаворонка к солнцу — выше, выше. Березовая роща. Свет сквозной. Небесный дождь, просыпанный по крыше. Журчание подземного ключа. Весенний луч, играющий по дверце. В нем Та, что приняла не взмах меча, А семь мечей — в провидящее сердце. И снова ровный гул широких вод. Кукушка. У колодца молодицы. Зеленый луг. Веселый хоровод. Канун на небе. В черном — бег зарницы. Костер бродяг за лесом, на горе, Про Соловья-разбойника былины. «Ау!» в лесу. Светляк в ночной поре. В саду осеннем красный грозд рябины. Соха и серп с звенящею косой. Сто зим в зиме. Проворные салазки. Бежит савраска смирною рысцой. Летит рысак конем крылатой сказки. Пастуший рог. Жалейка до зари. Родимый дом. Тоска острее стали. Здесь хорошо. А там — смотри, смотри. Бежим. Летим. Уйдем. Туда. За дали. Чу, рог другой. В нем бешеный разгул. Ярит борзых и гончих доезжачий. Баю-баю. Мой милый! Ты уснул? Молюсь. Молись. Не вечно неудачи. Я снаряжу тебя в далекий путь. Из тесноты идут вразброд дороги. Как хорошо в чужих краях вздохнуть О нем — там, в синем — о родном пороге. Подснежник наш всегда прорвет свой снег, В размах грозы сцепляются зарницы. К Царьграду не ходил ли наш Олег? Не звал ли в полночь нас полет Жар-птицы? И ты пойдешь дорогой Ермака, Пред недругом вскричишь: «Теснее, други!» Тебя потопит льдяная река, Но ты в века в ней выплывешь в кольчуге. Поняв, что речь речного серебра Не удержать в окованном вертепе, Пойдешь ты в путь дорогою Петра, Чтоб брызг морских добросить в лес и в степи. Гремучим сновиденьем наяву Ты мысль и мощь сольешь в едином хоре, Венчая полноводную Неву С Янтарным морем в вечном договоре. Ты клад найдешь, которого искал, Зальешь и запоешь умы и страны. Не твой ли он, колдующий Байкал, Где в озере под дном не спят вулканы? Добросил ты свой гулкий табор-стан, Свой говор златозвонкий, среброкрылый — До той черты, где Тихий океан Заворожил подсолнечные силы.