Эмиль и трое близнецов

– Ничего не поделаешь, - сказал Эмиль.
– Есть ради чего страдать.

Пони встала.

– Ты куда?
– спросила бабушка.

– Позвоню домой насчет платья.

– И не думай! Садись на место!
– приказала бабушка.

Она сокрушенно покачала головой.
– Как глупы женщины!

– Верно, - сказал Густав.
– Она уже считает себя великой артисткой. Гретой Гарбо!

– Идиот!
– буркнула Пони.

Он сделал вид, что не слышал, и сказал:

– Если бы я был девчонкой, я бы с горя ушел в монастырь.

– А если бы я была мальчишкой, - ответила Пони, - я бы дала тебе по шее.

...Капитан пошел в гостиницу, чтобы поговорить с Джекки. Но мальчика в гостинице не оказалось. Капитану сказали, что он на теннисном корте. Там капитан его и нашел. Джекки бегал и подбирал укатившиеся мячи. Увидев капитана, он радостно окликнул его:

– Привет, капитан!

– Привет, Джекки. Я хочу с тобой поговорить.

– К сожалению, сейчас никак не могу!
– крикнул Джекки, кидая игроку два мяча и подымая три других, укатившихся с корта.
– Я, как видите, работаю. Пятьдесят пфеннигов в час. Надо же зарабатывать на хлеб, верно? Я вообще не люблю болтаться без дела.

– Понятно, - сказал капитан.
– Когда ты освободишься?

– Ровно через час, если меня не задержат.

– Тогда приходи ко мне ровно через час, если тебя не задержат.

– Есть, капитан!
– крикнул Джекки и снова кинул игроку два мяча.

– Жду!
– крикнул в ответ капитан и зашагал домой.

Бабушка, Эмиль и Пони отправились погулять в лес.

Пони отстала - она собирала цветы.

– Ты регулярно пишешь маме?
– спросила бабушка Эмиля.

– Конечно. Она мне тоже пишет через день.

Они сели на траву. На ветке березы раскачивалась золотистая овсянка. По дорожке деловито расхаживала цапля.

– Я ей тоже написала. Из Копенгагена, - сказала бабушка, глядя на майского жука, который медленно расправил крылья и улетел.
– Скажи, тебе нравится старшина Йешке, мой мальчик?

Эмиль испуганно поднял глаза.

– Разве ты об этом знаешь?

– Ты, может быть, недоволен, что моя дочь спрашивает моего совета, выходить ли ей снова замуж?

– Уже давно решено, что они поженятся.

– Ничего не решено, - возразила бабушка.
– Ничего не решено.

Прибежала Пони, показала свой букет и крикнула:

– Я, кажется, хочу стать садовницей.

– Я согласна, я согласна, чтобы ты стала садовницей. На прошлой неделе ты хотела стать медсестрой. Две недели назад - фармацевтом. Продолжай в том же духе, продолжай в том же духе. Вот только если скажешь, что будешь пожарником, я тебе не поверю.

– Трудно найти себе профессию по душе, - сказала Пони.
– Если бы у меня было много денег, я купила бы самолет и стала летчицей.

– А если бы у твоей бабушки были колеса, она была бы автобусом, сказала бабушка.
– А теперь неси цветы домой и поставь их в воду. Иди, прекрасная садовница.

Пони не хотела уходить.

– Иди, иди, у нас с Эмилем серьезный разговор.

– Я обожаю серьезные разговоры, - сказала Пони.

Бабушка строго посмотрела на внучку. Пони пожала плечами, продекламировала: "Она исчезла, утопая в сиянии голубого дня" - и ушла. Эмиль довольно долго сидел молча. Все тише и тише звучала песня, которую напевала Пони. Наконец Эмиль спросил:

– Бабушка, а почему это еще не решено окончательно?

– Не знаю. Так тебе нравится этот старшина?

– Да. И у нас с ним приличные отношения. Я его зову Генрих, по имени. А главное, его любит мама.

– Что верно, то верно, - согласилась бабушка.
– Но мне кажется, что именно это тебе и неприятно. Не спорь! Когда имеешь такого прекрасного, горячо любящего сына, муж не нужен. Ты, наверно, так считаешь?

– Да, пожалуй, - признался Эмиль.
– Только ты это выразила очень грубо.

– Так и надо, мой мальчик, так и надо! Если один не хочет говорить, другому приходится преувеличивать.

– Я маме никогда в этом не признаюсь, - сказал Эмиль, - но я, честно говоря, представлял себе нашу жизнь иначе. Я думал, мы всегда будем вместе. Вдвоем. Но ведь она его любит, и это все решает. А я... Я ничем себя не выдам.

– Ты уверен?
– спросила бабушка.
– А ты бы посмотрел как-нибудь в зеркало. Тот, кто приносит жертву, не должен сам иметь вид жертвы. Я близорукая старуха. Но, чтобы все прочесть на твоем лице, очки не нужны. В один прекрасный день твоя мать это тоже увидит. И тогда уже ничего не исправишь.

Бабушка порылась в своей сумке и вынула оттуда письмо и очки.

– Я прочту тебе одно место из ее письма. Хотя я, наверно, не должна этого делать. Но я хочу тебе показать, как плохо ты знаешь свою мать. Бабушка нацепила на нос очки и стала читать:

Йешке в самом деле очень милый, надежный и хороший. Я не встречала до него человека, за которого я могла бы выйти замуж, если вообще решиться на этот шаг. Дорогая мама, только тебе я могу признаться, что охотнее всего я осталась бы вдвоем с Эмилем. Йешке, конечно, об этом не подозревает и никогда этого не узнает. Но что мне делать? Со мной может в любой момент что-нибудь случиться. И что тогда будет с мальчиком? А вдруг я перестану зарабатывать? Мой доход и так уже заметно уменьшился. На рыночной площади открылась новая парикмахерская, и все торговки стали ходить туда, потому что жена парикмахера - их постоянная покупательница. Я должна подумать о будущем Эмиля. Это для меня самое важное в жизни. И я буду Йешке хорошей женой. Я это твердо решила. Он заслуживает доброго отношения. Но по-настоящему я люблю только моего единственного, моего дорогого мальчика.

Бабушка положила письмо на колени. Она долго смотрела в одну точку, потом медленно сняла очки.

Эмиль был бледен. Он стиснул зубы. Потом вдруг опустил голову и заплакал.

– Да, да, мой мальчик! Да, да, мой мальчик! Она замолчала и дала ему выплакаться. Спустя некоторое время она сказала:

– Ты любишь только ее, а она - только тебя. И оба вы, несмотря на такую большую любовь, не поняли друг друга и заставили друг друга страдать. Такое случается в жизни. Да, случается.

Сойка с криком пронеслась над верхушками деревьев.

Эмиль вытер глаза и посмотрел на бабушку.

– Я не знаю, что мне делать! Разве я могу допустить, чтобы она вышла замуж ради меня? Когда мы оба больше всего хотим жить вдвоем? Что же мне делать?

– Что тебе делать? Есть два пути, мой мальчик. Либо ты, вернувшись домой, попросишь ее не выходить замуж. Вы кинетесь друг другу в объятия, и с этим делом будет покончено раз и навсегда.

– Либо?

– Либо ты ей ни слова не скажешь! И до самой смерти будешь скрывать от нее свои чувства! И не будешь ходить с видом жертвы! Что выбрать, ты можешь решить только сам. Но я хочу тебе сказать лишь одно: ты становишься старше и твоя мать тоже становится старше. На словах это куда проще, чем на самом деле. Сумеешь ли ты уже через несколько лет зарабатывать достаточно, чтобы вы могли жить? И если даже сумеешь, то где? В Нойштадте? Нет, мой мальчик. Наступает день, когда приходится уезжать из дому. И даже если нужда не гонит, это все равно следует сделать! И тогда твоя мама останется дома одна. Без сына. Без мужа. Совсем одна. И еще вот что: через десять-двенадцать лет ты, наверное, сам женишься. Что будет тогда? Мать и молодая жена плохо уживаются под одной крышей. Я это хорошо знаю. Я это сама пережила.
– У бабушки были такие глаза, что казалось, она глядит не в лес, а в прошлое. Если твоя мама выйдет замуж, каждый из вас принесет другому жертву. Но она никогда не узнает, что я тебе рассказала об ее жертве. И она также никогда не узнает, что и ты ей тоже принес жертву! Потому груз, который она берет на себя ради тебя, будет легче, чем тот, который ты несешь ради нее. Ты меня понял, мой мальчик?