Эмиль и трое близнецов

Но наш отличник Мехнерт, конечно, струсил и во время перемены куда-то смылся. Явился он только, когда мы все уже сидели в кабинете физики, вошел в класс вместе с Попрыгунчиком, то есть, я хочу сказать, с господином Каулем, учителем физики. Нам собирались показать что-то про электрические искры - не помню уж точно, что именно. Кауль возился с приборами, а потом велел дежурному задернуть черные занавески, чтобы мы лучше разглядели искры. "Старик, - шепнул мне тут Керте, мой сосед по парте, - это редкий случай. Представляешь, ты в темноте подкрадываешься к Мехнерту, даешь ему в ухо и, прежде чем Попрыгунчик, то есть господин Кауль, успеет зажечь свет, снова сидишь как ни в чем не бывало на своем месте".

Предложение показалось мне потрясающим. Такому гаду, как Мехнерт, полезно дать разок при всех. А из-за темноты будет неясно, кто ударил, получится, будто сама справедливость вершит свой суд. Представляете! Сверхъестественное явление на уроке физики - это нам здорово подвезло!

Густав обвел глазами сидевших за столом. Напряжение, судя по их лицам, нарастало.

– Так вот, - продолжил он.
– Темно было, хоть глаз выколи. Попрыгунчик, то есть господин Кауль, сказал, что сейчас все начнется, и велел нам обратить внимание на искры. И пока все обращали внимание, я тихонько прокрался вперед и ударил что было силы. Ошибки быть не могло - Мехнерт с первого класса сидит в первом ряду на первой парте. Я так ему врезал, что чуть себе руку не сломал.

Капитан Шмаух хлопнул себя по коленке.

– Просто великолепно! Двинул ему разок и сел обратно на свое место как ни в чем не бывало.

Густав печально покачал головой:

– Нет, я не сел на место. От страха я стоял как вкопанный, не в силах пошевельнуться.

– От страха?
– удивилась Клотильда.
– Почему от страха?

– Оказалось, что Мехнерт лысый.

– Лысый?
– переспросил Эмиль.

– Ну да, мой кулак скользнул по лысине, представляешь? Потому что это был вовсе не Мехнерт, а Попрыгунчик, то есть господин Кауль.

Даже официант, принесший капитану грог, не уходил, увлеченный рассказом.

– А получилось вот что...
– продолжал Густав.
– Кауль сел в темноте на парту рядом с Мехнертом. Он тоже хотел поглядеть на искры. Это можно понять. Учителю физики это, должно быть, очень интересно. Но не мог же я догадаться, что в темноте он сядет на место Мехнерта!

Капитан Шмаух смеялся так громко, что оркестра уже не было слышно, хотя играли как раз марш.

Клотильда даже побледнела.

– Ужасно!
– шептала она.
– Прямо мороз идет по колее.

Советник юстиции повернулся к рассказчику:

– Ну, а что было дальше? Густав почесал за ухом.

– В общем-то, все это мура, - сказал он.
– Но все же чувствовал я себя не лучшим образом. Тут, конечно, сразу зажгли свет. Попрыгунчик сидел на месте Мехнерта и держался за лысину. Голова у него явно раскалывалась, и это было неудивительно. Я ведь бил не за страх, а за совесть. Класс застыл, будто громом пораженный. А электрические искры покорно сверкали, словно ничего и не произошло. Но никто не обращал на них никакого внимания.

"Кто это сделал?" - спросил Попрыгунчик, то есть господин Кауль, после долгого молчания.

"Я, - ответил я.
– Простите меня, пожалуйста, господин учитель. Я ошибся".

"Да, ошибся, можешь в этом не сомневаться", - буркнул он и бросился посреди урока опрометью из кабинета. При этом он обеими руками обхватил голову, словно боялся, что она у него отвалится.

Густав помолчал, потом продолжил рассказ:

– Мне все стало вдруг как-то до лампочки. Ребята настолько обалдели, что никто не шелохнулся, а я кинулся на Мехнерта и стал его лупить. Я так его отделал, что он долго помнить будет, три дня потом в школу не ходил... Только я от него отвалил, как меня потащили к директору. Попрыгунчик сидел на диване и все прикладывал к голове смоченный в холодной воде платок. "Я только что узнал, - начал директор, - что ты, воспользовавшись темнотой, коварно напал на нашего старого, заслуженного преподавателя. Само собой разумеется, я выгоню тебя из школы, но все же я попрошу тебя объяснить нам причины твоего гнусного поведения".

Я просто зашелся от этих слов. Никто никогда мне не говорил, что я коварный. И меня прорвало. Я сказал им, что уж если кто коварный, так это их отличник Мехнерт. И удар по затылку тоже предназначался Мехнерту за то, что он во время большой перемены донес на своего товарища. И что они могут пойти в физический кабинет и полюбоваться останками своего любимчика. Если им такие типы больше по душе, чем я, то пусть... Ну, и так далее.

Капитан Шмаух глядел на разгневанного Густава с любовью.

– Ну, а потом что было?

– Потом произошло нечто, за что я до самой смерти буду благодарен господину Каулю.

– Что же он сделал?
– спросил Эмиль.

– Он рассмеялся, - сказал Густав.
– Он так расхохотался, что примочка упала у него с затылка!

Капитан Шмаух снова хлопнул себя по коленке. Потом он обернулся к официанту, который все еще стоял и слушал, и скомандовал:

– Еще один грог!

Глава седьмая

ЭСТРАДНЫЙ КОНЦЕРТ В КОРЛСБЮТТЕЛЕ

Оркестр играл туш. На сцену вышел шикарно одетый, пожалуй, далее чересчур расфранченный господин и от имени дирекции гостиницы приветствовал столь многочисленную публику. Он обещал, что все присутствующие прекрасно проведут вечер, и отпустил несколько шуточек, над которыми, кроме него, никто не смеялся. Это, видно, его разозлило, и он поспешно объявил первый номер: выступает Фердинанд Бадштюбнер, современный Карузо, с лютней.

Карузо-Бадштюбнер оказался толстым седовласым господином. Лютню он держал в руке, а на голове у него была студенческая фуражка. Перебирая струны, он пропел несколько песенок, в которых речь шла о студентах Гейдельберга, о любимой, о красивых хозяйских дочках, о вине и о пивных кружках. Голос у него был не первой свежести. Кончив, он помахал фуражкой. И занавес упал.

– В те годы, я вижу, времени на учебу совсем не оставалось, да? спросил Профессор своего отца.

– В песнях есть преувеличение, - объяснил советник.
– Если бы мы не учились, мы бы ничего не знали.

У Клотильды тоже возник вопрос:

– Почему этот пожилой господин, который только что пел, все еще студент? А если он студент, то почему не учится, а поет нам под лютню песни?

Все переглянулись. Наконец бабушка ответила:

– Он, наверное, заочник.

– А, тогда другое дело, - сказала Клотильда.

Все засмеялись, но она так и не поняла, почему.

– Я получу аттестат и не буду дальше учиться, - сказал Густав.
– Я буду либо автогонщиком, либо летчиком.
– Обернувшись к Эмилю, он спросил: - А ты?

Эмиль на мгновение закрыл глаза. Он подумал о старшине и о том разговоре, который у них был на этот счет.

– Нет, - ответил он.
– Я тоже не буду дальше учиться. Я хочу как можно скорее начать зарабатывать деньги и стать самостоятельным.

Бабушка искоса посмотрела на него, но ничего не сказала.

Следующим номером программы был акробатический танец. Артистка с такой быстротой вертелась вокруг собственной оси, что казалось, глаза у нее где-то на спине, а затылок на лице.